Всё или ничего (СИ) - "niki123"

- Садись, - произнес Чезаре.

Эдмунд медленно сел на кровать, оперевшись о матрас рукой. Сидеть было все еще больно. Это от альфы не укрылось. Тут он открыл небольшой сундук и что-то вытащил из него. Эдмунд опознал это как рубашку.

- Возьми. Я не хочу, чтобы ты разгуливал полуголым.

Омега взял протянутую рубашку. Она была темно-зеленой, плотной. Довольно приятной на ощупь. Парень натянул ее на себя. Ужасно велика, рукава полностью закрывали кисти рук. Эдмунд неуклюже подогнул левой рукой правый рукав. Правая рука отказывалась повиноваться. Вертеть ей было больно. Чезаре молча протянул свою руку, Эдмунд посмотрел на нее, но своей руки не подал. Тогда альфа сам взял его руку и очень осторожно закатал рукав, не касаясь кожи.

- Бери вилку и ешь, - без нажима сказал Чезаре.

Эдмунд пожал плечами, взял вилку и принялся есть. Чезаре сел напротив него и стал поглощать пищу. Они молчали. Омега ел, смотря в миску, Чезаре его не трогал. Через двадцать минут парень отложил вилку.

- Спасибо. Я пойду к себе, - сказал он, поднимаясь.

Альфа проводил его взглядом, но останавливать не стал.

Нужно дать ему немного времени.

========== Глава 15 ==========

Эдмунд совершенно не выспался. В кресле спать оказалось ужасно неудобно: то свисали ноги, то начинала болеть поясница, то затекала шея. Ко всему прочему омега не стал топить камин, о чем сильно пожалел где-то в третьем часу ночи, судя по собственным ощущениям. В комнате было так темно, что парень около получаса искал свечу и столько же - огниво, чтобы все-таки разжечь камин. За то время пока Эдмунд разводил огонь, он успел сильно стереть колени, потому что на корточках было сидеть совершенно немыслимо.

Зато потом Эдмунд полулежал-полусидел в кресле и долго-долго смотрел на танцующий яркий огонь, который отбрасывал причудливые блики на лицо и обивку кресла. Сон у парня как рукой сняло. Он сидел, накрывшись плащом, просто смотрел в огонь. И отгонял непрошеные мысли.

Они в основном крутились вокруг семьи. Тосковал ли Эдмунд по ним? Не то слово. Но он совершенно не представлял, увидит ли их снова в своей жизни. И как сможет смотреть им в глаза, зная, что произошло. Как можно будет смеяться над остротами Кайла, который всегда безжалостно высмеивал прогнивших, опустившихся людей, если сам вступил в их ряды в тот момент, когда согласился быть… подстилкой этого человека.

Подстилка…

Эдмунд сильно-сильно сжал подлокотники кресла, костяшки побелели от напряжения. Внутри все скрутилось и беспрестанно болело какой-то странной тупой болью, которая немилосердно терзала душу с удвоенной силой, стоило начать думать. Только сейчас омега начал чувствовать эту боль, раньше ему было совершенно все равно. А теперь было очень больно. И еще до ужаса… обидно.

Дурацкое слово, детское, но именно оно хорошо выражало то чувство, которое так прочно укоренилось внутри. Только сейчас Эдмунд понял, что раньше он немного, но…но… доверял альфе, если это можно так назвать. Забавно, но до того вечера он никогда не делал омеге по-настоящему больно. Он его не бил, не издевался, кормил, плащ дал и перчатки. А ночью… при воспоминании об этом Эдмунда просто скрутило от боли. Потому что раньше капитан был почти нежен. И относился с каким-то пониманием. Это было только в постели, едва уловимо, но парень это чувствовал.

А сейчас… сейчас просто стало понятно, кто он для него на самом деле. Подстилка, у которой можно не спрашивать согласия, достаточно только повалить ее на кровать. И от этого было больно вдвойне. А еще было ужасно стыдно, что тобой просто так можно воспользоваться. И где-то в самой глубине души притаилась злость. Не на Чезаре, на него злиться было бесполезно. Он пират, убийца и вор, глупо было ожидать к себе другого отношения от такого человека. Эдмунд злился на себя. Злился на собственную наивность, глупость, злился за то, что не смог противостоять, дать отпор этому человеку. Что оказался слишком слаб.

Он не Ник, тот бы умер и утащил противника с собой, но никогда бы не сдался. А он не смог. Не хватило навыка и сноровки, смелости и ума. Просто ничтожество.

