Осколки (СИ) - Ангел Ксения

Утро началось с суеты – в деревне вовсю готовились к празднику. Входные двери украшали высушенными прошлогодними цветами и зелеными лентами, на главной площади выставляли кадки с талой водой. Звонко щебетали девицы, отовсюду слышался смех и визг – детишки носились по двору, имитируя сражение. Ча выглядел почти здоровым и даже сумел отбиться от “вражеского” воина, бросившегося ему наперерез. Лаверн наблюдала за ним с крыльца, и легкая улыбка освещала ее лицо.

Улыбка сползла, когда в деревню вернулся отряд Морелла, возглавляемым некромантом. Он выглядел намного лучше, и, встретившись с ним взглядом, Лаверн поджала губы. И подбородок вздернула, а от самой чародейки повеяло холодом, способным заморозить весь континент. Этих двоих явно связывало общее прошлое, и Роланд понял, что этот факт царапает гордость. Она знала его отца, вспомнил Роланд слова Сверра перед ритуалом. И бывала в Клыке. Что связывает ее и семью некроманта? И насколько сильна эта связь?

Эостру праздновали в подлеске, на поляне, усыпанной гранитными валунами. Там, среди камней, били горячие источники, и деревенские жители, ничуть не стесняясь друг друга и гостей, устроили массовые купания. Считалось, что искупавшийся в природном водоеме в день Эостры запасается силой и здоровьем на целый год. Женщины наполняют плодородной силой свои лона, мужчины укрепляют мускулатуру, детям же духи дают способность противостоять болезням весь грядущий год. Вереница девственниц в белых льняных рубахах и сплетенных из прошлогодних цветов венках зажгли благовония у лика Невинной, а затем первыми вошли в нетронутые воды горячего озера. Когда они, смущенные и смеющиеся вынырнули и выбрались на берег, плотная мокрая ткань облепила их юные исходящие жаром тела, и Роланд вспомнил минувшую ночь и Лаверн, льнущую к нему в постели.

Она тоже искупалась, вместе с деревенскими молодухами. Мужним женам полагалось надевать серые одежды из некрашеной ткани, тем самым подчеркивая, что свою невинность они потеряли. Но даже в сером бесформенном одеянии Лаверн была прекрасна. Ее собранные в пучок серебристые локоны тяжелой волной струились по спине, мокрая рубаха не скрывала соблазнительных изгибов, и Роланд гордился, что эта женщина приняла его и его семя. Он не сомневался, что вскоре она также примет его покровительство и защиту, поклявшись хранить ему верность в храме Тринадцати.

А потом он проследил за жадным взглядом некроманта, прилипшим к телу Лаверн, и радость омрачилась ревностью. Впрочем, сама Лаверн на Морелла даже не взглянула. По примеру других женщин, которые после купания прошествовали к мужьям, она подошла к Роланду и, лукаво усмехаясь, позволила закутать ее в цвета его рода.

Намек? Безмолвное согласие? Или же очередная ее шутка?

К лицу Роланда прилила кровь, когда он увел ее, завернутую в его плащ, от общей купальни на поляну, где уже были выставлены столы с томящимися на них яствами.

После того, как после купания все переоделись в сухое, грянул пир. Еда была незамысловатой, но удивительно вкусной: оленина в меду, пареная репа, томленный в свиной жиру картофель, пироги с луком и яйцами, ржаные лепешки, бобы и свекла. Вино и крепкий горный эль. Местные музыканты нараспев исполняли песни про горцев, и один раз Лаверн даже вытащила его танцевать.

Танцевать Роланд не умел. Еще в день свадьбы с Эллой он оттоптал невесте ноги, и она, смеясь, отметила, что больше ни за что не выйдет с ним в круг. Лаверн, казалось, не смущала неуклюжесть Роланда. Менестрели пели о девушке, жениха которой изгнали из селения, и она страдает, желая вернуть любимого. А затем придумывает план и замышляет повесить того, кто виновен в изгнании ее зазнобы. Она уверена, что после этого ее горец сможет вернуться домой. Достаточно грустные слова сопровождались при этом веселым мотивом, и к концу песни Роланд запыхался, стараясь не отставать от Лаверн и попадать в такт музыке. Чародейка преобразилась и заливисто смеялась, а зеленые ленты в ее волосах трепетали на ветру.

