Современная жрица Изиды - Всеволод Соловьев

Вдругъ получаю отъ 9 декабря (по новому стилю) изъ Вюрцбурга французское письмо, написанное совершенно незнакомымъ мнѣ почеркомъ. Гляжу на подпись: «Agréez, Monsieur, je vous en prie l'expression de mes sentiments distingués. C. Wachtmeister». Вспоминаю, что Блаватская говорила мнѣ какъ-то вскользь о какой-то датчанкѣ, графинѣ Вахтмейстеръ. Читаю и удивляюсь: эта незнакомая мнѣ дама, соболѣзнуя моему нездоровью, происходящему отъ неправильнаго кровообращенія, о чемъ она слышала отъ госпожи Блаватской, желаетъ меня вылѣчить.

«Pour vous donner de la confiance en moi, — пишетъ она, — je dois vous dire que j'ai la manie de guérir les gens et que pendant cet été j'ai soigné 250 malades…» [73].

Затѣмъ эта добрая дама входила во всѣ подробности и рекомендовала мнѣ, находящемуся въ Петербургѣ, тотчасъ же пріобрѣсти таинственныя капли, продающіяся только въ Лондонѣ, и употреблять ихъ такимъ-то и такимъ-то образомъ, а черезъ недѣлю написать ей о результатѣ. «Et alors nous verrons» [74]-говорила она.

Но дѣло, само собою разумѣется, было не въ капляхъ, а въ слѣдующей припискѣ:

«…Madame espère bientôt recevoir de vos nouvelles et que vous repondrez à ses lettres; si vous voudriez lui procurer un moment de plaisir vous lui enverrez de vieux timbres poste dont elle fait collection pour sa tante, c'est la quantité non la qualité qui a sa valeur à ses yeux…» [75].

Вотъ къ какой маленькой хитрости прибѣгла Елена Петровна. Она подвигла свою новую пріятельницу написать мнѣ это письмо, разсчитывая, что незнакомой мнѣ дамѣ, которая желаетъ вылѣчить меня отъ болѣзней, я ужь непремѣнно отвѣчу. Но это было шито до того бѣлыми нитками, что я совершилъ огромную невѣжливость и оставилъ любезное посланіе гр. Вахтмейстеръ безъ отвѣта. Мнѣ не пришлось раскаяваться въ своей невѣжливости, такъ какъ дальнѣйшія свѣдѣнія объ этой дамѣ оправдываютъ мой образъ дѣйствій.

Прошло еще около двухъ мѣсяцевъ. Я за это время пополнилъ мой багажъ достовѣрными свѣдѣніями о Блаватской и сообщилъ о результатѣ моихъ разслѣдованій мистеру Майерсу и Шарлю Ришэ. Затѣмъ я вернулся въ Парижъ, гдѣ засталъ m-me де-Морсье совсѣмъ больную и разстроенную скандальнымъ дѣломъ Могини.

Теперь она была достаточно подготовлена, и я разсказалъ ей все о моемъ пребываніи въ Вюрцбургѣ и о свѣдѣніяхъ, полученныхъ мною въ Петербургѣ.

— Это лишь подтверждаетъ то, что мнѣ, къ несчастію, уже самой извѣстно, — сказала она и, въ свою очередь, сообщила мнѣ парижскія новости и показала письма къ ней Блаватской, въ которыхъ наша «madame» не стѣснялась и выказала себя съ самой отталкивающей стороны.

Черезъ нѣсколько дней я, къ величайшему моему изумленію, получилъ отъ Блаватской новое посланіе на многихъ страницахъ. Она, какъ ни въ чемъ не бывало, разсказывала мнѣ по-своему, отвратительно и цинично, инцидентъ Могини. Но теперь милый «чела» былъ у нея уже не негодяемъ, а невинной жертвой ужасной дѣвицы, которая хотѣла обольстить его. Затѣмъ она, тоже по-своему, передавала мнѣ содержаніе отчета Годжсона[76], только-что опубликованнаго Лондонскимъ Обществомъ для психическихъ изслѣдованій, и, конечно, находила, что этотъ отчетъ ничего не стоитъ и что Годжсонъ ничего не доказалъ…

Она ни слова не говорила о письмѣ ко мнѣ гр. Вахтмейстеръ, оставшемся безъ отвѣта; но писала объ этой дамѣ слѣдующее:

«Вотъ графиня Вахтмейстеръ, и она видала „хозяина“ и не разъ, въ эти два года нѣсколько десятковъ разъ. А здѣсь видитъ ежедневно, какъ это вамъ засвидѣтельствуетъ ея собственноручное письмо, которое будетъ напечатано. И она знала „хозяина“ прежде, нежели познакомилась со мной и сдѣлалась теософкой.»

Г-жа Желиховская въ статьѣ своей («Русское Обозрѣніе» 1891 г. Декабрь. стр. 587) тоже особенно рекомендуетъ гр. Вахтмейстеръ вниманію русскихъ читателей и сообщаетъ о ней такія свѣдѣнія: «Она отдала всю жизнь свою и все состояніе дѣлу теософіи, была неразлучна съ Е. П. Блаватской и постоянно и нынѣ работаетъ въ лондонской конторѣ теософическаго общества въ Сити (7 Duke street) завѣдуя ею.»

