Победный «Факел Гаргалота» - Гай Орловский

«Надеются уйти живыми», – мелькнула мысль, но шансов почти нет – только почему? Ах да, все террористы помнят, что еще во время СССР как-то попытались захватить двух русских инженеров и потребовать выкуп, так ребята из ГРУ сразу обыскали их родню и начали присылать их отрезанные уши и головы. Потому идиоты, не слыхавшие о разнице в менталитетах европейцев, сразу же инженеров доставили к воротам советского посольства и поспешно выпустили из автомобиля.

О такой эффективной работе даже бен Ладен отозвался с похвалой, сказал, что русские такие же безжалостные, как и шахиды, потому их лучше не задевать.

Так что не зря эти горячие ребята так отважно прячут лица.

Пригибаясь, я перебегал от укрытия к укрытию, блин, ну как понять, где закрыты заложники, если здесь двенадцать палуб и стопятьсот кают, не считая примерно такого же количества помещений под спа-салоны, кинотеатры, бары и прочие большие и просторные залы и комнаты, куда можно согнать это обкуренное и обоссавшееся от ужаса стадо и подпереть дверь спичкой, все равно никто не сдвинется.

От другого борта донеслись приближающиеся голоса уже трех человек. Я чувствовал, как меня трясет, один только вид, когда наставляют стволы автоматов, а пальцы на спусковых крючках, приводит в ужас, но если перейду в мир темной материи, в нем я незрим, однако двигаюсь так, что год бродить по этому авианосцу, пытаясь отыскать комнату с заложниками. Хотя, думаю, это не комната, а большой зал, чтобы держать всех вместе, охранять можно поставить одного…

Все пронеслось в черепе со скоростью вихря, я вскинул руки над столбиком ящиков, за которыми спрятался, и прокричал:

– Я без оружия!.. Можно выйти?

Там послышалось щелканье затворов, затем злой голос:

– Выходи. Но медленно!

Я начал подниматься, держа руки высоко над головой. В десяти шагах остановились, держа автоматы на изготовку, трое боевиков с черными платками на лицах до самых глаз, похожие не только одеждой, но и сложением, словно братья из дальнего аула. У ног крайнего две объемистые сумки, с такими туристы выезжают в дальние странствия.

Средний спросил резко:

– Там кто-то еще?

– Я один, господин, – сказал я торопливо. – Никого больше!

Он опустил ствол, но двое его напарников по-прежнему держат меня на прицеле, а он поинтересовался так же резко и с подозрением в злом голосе:

– А ты как здесь оказался?

Я все еще с поднятыми руками пролепетал испуганно:

– Господин, я из обслуживающей команды!.. Официант! Я только слуга, а слуги нужны всем!

Он нахмурился, единственная мимика, которую видно на лице.

– Мы официантов, поваров и прочий сброд заперли.

– Не всех, господин, – сказал я униженно, – еще двоих моих коллег… взяли…

– Кто взял?

Я сказал смущенно:

– Женщины… Иногда знатной и богатой надоедают из своего круга, вот и отрывается на слугах…

Он помолчал, переваривая, один из боевиков слева коротко хохотнул:

– Покажешь!.. Мне или вон Ибрагиму. Пусть узнает, что такое настоящие мужчины…

– Покажу, – сказал я покорно, – но тут почти все такие! Замужем за богатыми стариками, а трахаются с их телохранителями. Господин, можно мне опустить руки? Я всего лишь официант. Хоть отдохну, а то целый день подай, принеси, вытри… Хорошо, что вы их захватили! Мне так легче.

Боевик, которого назвали Ибрагимом, сказал с оттенком зависти:

– Подай, принеси, а ночью еще и трахай дочек миллиардеров?.. Да, у такой роскошной жизни две стороны. Рашид, пусть он принесет нам вина и еды…

Рашид, явно старший в группе, сказал резко:

– Какое вино? Ибрагим, ты теперь мусульманин, забыл?

Ибрагим ухмыльнулся.

– Я выбрал ислам хайдарнейского толка. А им можно пить вино и жрать свинину. Ладно, я сам свинине предпочитаю баранину, но как отказаться от вина, которое святой пророк Ной спас от потопа и вывез на ковчеге? Разве он был неправ?

Рашид сказал недовольно:

– Не Ной, а Нух. Ладно, пей, но другим не показывай.

– Да все знают, – ответил Ибрагим так благодушно, что даже я заподозрил, что переход в ислам для него такая же игра, как до этого был то ли в ку-клукс-клане, то ли в коммунистическом трансгуманизме. – У нас половина таких.