Мужчины мерялись силой на поляне, и Роланд тоже принял участие, уложив на лопатки двоих людей Морелла, на что тот отреагировал весьма благодушно, отвесив Роланду шутовской поклон и хваля его ратные таланты. Кэлвина Роланду одолеть не удалось, анимаг выбил оружие из его руки и повалил на землю. А затем помог подняться и дружески похлопал по плечу. Роланд отметил, что проникается силой духа и преданностью Кэлвина, и немногословный защитник Лаверн ему определенно нравится.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мальчишки перекрикивали друг друга, болея то за одного, то за другого воина. Ча засыпал Роланда вопросами о том, как тот зажигает свой меч во время боя, и он невольно залюбовался тем, с каким восторгом мальчик слушает и впитывает новые знания. Роланд, желая порадовать Ча, сотворил огненный шар на ладони, но мальчик отчего-то испугался и спрятался за юбку Лаверн.

– Это всего лишь огонь, – успокоила она. – Видишь, он послушен Роланду и не причинит вреда.

– Шаман, – нахмурился мальчик. – Тот, которого ты убила. Он приходил ко мне во сне и сказал, что огонь погубит тебя.

– Он мертв и не может ничего знать, – резко ответила Лаверн. Слишком резко. Роланд увидел, как она побледнела. Он не понимал, о чем говорит Ча, но Лаверн его слова явно задели.

– Кто тот шаман, о котором говорил Ча? – спросил Роланд, когда Ча убежал играть с другими мальчишками.

– Никто, – сухо ответила она, не глядя ему в глаза. – Он не стоит того, чтобы о нем вспоминали.

– О, он стоит! – Некромант появился из ниоткуда и разрушил их уединение. Присел слева от Лаверн, подливая вина ей в чашу. Роланд заскрежетал зубами и сжал кулаки. – Он был силен. Но ты оказалась сильнее. Не умаляй своих способностей, душа моя.

– Рада, что вам лучше, лорд Морелл. – Лицо чародейки исказила кривая улыбка. – В груди больше не болит?

– К счастью, я выносливее того… шамана, – усмехнулся он.

– Хитрее, – поправила Лаверн и воинственно на него посмотрела. – Что ж, это будет мне уроком.

– Ты всегда была очень способной, – хрипло ответил некромант. Нашел в толпе смеющуюся Марию и кивком указал на нее. – Подруге больше нечему тебя учить. Уверен, лорд Норберт вполне оценил навыки, которые ты у нее переняла.

– Боюсь, общение со мной плохо сказывается на вас, милорд, – прошипела Лаверн, с силой сжимая чашу, отчего вино пролилось на устланный белыми холстинами стол. В зарождающихся сумерках пятно напоминало кровь. – Вы бледны и выглядите усталым.

– Скоро мы прибудем в Кэтленд, и я это исправлю.

– Уверена, леди Морелл постарается, чтобы вы почувствовали себя лучше, – бесцветно обронила Лаверн и встала. – Прошу извинить, мне нужно обсудить будущее путешествие со своими людьми.

– Советую отступить сейчас, милорд, – сказал Сверр Роланду, глядя в спину удаляющейся Лаверн. – Вы не найдете здесь того, что ищете.

– Возможно, – согласился Роланд. – Но сделаю все, чтобы и вы не нашли.

Удивленный взгляд некроманта был ему лучшим подарком.

Ульрик

По ночам ему снился дом.

Высокие крепостные стены, лучники, застывшие у бойниц, мужчины с засученными до локтей рукавами, катившие бочки со смолой и таскающие камни. Чудовища, скопившиеся у стен, окруженные многотысячным войском. У чудовищ были крепкие пластинчатые спины, огромные клешни и острые жала, с которых на землю капал яд. На одном из чудовищ восседал Хунбиш и смотрел своим черным глазом прямо в сердце Ульрика. И справа – неизменно справа от колдуна – дребезжа, рождалась аномалия.

Он просыпался с криком и с трудом успокаивал дыхание. В груди болело, и эта боль теперь преследовала Ульрика везде. Они покалечили его – эта шлюшка и некромант. Откуда он вообще взялся? И как провидцы Ра-аана не увидели, что Морелл вмешается?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сан-Мио сбежала, не заботясь об участи Ульрика. Наверняка она уже в столице империи, докладывает отцу о провалившейся миссии. Ульрик не справился. Проиграл. Победа была так близко, от ликования у него кружилась голова. Все, что им оставалось – пересечь Белый Залив и добраться до разлома, но вдруг появился некромант и сломал все планы. Сначала он подавил магию Ульрика, а затем сделал из него своего раба. Ульрик чувствовал волю Морелла – она заполняла тело тяжелой смрадной силой, подавляла, заставляла склонить голову и подчиниться.