Затѣмъ г-жа Желиховская приводитъ выдержки изъ дружескихъ къ ней писемъ гр. Вахтмейстеръ относительно святости Елены Петровны и особенно указываетъ на графиню, какъ на самаго достовѣрнаго свидѣтеля всѣхъ чудесъ, сотворенныхъ Блаватской.

Рѣшительно не знаю, насколько вѣрны приведенныя выше свѣдѣнія о прошломъ гр. Вахтмейстеръ, но если они вѣрны, то приходится сожалѣть, что эта дама такъ прекрасно начала свою жизнь и такъ плохо ее кончаетъ. А затѣмъ является, самъ собою, естественный и законный вопросъ — кто же она такое? Несчастная ли жертва Блаватской и Теософическаго Общества, отдавшая ему не только свое состояніе, но и свой разсудокъ, или женщина, сознательно погубившая свою душу, сдѣлавшись сообщницей Блаватской и лжесвидѣтельницей не только ея обманныхъ феноменовъ, но и ежедневныхъ появленій «хозяина», когда не было даже адіарскихъ «кисейныхъ» приспособленій? Если она, по заявленію г-жи Желиховской, управляетъ нынѣ столь разросшимися дѣлами лондонской конторы Теософическаго Общества, то довольно затруднительно признать ея невмѣняемость. А потому, значитъ… но вернемся къ дѣлу.

XXII

Прочтя письмо Елены Петровны, я отвѣтилъ ей, прося оставить меня въ покоѣ, сидѣть смирно и не лѣзть въ петлю. Я повторялъ также совѣтъ, данный ей мною при нашемъ прощаньи въ Вюрцбургѣ. На это я получилъ отъ нея такой документъ, изъ котораго она выяснялась вся цѣликомъ и передъ которымъ блѣднѣли даже ея Вюрцбургскія признанія. Она озаглавила его «моя исповѣдь» — и вотъ что я прочелъ въ этомъ посланіи:

«Я рѣшилась (два раза подчеркнуто). Представлялась ли когда вашему писательскому воображенію слѣдующая картина: живетъ въ лѣсу кабанъ — невзрачное, но и никому не вредящее животное, пока его оставляютъ въ покоѣ въ его лѣсу съ дружелюбными ему другими звѣрями. Кабанъ этотъ никогда отродясь никому не дѣлалъ зла, а только хрюкалъ себѣ поѣдая собственные ему принадлежащіе корни въ оберегаемомъ имъ лѣсу. Напускаютъ на него, ни съ того, ни съ сего, стаю свирѣпыхъ собакъ; выгоняютъ изъ лѣса, угрожаютъ поджечь родной лѣсъ и оставить самого скитальцемъ, безъ крова, котораго всякій можетъ убить. Отъ этихъ собакъ, онъ пока, хотя и не трусъ по природѣ, убѣгаетъ, старается избѣжать ихъ ради лѣса, чтобы его не выжгли. Но вдругъ одинъ за другимъ присоединяются къ собакамъ дотолѣ дружелюбные ему звѣри; и они начинаютъ гнаться за нимъ, аукать, стараясь укусить и поймать, чтобы совсѣмъ доканать. Выбившись изъ силъ, кабанъ видя, что его лѣсъ уже подожгли и не спастись ни ему самому — ни чащѣ — что остается кабану дѣлать? А вотъ что: остановиться, повернуться лицомъ къ бѣшенной стаѣ собакъ и звѣрей и показать себя всего (два раза подчеркнуто), какъ онъ есть, т. е. лицомъ товаръ, а затѣмъ напасть въ свою очередь на враговъ и убить столькихъ изъ нихъ насколько силъ хватитъ, пока не упадетъ онъ мертвый и тогда уже дѣйствительно безсильный.