Трэвис был прав. Он никто. И никогда никем не станет, навечно останется пустоголовым омегой. И этого уже не изменить.

*

Чезаре тихо зашел в комнату омеги. Утро уже давно миновало, альфа собирался вытащить синеглазку из его комнаты и отправиться с ним погулять куда-нибудь. Потому что нельзя дать ему замкнуться в своем горе и тоске, надо заставить его раскричаться, расплакаться, сделать хоть что-нибудь. Иначе он никогда не станет прежним.

Чезаре помнил, как двенадцать лет назад он сам крушил все на своем пути после… побега оттуда . Мужчина тогда мог убить просто за неудачную шутку, косой взгляд. Он помнил, как его пытался сдерживать Пандар, как они дрались, нанося друг другу ужасные увечья, от которых у Змея остались шрамы, а у капитана не осталось ничего. И только после того, как вся ярость в нем закончилась, он смог увидеть мир вокруг. И был обязан за это Змеиной роже до конца своих дней.

А теперь он хотел сделать то же самое для Эдмунда. Дать ему возможность выплеснуть накопившиеся эмоции на него. Пускай он его ударит. Или накричит. Или попытается сбежать. Но сделает что-нибудь, а не будет ходить тенью по своей комнате.

Альфа тихо прошел по ковру до кресла, в котором свернулся калачиком омега. Плащ упал на пол, парень весь сжался от холода. Чезаре поднял плащ и повесил его на спинку кресла. Тут его взгляд привлек какой-то бумажный комок на полу. Мужчина поднял его и осторожно развернул, стараясь производить как можно меньше шума. Рисунок. Он был очень странным, не похожим на другие. Весь будто размытый, нечеткий. Будто смотришь на что-то сквозь пелену слез или боли. Много темных, мрачных красок. А в центре угадывается светлая фигурка. Одинокая человеческая фигурка в океане страданий.

Чезаре вздохнул и потер переносицу. Стало очень… горько от сознания того, что в этом состоянии синеглазки виноват только он сам. А теперь он не знал, как это исправить, как заслужить прощение. Потому что сам никогда бы не простил такого. Но Эдмунд же другой?

Альфа присел на корточки перед креслом, провел рукой по золотым спутавшимся волосам. Мягкие и очень гладкие, будто шелк между пальцами пропускаешь. Чезаре провел пальцами по шее, пощекотал за ушком. Эдмунд смешно дернул носом, и альфа замер. Затем медленно провел кончиками пальцев по чуть приоткрытым губам парня, почувствовав его мерное дыхание кожей. Мужчина медленно склонился и прижался своими губами к его в мимолетном поцелуе. Омега не отреагировал, и альфа поцеловал его еще раз. А потом еще. Затем легко-легко поцеловал нежную кожу щеки, подбородка. Потом чуть подул за ушком. Эдмунд очень трогательно улыбнулся во сне от прикосновения.

- Синеглазка… - шепотом позвал его Чезаре, щекоча за ушком. - Поднимайся. Пойдем погуляем.

Эдмунд тут же распахнул глаза, альфа с сожалением смотрел, как выражение спокойствия и легкая улыбка сходят с лица омеги, и их сменяет замкнутость и настороженность. Эдмунд резко отшатнулся от мужчины, едва не упав с кресла, но Чезаре успел его поддержать. Парень немедленно встал и отошел на пару шагов назад.

- Доброе утро, - спокойно поприветствовал его Чезаре, медленно подходя к омеге.

- Стой на месте, пожалуйста, - негромко попросил его Эдмунд, складывая руки на груди. Его голос был чуть хриплым ото сна, омега часто моргал, силясь выйти из страны ночных грез.

- Синеглазка… - мягко проговорил мужчина, делая полшага перед и поднимая руки в примирительном жесте, - я ничего тебе не сделаю. Не нужно от меня так шарахаться.

- Я не шарахаюсь, - парировал Эдмунд деревянным голосом. Затем опустил руки и прошел близко-близко от альфы, хотя и не прикоснулся к нему. Затем взял плащ и надел его.

- Ты голоден?

- Нет.

- Тогда… мы можем идти? - несколько удивленно поинтересовался Чезаре.

Он почему-то думал, что омегу придется сначала долго будить, потом так же долго упрашивать, даже угрожать. А тут он так быстро согласился… Удивительно. Может, ему просто самому надоело сидеть в четырех стенах?