Победный «Факел Гаргалота» - Гай Орловский

Мы с Керком неспешно приблизились, я сделал успокаивающий жест – дескать, не власть, не бойтесь, такой же вольный пират, как и вы, поинтересовался:

– Они что, в самом деле все пастухи из горных аулов?

Один оглянулся, еще молодой, но уже бородатый, как Джон Руни-младший, в больших очках с дополненной реальностью, протянул мне руку.

– Збигнев Мюллер, – назвался он. – Вы коснулись больного места, о котором стараются не упоминать. Уже знаете, что половина из террористов выходцы из Западной Европы?

– Предполагал, – ответил я. – Это почти очевидно даже для диванных хомячков.

Он сказал невесело:

– В западном мире кризис веры. Без нее человек, как оказалось, не может. Хотя мало кто это осознает. И даже тот, кто гордо заявляет о своем атеизме, порой чувствует немалый дискомфорт в душе. Вера – важнейший стержень человека. Вот потому на атеистичном Западе все больше принимают ислам. Что опасно и тревожно. Результат перед глазами.

Керк сказал успокаивающе:

– По мировой статистике, ислам все же очень мирная религия. Есть там и радикальные течения, как и в христианстве, но девяносто процентов принимающих ислам в Европе выбирают традиционный, как религию мира и добра.

Збигнев смотрел на него набычившись.

– Это точные сведения?

– Абсолютно, – заверил Керк, – можете перепроверить по всем каналам.

Збигнев покачал головой.

– Вы сказали страшные вещи и сами не поняли, что брякнули. Сейчас в мире больше миллиарда мусульман. Из них примерно сто тысяч придерживаются экстремистских взглядов, готовы пополнять группы террористов. Но это сотая доля процента!.. Не процент, а сотая часть процента. Ясно?

Они помолчали, Керк пробормотал:

– Значит, из новопринявших в экстремисты идет не сотая доля процента, а сразу десять из каждой сотни?

– Вот-вот, – буркнул Збигнев. – Я всегда говорил, нам не страшен сам ислам, не страшны даже традиционные экстремисты с их традиционной защитой древних ценностей! Но вот эти новые, что пришли из Европы, Америки, России…

Керк сказал с неохотой:

– И что предлагаете?.. В пику начать пропаганду христианства? Это вызовет смех и падение правительств. Везде расценят, как стратегическое отступление по всем фронтам демократии и мультикультурной толерантности.

Он покосился на меня, но я скромно слушаю, а Збигнев проронил:

– Согласен, время христианства ушло. Ладно, не жалко, но ушли и его базовые ценности! А это чревато, но… что сделано, то сделано, пусть и по дури и спешке старающихся обогнать друг друга политиков.

– Пустоту заполняют даже в квартире, – сказал Керк, – а в душах заполнить ее еще важнее. Мы сами дали оружие исламу.

Збигнев вскинулся:

– Почему не запретят поставки во все исламские страны?

Керк поморщился.

– Говорю о другом оружии. Вы же сами сказали, мы выбросили христианские ценности из своих душ, а пустоту заполняет ислам своими. Вы готовы предложить другие?

Я посмотрел на него с уважением, под маской рядового функционера Министерства юстиции прячется очень неглупый человек и, главное, думающий не так, как положено говорить и даже вещать.

Збигнев невесело улыбнулся.

– Да, вот прямо сейчас и предложим. Еще покруче тех, над созданием которых Иисус ломал голову до тридцати лет, а Мухаммад вообще до сорока… С вашего разрешения я вернусь к съемке, а то, если начнется захват, могу что-то упустить…

Я напомнил:

– При захвате террористы взорвут яхту. С этим как думают выкручиваться?

– А если ничего не предпримем, – напомнил Збигнев, – сперва перебьют заложников на глазах у нас… точнее, под объективами камер, что намного хуже, а потом яхту с заложниками все равно взорвут. Им жизнь не дорога. Даже тем, кто ни в каких гурий не верит.

Керк сказал хмуро:

– А кто верит? Это наша пропаганда старается выставить террористов тупыми и невежественными. Декабристы и всякие остальные бомбисты не были религиозными фанатиками.

– Да уж, – согласился я, – когда террорист Федор Михайлович стоял на виселице на табуретке и с петлей на шее, он уже тогда не был тупым… Спасибо, ребята, это же так здорово, что я не один на свете такой умный!

Керк хотел было проводить меня дальше, но я указал на троих смишников, за ними нужен глаз да глаз, и он нехотя остался, а я сделал рожу кирпичом и пошел вдоль пирса в ту сторону, где под укрытием бронетранспортеров сосредоточились какие-то фигуры в защитных одеждах и с полностью закрытыми щитками лицами.

