Колесо судьбы. Канон равновесия (СИ) - Александра Плотникова

В лицо ударил теплый ветер. И было в нем что-то родное, ради чего хотелось выбраться из надоевшей черноты. Могучими порывами ветер выдирал из меня вцепившийся в душу холод, срывал клочья неживой, неправильной тьмы. Я снова услышала знакомый, чуть хрипловатый голос. Волк! Волчик! Я уцепилась за имя, как за соломинку. Даэнну, забери меня отсюда! Злой мрак трубы превратился просто в красноватую мглу под веками. Но глаз открывать не хотелось — сил не было. Звуки, запахи и прикосновения складывались в нечеткую, разрозненную картину, которая пыталась ускользнуть от еще мутного сознания и рассыпаться ворохом серых осколков.

Усталое дыхание надо мной. Шелест перьев. Шорох одежды. Ровный стук сердца в широкой груди. Веселый треск пламени где-то в стороне… Когти, чуть впившиеся от напряжения в кожу на моем плече — это хорошо, что мне больно, это значит, что я жива. Его запах, терпкий и чуть горьковатый, теплый. Шероховатые, но мягкие пальцы на моей щеке едва заметно щекочут кончиками когтей. Воздух в комнате теплый, пахнет деревом, кожей, чем-то сладким. Кажется, розами?

Я все-таки чуть-чуть приоткрыла глаза, чтобы взглянуть на него сквозь ресницы. Муторная слабость не давала мне даже мысленно коснуться его, огромного, нежного и тревожного. Свет его глаз, обрамленных тенями усталости, мерцал, словно собирался потухнуть, с лица сбежала краска, и из зеленоватого оно стало серым. Я вздохнула и снова опустила тяжелые, будто песком присыпанные веки.

Вы думаете, меня радостно прижали к сердцу, вознося цветистую хвалу небесам за спасение и клянясь в вечной любви? Глубоко ошибаетесь.

Любимый сунул мне под нос большую кружку с какой-то теплой дурно пахнущей гадостью и непререкаемым тоном заявил:

— Пей. До дна. Лучше сама, а то силой волью.

Я послушно глотнула и тут же пожалела об этом — вкус оказался еще хуже запаха. Несусветная маслянисто-вяжущая горечь с кислым привкусом колом встала у меня в горле, но Волк не дал опомниться, заставив глотнуть еще раз. После третьего глотка жидкость безжалостно запросилась наружу вместе с тем, что было в желудке.

Такого «удовольствия» я никогда не пожелаю даже злейшему врагу! Минут десять нутро мое выворачивалось наизнанку над фарфоровым тазиком, а потом я, униженная до глубины души, взахлеб ревела у него на руках под жесткими перьями сомкнутых крыльев. И вот тут мой ифенху утешал меня всеми силами, как умел, а я впервые рискнула назвать его Даэнну.

И так повторялось много раз за те дни, пока мы оставались в охотничьем домике. Тело отказывалось мне служить, я с трудом могла даже сесть, превратившись в вялую тряпичную куклу в руках своих лекарей-мучителей. Спала у Волка под крылом, через силу глотала травяную дрянь, ела только потому, что он кормил меня с ложки и не отставал, пока в животе не оказывалась хоть малость из того, что готовила местная повариха. С нами оставалась Альнейрис, и с ее помощью мне удавалось следить за собой, несмотря на то, что из одежды был только халат. Я стыдилась беспомощности и постоянных конфузов, на меня махали руками, чтобы прекратила страдать ерундой. Слуг ко мне не допускали, ибо государь предпочитал делать все сам, отчего мне становилось вдвойне неловко. Но, чего греха таить, и приятно от такого безраздельного внимания тоже.

Дни мои тянулись вяло. Бесконечные часы безделья заполняла болтовня Альнейрис, травившей фривольные гвардейские байки. Она напоминала ураган, носящийся по дому с желанием всем помочь и всем услужить. Смешливая и деятельная, она так и лучилась энергией. Только иногда в желто-карих глазах промелькивало что-то непонятное, сумрачное, и она начинала шарахаться от Волка, прятаться где-нибудь в дальних комнатах, пока ее оттуда не извлекали, чтобы втянуть в очередное занятие.

А я с удивлением ловила себя на мысли, что хочу обучить ее нашим обычаям и со временем ввести в семью в качестве тоэ-сиэрре[14]. Но согласится ли на такое Даэнну? И почему подобные мысли вообще меня посещают?.. оставалось только удивляться самой себе.

Место для своего уединенного убежища Эль-Тару выбрал чудное — светлый сосновый бор, рассеченный надвое неширокой рекой. Одуряющий смолистый аромат, настоянный на запахах земли, воды и грибов, делал воздух густым и вкусным. Солнечный свет, падая меж стволов корабельных сосен, становился золотисто-зеленым и расцвечивал серый камень особняка, утонувшего в зелени кустов шиповника. Едва я нашла в себе силы сползать с кровати, как тотчас потребовала от Волка право большую часть времени проводить среди цветов, а не в компании с тазиком. К моему удивлению роскошные, усыпанные алыми и розовыми цветами кусты вырастил он сам! Вид государя, вооруженного вместо меча садовыми ножницами, вызвал у меня тайную улыбку.

Иногда то с одним, то с другим делом заглядывал Разэнтьер, и тогда за меня было кому заступиться перед неумолимыми пернатыми извергами. Кланмастер относился ко мне не иначе как с почтительным восхищением, словно я была не меньше, чем богиней. Признаюсь, меня это до сих пор смущает. Как по мне, не должен член семьи так себя вести! Разэнтьер, увы, до сих пор думает иначе. Для него служба и долг превыше всего, а внимание близких к себе он считает непозволительной роскошью. Переубедить его не получается даже у Волка, что уж говорить про товарищей по службе и подчиненных.

И еще одно я открыла для себя заново: настолько же, насколько знать боялась, простые люди уважали Ваэрдена. Это виделось в искренней почтительности слуг, поколениями живших при «волчьем логове», в том, с каким спокойным достоинством они исполняли свои обязанности, одновременно не надоедая государю и нам с Альнейрис излишним присутствием. Иногда я слышала краем уха, как горничная с поварихой простодушно судачат: мол, наконец-то повезло волку-одиночке с женщиной, остепенится, да диким быть перестанет…

Нравилось нам уединение и спокойствие, в котором не нужно было ни о чем задумываться и постоянно ждать удара в спину. Нравилось сидеть у огня на мохнатой бурой шкуре, обнявшись, и высматривая образы в пляшущих языках. Нравилось заглядывать друг другу в книжки через плечо или дурачиться с Альнейрис, пугая прислугу возней и рыками. Но две недели нежданного отдыха пролетели чуть ли не как один день. Надо было возвращаться в Тореадрим и снова надевать маски.

Я хорошо помню тот разговор в день накануне отъезда. Тень Владыки к тому времени нас покинула, Разэнтьер уже привел ашигхов и дожидался приказа ехать. А мы гуляли по лесу рука об руку.

Тишину мягкого пасмурного дня разбавляло птичье щебетание, изредка перемежаемое дробным стуком дятлов. В кронах шелестел ветер, роняя наземь с листьев задержавшиеся после недавнего дождя капли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});