«Еще бы, – мелькнула непрошеная мысль, – как там у Николая Степановича: уже не одно столетье вот так мы бродим по миру, мы бродим и трубим в трубы, мы бродим и бьем в барабаны – не нужны ли крепкие руки, не нужно ли твердое сердце, и красная кровь не нужна ли республике иль королю? А сейчас, когда так давно не было войны, а народу они нужны, необходимы, он их страстно жаждет и без них жить не может…»

– Все равно не показывай, – велел Рашид резко. – Не совращай малых сих своим европейским развратом… А ты, официант, иди за мной. Не делай резких движений, у нас люди пугливые, стреляют сразу.

– Ой, – сказал я, – так привык к этим богатым бездельникам, что ничего не умеют… Они тут даже от воробья не отобьются! И я с ними такой…

– Бери вон те сумки, – велел он, – и топай за Рустамом. Он покажет, куда отнести!

– Слушаюсь, господин, – ответил я послушно, – я здесь для того, чтобы носить и подавать! Я человек маленький.

Он ухмыльнулся.

– Но хотел бы стать выше?

– А кто не хочет? – спросил я. – Вот и услуживаю, чаевые беру…

Рашид пнул ногой одну из объемистых сумок, с такими сумасшедшие ухитряются подниматься даже на горы.

– Хватай и неси.

По весу не так уж, я нес за ним, повторяя все их повороты, старался понять, то ли в рюкзаках не совсем взрывчатка, то ли я стал крепче.

Опускаться пришлось в самые недра, куда гостям вход заказан, да те и сами с какой дури попрутся в машинное отделение, где мощно гудят гигантские турбины или что тут такое, я просто вижу мощь, что с легкостью разгоняет этот ледокол до скорости гончего авто на идеальном шоссе.

Рашид прошел к металлическому шкафу, где огоньки сверху донизу и примитивные клавиши вместо сенсорных панелей, со вздохом облегчения опустил сумку со своего плеча на пол.

– Ставь тут… А ты крепче, чем выглядишь!

– Да я такое ношу с утра до вечера, – ответил я скромно. – Мне даже посуду мыть не доверяют!

– Только подай-принеси?

– Точно, господин. Говорят, тупой. А я не тупой…

– А какой ты?

– Просто необразованный, – ответил я с гордостью. – Может, еще и глупый, ну и что?

– Скоты, – посочувствовал он. – Ладно, иди наверх.

Я предложил услужливо:

– Могу вам и тут помочь! Что-то сдвинуть, подвинуть, принести, отнести, сломать, разбить…

Он засмеялся.

– Молодец. Но иди, иди обратно, там другую работу дадут. Ибрагима ты уже знаешь.

Я послушно развернулся и заторопился наверх. Жаль, не посмотрел, что будет устанавливать, но зато выяснил главное: видеонаблюдение отключили всюду, как только взбежали на корабль. И хотя лица прикрыты платками, но теперь системы опознавания сопоставляют и другие характеристики, начиная с роста и телосложения и заканчивая мимикой и жестами, что труднее скрыть, да и невозможно проследить сразу за всем.

Рашид, похоже, командует группой, а яхту захватил большой и хорошо подготовленный отряд, однако его командир все же опасается снайперов, мало ли на какую дурь пойдет правительство, потому боевиков рассредоточил внизу, борта дают прекрасное укрытие, а среди этих гребаных двенадцати палуб можно разместить целую армию.

Наверху Ибрагим общается с боевиком, что завязал лицо платком так, что и брови спрятаны, глаза едва заметно мерцают через тонкую ткань, постоянно оглядывается, чувствуя себя на прицеле хорошо натренированных снайперов, когда у каждого палец уже на спусковой скобе.

– …Отведешь к борту, – услышал я четкий голос Ибрагима, – поставишь так, чтобы с берега видели хорошо, а у них прекрасные бинокли… не хуже, чем у нас, и шлепнешь инфиделя в затылок. Кричать «Аллах акбар» не надо, не услышат.

Боевик сказал хищно:

– Все равно крикну! Я же не для них, для себя!

– Как хочешь, – сказал Ибрагим, по его лицу я видел, что ему хоть «Слава КПСС», хоть «Слава американской демократии!» звучит одинаково по-дурацки. – Главное, чтобы там засняли, как труп красиво падает через борт в воду. Понял? По всем каналам покажут, а потом будут повторять, чтобы весь мир видел, какие мы звери…

– Да, – поддакнул я, – то ли дело, не покидая Америки, летать беспилотниками над селами и сбрасывать бомбы на дома. Такое не заснимают на видео! А снимают, народу не показывают.

Боевик скользнул по мне одобряющим взглядом.

– Сделаю, Ибрагим!.

Он ушел, Ибрагим посмотрел на меня очень внимательно.

– Тебе чего?

– Здо́рово, – сказал я с восторгом. – Так им и надо!.. А нельзя сразу по двое расстреливать? Или по трое?.. Их на яхте много!