Навстречу быстро вышел человек, выглядящий как громила из фильма Гая Ричи, и с сильным британским акцентом спросил:

– А ты чего покинул пост?

– Что? Что я покинул? – сказал я.

Он понял мой английский так же плохо, как я его британский, и переспросил еще раз:

– Чего с поста ушел?

– Пост? – ответил я. – Какой пост?

Он немного задумался, посмотрел на меня внимательно и спросил:

– Ты здесь работаешь?

– Нет.

Тут у него округлились глаза и вытянулось лицо.

– А что ты тут делаешь?

– Ну это, гуляю, – ответил я.

В этот момент за его спиной появилось еще две мужские фигуры, один из них, скорее всего, был русским, судя по голосу.

– Эта территория, – сказал он с сильным акцентом, не прибегая к брелоку-переводчику на груди, – закрыта для посещения. Вы не должны здесь находиться. Вы как вообще сюда возниклись?

Я ответил дружелюбно:

– Шел по улице, увидел красивый авианосец, изумился, почему его называют яхтой, решил подойти поближе.

– Вы долженны изыдить прямо сейчас, – произнес он таким голосом, словно английский изучал по пьесам Шекспира. – Я свяжусь с охраной и воззову, чтобы выяснили, как и зачем вы тут и здесь авианосничаете.

Я не стал задерживаться, раскланялся, сделал идиотское лицо, сказал, что не знал, что все так серьезно, и, развернувшись, пошел в обратную сторону. Спокойно прошел обратно по небольшой эстакаде, спустился по неработающему эскалатору в темный зал, нашел там лестницу и снова вышел на широкую площадь пристани.

Рабочие в униформах пожарных носятся по всей территории, но не выходят на причал, суетятся еще и служащие с надписями крупными буквами на спине, военных почти не видно, да это и понятно – снайперы уже заняли позиции, да и те пока шелохнуться не имеют права, всяк повторяет себе, что террористы пригрозили взорвать корабль вместе со всеми заложниками.

Автомобили с надписями «Ambulance» появляются один за другим, но выстраиваются в три ряда за стеной административного корпуса порта, что загораживает их от вида с яхты.

К Крамеру то и дело подходят люди, кто в одежде работников порта, кто как-то из посторонних, что-то докладывают с таким видом, словно весь порт принадлежит ему.

Умеет себя подать, мелькнула мысль. Или продать. В мире бизнеса это одно из первых условий успеха.

Сейчас с ним тихонько обсуждают что-то двое мужчин бывалого сложения, рослые, но не толстые, в хороших костюмах, скрывающих как мускулатуру, так и выправку. Одного узнал сразу, хотя тот и переоделся под местного курортника, он встречал нас в аэропорту.

– Напрасные предосторожности, – сказал я. – Спецназ как будто нарочито все…

Крамер обернулся, а мужчины рассматривали меня молча и не двигаясь.

– Почему?

– Такое не спрячешь.

– С яхты не видно, – ответил он.

Я отмахнулся.

– Даже я догадался бы оставить в порту одного-двоих, что будут сообщать на судно обо всем, что творится здесь.

Герман пробормотал многозначительно:

– Взгляд профессионала.

Я огрызнулся:

– Не присобачивайте мне профессионализм в чем-то еще, кроме поедания шашлыков из баранины!.. Хотя из телятины тоже хорошо ем. Я вообще в этом деле спец.

Герман промолчал, только сам Крамер буркнул:

– Но я не заметил, хотя у меня побольше опыт.

Я смолчал, но, похоже, что-то на моем лице отразилось, Крамер вздохнул и покачал головой, словно увидел на моем месте интеллигентного Чикатило.

Я поинтересовался:

– Когда будет готов заправщик? Осточертело ходить взад-вперед, когда ничего не происходит, а я смотреть люблю. Из партера желательно.

Герман и его напарник снова смолчали, только рассматривают меня с интересом, а Крамер ответил с надеждой:

– Уже готов, но для террористов сделали вид, что был пустым, и только-только начали заправку. Причем спросили у них, какую им нужно марку топлива и какой фирмы. Это позволило понять, что капитан и команда еще живы, раз ответ пришел очень точный.

– И когда нальют?

Он вздохнул.

– Заканчивают. Но дальше тянуть нельзя, террористы нервничают. Еще одного застрелили.

– Не сказали, кого?

Он мотнул головой:

– Нет.

– Кого-то из команды, – сказал я утешающе. – Или охранника. Зачем им там сорок человек?.. Настоящих заложников начнут стрелять в самом конце. Я имею в виду гостей. Хотя большинство во всех странах, как уже показали нелегальные опросы, надеются, что сперва перебьют золотую молодежь… В общем, а почему бы нам не пойти посмотреть на тот заправщик?