Повѣрьте мнѣ, я погибла потому что рѣшила саму себя погубить — или же произвести реакцію, сказавъ всю божескую о себѣ правду, но не щадя и враговъ. И на это я твердо рѣшилась и съ сего же дня начинаю приготовляться, чтобы быть готовою. Я не бѣгу болѣе. Вмѣстѣ съ этимъ письмомъ или нѣсколькими часами позднѣе я буду сама въ Парижѣ, а затѣмъ въ Лондонѣ. Готовъ одинъ человѣкъ французъ — да еще извѣстный журналистъ, съ радостью приняться за работу и написать подъ мою диктовку краткое, но сильное, а главное — правдивое описаніе моей жизни. Я даже не буду защищаться, ни оправдываться. Я просто скажу въ этой книгѣ: въ 1848 г. я, ненавидя мужа, Н. В. Блаватскаго (можетъ и несправедливо, но ужь такая натура моя была Богомъ дарованная) уѣхала отъ него, бросила — дѣвственницей (приведу документы и письмо, доказывающіе это, да и самъ онъ не такой свинья, чтобы отказаться отъ этого). Любила я одного человѣка крѣпко — но еще болѣе любила тайныя науки, вѣря въ колдовство, чары и т. п. Странствовала я съ нимъ тамъ и сямъ и въ Азіи, и въ Америкѣ, и по Европѣ. Встрѣтилась я съ такимъ-то (хоть колдуномъ зовите, ему-то что). Въ 1858 году, была въ Лондонѣ, и такая-то и такая исторія произошла съ ребенкомъ — не моимъ (послѣдуютъ свидѣтельства медицинскія хоть парижскаго факультета и другихъ, для того и ѣду въ Парижъ). Говорили про меня то-то и то-то; что я и развратничала, и бѣсновалась, и т. д. Все разскажу, какъ слѣдуетъ, все что ни дѣлала, двадцать лѣтъ и болѣе смѣясь надъ qu'en dira-t'on, заметая слѣды того, чѣмъ дѣйствительно занималась, т. е. sciences occultes, ради родныхъ и семейства, которые тогда прокляли бы меня. Разскажу какъ я съ восемнадцати лѣтъ старалась заставить людей говорить о себѣ, что у меня и тотъ любовникомъ состоитъ и другой и сотни ихъ — разскажу даже то, о чемъ никогда людямъ и не снилось — и докажу. Затѣмъ оповѣдаю свѣтъ какъ вдругъ у меня глаза открылись на весь ужасъ моего нравственнаго самоубійства; какъ послана я была въ Америку — пробовать свои психологическія способности. Какъ создала я общество тамъ [77] да стала грѣхи замаливать, стараясь и людей улучшать и жертвуя собою для ихъ возрожденія. Поименую всѣхъ вернувшихся на путь истинный теософовъ — пьяницъ, развратниковъ — которые сдѣлались чуть не святыми особенно въ Индіи [78] и тѣхъ которые поступивъ теософами, продолжали прежнюю жизнь, какъ будто и дѣло дѣлали (а ихъ много), да еще первые накинулись на меня присоединясь къ стаѣ гнавшихся за мною собакъ. Опишу много русскихъ вельможъ и не вельможъ, См-ву между прочимъ, ея диффамацію и какъ это вышло враньемъ и клеветой [79]. Не пощажу я себя — клянусь не пощажу, сама зажгу съ четырехъ концовъ лѣсъ родной — Общество сирѣчь — и погибну — но погибну въ огромной компаніи. Дастъ Богъ помру, подохну тотчасъ по публикаціи;- а нѣтъ, не допуститъ „хозяинъ“ [80]-такъ мнѣ-то чего бояться? Развѣ я преступница противъ законовъ? Развѣ я убивала кого, грабила, чернила? Я американская гражданка и въ Россію мнѣ не ѣхать. Отъ Блаватскаго, коли и живъ — чего мнѣ бояться; мы съ нимъ тридцать восемь лѣтъ какъ разстались, пожили затѣмъ три съ половиною дня въ 1863 г. въ Тифлисѣ, да и опять разстались. Ме — рфъ? — Плевать мнѣ на него эгоиста и лицемѣра. Онъ меня выдалъ, погубилъ разсказавъ вранье медіуму Юму — который позоритъ меня уже десять лѣтъ — ну тѣмъ хуже для него. Вы поймите — ради Общества я дорожила своей репутаціей эти десять лѣтъ, дрожала, какъ бы слухи основанные по моимъ же стараніямъ (великолѣпный казусъ для психологовъ, для Richet съ К®) и преувеличенные во сто разъ, не бросили бы безчестія на Общество, замаравъ меня. Я готова была на колѣняхъ молиться за тѣхъ, которые помогали мнѣ бросить завѣсу на мое прошлое — отдать жизнь и всѣ силы тѣмъ, кто помогалъ мнѣ. Но теперь? Неужели вы или медіумъ Юмъ или Ме — рфъ или кто-либо въ мірѣ устрашитъ меня угрозами, когда я сама рѣшилась на полную исповѣдь? Смѣшно. Я мучилась и убивалась изъ страха и боязни, что поврежу Обществу, убью его. Но теперь я болѣе не мучусь. Я все обсудила холодно и здраво, я все рискнула на одну карту — все (два раза подчеркнуто) — вырываю орудіе изъ рукъ враговъ и пишу книгу, которая прогремитъ на всю Европу и Азію, дастъ огромныя деньги, которыя останутся сиротѣ-племянницѣ — дѣвочкѣ невинной — сиротѣ брата. Еслибы даже всѣ гадости, всѣ сплетни и выдумки противъ меня оказались святой истиной, то все же я не хуже была бы чѣмъ сотни княгинь, графинь, придворныхъ дамъ и принцесъ, самой королевы Изабеллы — отдающихся и даже продающихся отъ придворныхъ кавалеровъ до кучеровъ и кельнеровъ включительно всему мужскому роду — что про меня могутъ сказать хуже этого? — А это я сама все скажу и подпишу.