Задание Империи - Олег Измеров

В портфеле оказалось что-то вроде досье по организации, именуемой Оркобюро.

Виктор протер глаза и еще раз перечитал название в формуляре на коленкоровом переплете: Оркобюро.

"Это что, уже гоблинский перевод пошел?" — подумал Виктор и на всякий случай понюхал папку. Папка пахла пылью, бумагой, копировальным аммиаком, коленкором, фотоэмульсией и клеем, что явно свидетельствовало о ее реальности. Он развязал тесемки стал знакомится с документами.

К оркам, как выяснилось, эта контора не имела никакого отношения, а расшифровывалась как "особое ракетное конструкторское бюро". Основано оно было тем же самым Эрлих-Кричевским, и не удивительно, ибо он был поставлен руководить чем-то вроде миноборонпрома. Институт своевременно финансировался, а для работы в нем были приглашены, в частности, такие известные Виктору личности, как Лангемак, Клейменов, Королев и Глушко. После осуждения Эрлих-Кричевского нагрянула комиссия и откопала убийственный и грамотно обоснованный компромат. Снаряды "катюш" улетали с направляющих по самым невероятным траекториям. Некоторые из них шлепались на землю в нескольких метрах от пусковой установки, спустя секунды оживали и летели куда угодно, в том числе и в направлении самой установки. Заключения военных по целой куче разработанных ракетных снарядов на твердом топливе были единодушны — системы созданы в отрыве от реальных потребностей армии, боевое применение неясно, результаты стрельб совершенно неудовлетворительные, а само оружие крайне опасно в обращении.

По жидкостным ракетным двигателям, то-есть, по тем, что занимались Королев и Глушко, ситуация была еще более беспросветной. Начинаний была масса — баллистическая ракета, морская реактивная торпеда, зенитные ракеты, крылатые ракеты и реактивный самолет, — но ни по одному из направлений добиться какого-либо положительного результата не удалось. Опытные образцы постоянно взрывались, системы управления отказывали, эксперты убедительно отмечали невозможность обслуживания установок с ЖРД в полевых условиях. Как итог, деятельность Оркобюро была признана подрывной, и направленной на растрату казенных средств. В конце прилагался список осужденных сотрудников.

Бегло взглянув на список, Виктор вскочил с кровати и пулей вылетел в гостиную, где "родственники" уже ставили раскладушки.

— Мне надо связаться со Ступиным! Срочно!

Антон невозмутимо вытащил из-за шкафа полевой телефонный аппарат, покрутил ручку и передал трубку Виктору.

— Слушаю, — раздался знакомый, и уже несколько сонный голос штабс-капитана.

— Это Еремин говорит.

— Я понял. Что случилось?

— Я по поводу Королева, Глушко, Лангемака и еще ряда сотрудников Оркобюро. Их надо немедленно освободить!

— Уже. Как только ознакомились с вашей "статьей". Точнее, пока мы их привлекли для участия в оперативной деятельности. Пересмотр дел, сами понимаете, потребует времени, да и чтобы настоять на нем, нам нужны основания.

— Какие основания? Это же Королев!

— Это у вас там Королев — это Королев, а у нас он пока не Королев! — жестко отрезал штабс-капитан. — Вот найдете способ, как из того, что они насоздавали, выжать хотя бы какую-то пользу, тогда будем добиваться пересмотра, нет — извините, а чем и кому я докажу, что они случайно попали в этот поток прохиндеев и растратчиков? Вы вообще знаете, что закупки вооружения за тридцать седьмой год сорваны? Деньги ушли, кому ушли, куда ушли — ничего найти нельзя, все формально неподсудны! Это что, жандармерия виновата, что в России жулья, что дерьма за баней? Что вы тут сделаете с презумпцией невиновности, когда у вас из под носа все уворуют! Вы из будущего, вы больше знаете, вот и дайте завтра мне карты в руки, чтобы я мог ходить и доказывать! Другие вопросы есть? Нет? Тогда до завтра!

"Подловил таки", подумал Виктор, вернувшись в свою комнату. Машинально он подметил, что до сих пор не разобрался в тонкостях здешней системы силовых структур. По тому, что он видел, получалось, что жандармерия занималась всем, что было отнесено к вопросам национальной безопасности, а полиции был отдан криминал, дорожное движение, хозяйственные преступления и все такое подобное, причем полиция была как бы случаем не земской. Это было не совсем похоже на то, что было в дореволюционной России, где жандармерия была прежде всего чем-то вроде военной полиции, но имело свою логику, и в чем-то было даже менее расплывчато, чем советские названия "ОГПУ" или "НКВД". И еще у них есть какой-то Синод, который "поймет ситуацию".

