Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах - Валерий Ледяев

Но в то же время X не так уж и стремились к непосредственному контролю над политическими институтами: им было важно, чтобы не было излишнего вмешательства политических институтов в бизнес, и их вполне устраивала такая степень влияния на местную политику, которая обеспечивала реализацию основных интересов бизнес-класса Миддлтауна, обозначенных ранее (умеренные налоги, ограничение возможностей профсоюзов, контроль за численно превосходящим рабочим классом и др.) [Ibid.: 89].

Линды отмечают, что влияние X на политическую жизнь в Миддлтауне скорее имело неосознаваемый и неформальный характер. Прямого командования не было, однако фактически никто не осмеливался критиковать политику X – ни другие бизнесмены, ни политики. Отношения с политиками не строились по принципу «командование – подчинение»: «здесь нет правления босса». Например, мэр города отнюдь не был «инструментом X». Не было, как отмечают Линды, и откровенных соглашений между мэром и семьей. Более адекватным они считали другое объяснение: «Люди скорее начинают колебаться при принятии важных решений, если они не согласуются с политикой X» [Lynd, Lynd, 1937: 92, 97][248].

В целом политики в Миддлтауне были несколько дистанцированы от бизнесменов: «Они обычно не были допущены в узкие круги бизнес-класса, но при этом должны были работать с ними, чтобы “добиться чего-нибудь”». Но при этом бизнес-класс «не испытывал большого уважения к местной политике и политикам, рассматривая их как неизбежное зло, которое бизнес поддерживает и контролирует настолько, насколько необходимо для поддержания кооперации в определенных делах» [Ibid.: 329].

Исследование Линдов, как и любой, даже самый успешный, проект, подверглось всестороннему анализу и критике. Наиболее обстоятельная критика, как уже отмечалось ранее, была высказана Н. Полсби, который отверг основные выводы исследования и указал на ряд его существенных недостатков.

Полсби считает, что многие данные, полученные в ходе исследования, фактически опровергают выводы и положения стратификационной теории. Наиболее очевидным опровержением тезиса о господстве правящей элиты в американском городе является тот факт, что во многих ситуациях, описанных самими исследователями, (якобы) правящей элите не удалось победить своих оппонентов в процессе принятия тех или иных решений.

В качестве иллюстрации он разбирает описанные Линдами ситуации с борьбой вокруг проекта решения вопроса о сбросах фабричных отходов в Уайт-ривер. Река огибала северный район города, где проживали высший и средний классы. Активисты неоднократно агитировали и инициировали кампании под лозунгом «сделать Уайт-ривер действительно белой». Однако городской совет не принимал соответствующих решений, поскольку представители рабочего класса южной части города не видели в этом своей выгоды и не хотели тратить деньги. Вопрос не был решен даже тогда, когда гражданские лидеры смогли договориться о получении значительной суммы из федерального бюджета на покрытие расходов. Таким образом, в решении данного вопроса иные силы смогли навязать свою волю, и «элите» пришлось смириться [Polsby, 1980: 19–20].

Кроме того, отнюдь не всегда бизнес-классу удавалось успешно инициировать те или иные решения и (или) изменения в городской политике. Например, представители бизнес-класса Миддлтауна попытались поддержать привлекательную кандидатуру молодого, реформаторски настроенного бизнесмена; ими неоднократно предлагалось перейти к иной (менеджерской) форме организации местного самоуправления. Но каждый раз профессиональным политикам удавалось «раздавить эту оппозицию» – либо опираясь на поддержку большинства на выборах, либо путем предотвращения появления этих предложений в числе вопросов, по которым принимаются решения [Lynd, Lynd, 1929: 427; Lynd, Lynd, 1937: 320; Polsby, 1980: 20]. По сути, тот же аргумент может быть сформулирован и несколько иначе: не всегда изменения в городской политике отражали интересы высшего класса. Полсби указывает, что многие ценности и блага, находящиеся в распоряжении города, «диспропорционально распределялись в пользу низших классов» [Polsby, 1980: 20]. Он отмечает, что во многих случаях очень не просто определить, в чьих интересах принимаются те или иные решения[249].