Было ясно, что штабс-капитан в какой-то мере использует Королева, Глушко, Лангемака и прочих ракетчиков, как заложников, чтобы побыстрее добиться от него, Виктора, пути выхода из тупика с разработками. С другой стороны, если штабс-капитан, наоборот, хочет освободить репрессированных специалистов (а он не дурак и понимает, что ракетное оружие без них не создать), то опять-таки все упирается в него, Виктора. Добро и зло как-то причудливо переплелось.

"Ну вот и миссия Руматы Эсторского: спасать ученых…"

…Погода с утра оказалась ненастной. Было не жарко, небо было сплошь затянуто какими-то однообразными шинельно-серыми тучами, из которых лениво сыпал мелкий дождик, какой раньше обычно называли "ленинградским". Дворники, скрипя и щелкая, лениво размазывали капли по лобовому стеклу "опеля", из-под колес встречных машин летела грязь. Сквозь забрызганные этой грязью боковые стекла мимо проплывали потемневшие домики Городища. Виктора радовало, что он вчера успел взять зонтик — недорогой зонтик из черной материи с деревянной рукояткой. Не синтетика, так что надо обязательно сразу сушить, а то ткань погниет.

— Во субботу, день ненастный, нельзя в поле работать? — спросил его Ступин, куривший в ожидании на крыльце здания на базе бронепоездов, под козырьком, с которого стекали на землю прохладные струйки. — Может, отложим до понедельника? И фигуранты отдохнут с дороги.

— Полагаю, они предпочли бы не томится неизвестностью. Поговорить есть о чем, думаю, не нужно затягивать.

— Ну что ж, с вашего позволения, я только докурю. Самому интересно, как вы сумеете обернуть эту ситуацию. Немцы-то занимались ракетами вынужденно, чтобы обойти ограничения, навязанные Антантой после войны.

— Кстати, а почему такие встречи проводятся здесь, на военной базе, а не в министерстве оборонной промышленности или как оно у вас там? Решения-то кто будет принимать?

— В министерстве? — Ступин сделал неторопливую затяжку. — После казни Эрлих-Кричевского в министерстве выискивают врагов империи и пишут доносы друг на друга. Там обсуждение может уйти в сторону, далекую от техники. Это во-первых. Во-вторых, в министерстве еще надо объяснить, почему вопрос обсуждается с участием лиц, осужденных за государственные преступления, и коим положено находиться на каторге. Например, по сегодняшней теме. В-третьих, пока не установлено окончательно, кто есть вы, а действовать надо. Не волнуйтесь, я не собираюсь втягивать вас в какую-нибудь дворцовую интригу или использовать в каких-то личных или кабинетных играх. По мере выяснения истины вы выйдете на лиц, имеющих практически безграничные полномочия. Ну, разумеется, если вы действительно оттуда.

Штабс-капитан бросил бычок в стоящую рядом урну.

— Кстати, у меня для вас хорошая новость: Синод благосклонен к вашей идее интеграции свинга в среду православной молодежи. Такое впечатление, что эта идея там давно бродила в умах, и нужен был только человек, который решится высказать ее открыто. Правда, все это пока неофициально, но для Синода неофициальное благоволение куда важнее канцелярских бумажек.

— Простите, а что такое Синод и чем он занимается? Я еще не успел глубоко изучить вашу политическую систему.

— Синод… Ну, в вашей реальности церкви есть? Не разгоняют?

— Да, есть разные зарегистрированные конфессии. Церковь отделена от государства, но официально празднуются различные религиозные праздники, официально признается положительная роль церкви в различных аспектах общественной жизни… Вот так как-то.

— Это плохо. Если государство благоволит церкви, оно обязано следить за ней и направлять, а то она начнет вымогать у государства разные блага. Вот Синод у нас и направляет. Именно благодаря нему сейчас под эгидой церкви находятся ночлежные дома, колонии бывших малолетних беспризорников, поселения освобожденных из мест заключения. Тысячи священников работают в тюрьмах и каторжных лагерях, в туберкулезных и психиатрических диспансерах, идут к страждущим и обремененным. Если священник не пройдет этой тяжелой и грязной работы среди людских страданий, он никогда не сможет рассчитывать на приличное место в церковной иерархии. Так что не считайте уж нашу церковь опиумом для народа.