Еще один аргумент Полсби, впоследствии развитый другими критиками, прежде всего К. Доудингом [Dowding, 1996], заключается в том, что реализация интересов бизнес-класса не всегда свидетельствует о его власти над рабочим классом. В ряде случаев рабочие могут просто не иметь определенных преференций, либо быть слабо мотивированными для борьбы, а потому немобилизованными. Сами Линды указали на то, что в вопросе юнионизации главную роль сыграли не столько собственно усилия высшего класса, стремившегося воспрепятствовать формированию союзов, сколько другие факторы, прежде всего апатия самих рабочих [Lynd, Lynd, 1937: 28–33; Polsby, 1980: 21]. Возможность протестировать наличие или отсутствие власти в подобных ситуациях имеет место лишь при наличии конфликта между субъектом и объектом, обусловливающим необходимость преодоления сопротивления объекта; только в этом случае можно достоверно говорить о власти, поскольку достижение целей субъекта при отсутствии чьего-либо сопротивления нередко означает лишь наличие благоприятной для данного субъекта ситуации («удачи»): «группа может иметь успех иногда только потому, что ломится в открытую дверь»[250].

Наконец, Полсби справедливо отмечает, что не только классовый конфликт играет существенную роль в городском сообществе. Те же Линды описывают конфликты, которые возникают между группами внутри бизнес-класса, а также факт голосования практически половины бизнес-класса за Рузвельта на выборах 1936 г.

Менее убедительной представляется критика, высказанная Полсби в отношении предложенного исследователями объяснения сравнительно небольшого количества открытых конфликтов между классами, опирающегося на идеи «реального конфликта» и «объективных интересов». Пик дискуссии на эту тему пришелся на 1970-е годы после публикации известной брошюры С. Льюкса «Власть: Радикальный взгляд», идеи которой легли в основание концепции «третьего измерения власти» [Lukes, 1974]. В данном вопросе Полсби занял довольно жесткую позитивистскую позицию, не допускающую возможности фиксации власти вне тех или иных наблюдаемых форм поведения акторов. Можно в целом согласиться с тем, что исследователям не удалось в полной мере продемонстрировать влияние бизнес-класса на процесс формирования определенных ценностей рабочего класса[251], а также «власть за сценой», на которую они часто ссылались. Однако вряд ли правомерно отвергать само существование «скрытых лиц власти»: в этом случае в своем бессилии и покорности окажутся виноваты сами объекты власти, а установка на поиск всего спектра влияния власть имущих окажется дезавуированной.

Наконец, критики справедливо отметили, что Линды не предложили какой-то специальной методологии исследования власти и в своих выводах основывались в основном на собственных наблюдениях, интервью, материалах прессы и статистике. Некоторые посчитали, что методология Линдов – это фактически «детальный журнализм, а их выводы субъективны и в значительной степени зависели от выбора задаваемых вопросов и интерпретаций ответов» [Trounstine, Christensen, 1982: 25].

Эти и другие недостатки ни в коей мере не ставят под сомнение заслуги Линдов, заложивших первый камень в фундамент целого направления в социальных исследованиях. Научная честность, обстоятельность, кропотливость и другие качества, отмечаемые даже их суровыми критиками, ставят эти исследования в один ряд с лучшими исследованиями в области политической науки и социологии.

X. Исследование Флойда Хантера в Атланте

В каждой области социального знания есть имена, символизирующие либо начало практического изучения какого-то важного общественного феномена, либо новые исследовательские практики, направления и перспективы. В числе знаковых имен в эмпирической социологии власти всегда называется имя американского исследователя Флойда Хантера, получившего известность после публикации книги «Структура власти в обществе» [Hunter, 1953].

Хотя первым исследованием власти в локальном сообществе считается исследование Роберта и Хелен Линд в Миддлтауне, именно Хантера называют основоположником данного направления эмпирической социологии власти, положившим начало специальным (самостоятельным) исследованиям власти. Вызвав большой резонанс в академической среде, книга Хантера стимулировала последующие попытки эмпирически протестировать основные выводы автора. Повышенный интерес к исследованию Хантера был обусловлен тем, что его методы изучения власти существенно отличались от принятых в политической науке, считавшей изучение власти своей вотчиной. Полученные им выводы и заключения значительно расходились с основными постулатами политологов, что отразила интенсивность и острота начавшейся полемики.