Они не мы - Григорий Грошев

сгинувший в пучине столетий. Это успокаивало.

«Когда правители пишут законы, они должны предусмотреть лишь один путь для будущего. Один путь для закона, один для народа, который будет исполнять закон, один путь для тех, кто будет контролировать исполнение. Два пути – это уже слишком много. Постоянные изменения ведут к разложению всего общего. Люди больше не поверят в законы. Или не прочитают новую редакцию. И они окажутся совершенно правы.

Нет общего плана развития, нет ни у кого, и это обстоятельство обескураживает. Можно делать всё что захочешь, и в то же время, ничего делать нельзя. Так где правда?

Мне кажется, что обе дороги, два магистральных пути, которые предлагает современная цивилизация – это тропинки в тупик. Карта для поиска собственной гибели. Глобализация и антиглобализация. Интернационализация и шовинизм. Индивидуализм и социализм. Это как чёрное и белое, и третьего не дано. Как же мы будем лавировать между ними?

«Людей убивать нельзя» - пишут в любом законе, любой конституции, любой Библии. Нельзя, ведь это противоестественно, и глупо, и всем понятно, что нельзя. Но вдруг, в следующей строке, дописывают: «Однако без некоторых людей мир был бы лучше и чище». Всякая современная система настолько сложна, забюрократизирована, что в ней можно очень быстро запутаться. Паутина, попав в которую, выбраться уже нельзя. Это ли то, к чему стремились демократы, коммунисты и прочие алы и исты?

Вся паутина вызывает у жертвы только одно справедливое желание: разрубить узлы, которые опутали со всех сторон. Противопоставить себя системе. Умереть сражаясь, а не безвольно повиснуть на её белых путах. И многие побеждают, создавая взамен старой паутины новую, куда более крепкую и клейкую.

Советская или американская системы? Они одинаково наивны, одинаково вероломны и циничны. Актёры, играющие главные роли, похожи как капли воды. Им искусственно приходится придумывать отличия, чтобы народ не запутался. Этот с усами. А этот за массовые расстрелы. А этот, вот этот, любит кормить тигра с рук. У кого-то больше мастерства, у кого-то меньше, но со временем всё выравнивается, и нам, театралам поневоле, остаётся лишь наблюдать за сценой издалека, не рискуя критиковать режиссёров и сценаристов.

Любые системы настолько сложны, что всякий, кто сталкивается с простой и понятной идеологией, влюбляется в неё. Не оттого ли у нас столько сект, сообществ и орденов? Столько тусовок и полулегальных организаций? Не оттого ли такое большое количество лидеров, которым наплевать на политику? Именно они больше подходят простому человеку, а не большинству. Люди, говорящие простые факты обычным языком вместо вычурных «самое» и «рекордное». У современных государств лишь один путь удержать власть: говорить правду. Потому что рано или поздно правда выйдет из-под контроля, всплывёт на поверхность.

У всех политических режимов, таких разных на первый взгляд, одинаковый инструментарий по сокрытию фактов: подтасовка, построение другого содержания под одну картинку, перевод внимания в другую сферу. Это игра в напёрсток. Лотерея. Казино, где выигрывает только хозяин заведения.

Самое страшное – потерять время. Когда уже поздно будет каяться. Раскрыть факты. Сейчас – значит предотвратить кровопролитие в будущем».

Но в книге катастрофически не хватало страниц, а потому и без того сложный смысл ускользал между пальцев. Первый день Стюарт занимался строевой подготовкой: освежил в памяти солдат, как правильно передвигаться, как носить оружие и как передвигаться бесшумно. Всё шло хорошо. На второй день он начал беспокоиться, а потому придумал довольно полезное занятие: отправился вместе с солдатами по окрестностям искать съестное. Им повезло: они нашли дерево, которое в диких землях именуют хлебом, и набрали десятки его плодов.

Фрукт был удивительным. Казалось, Мать-Природа сама поместила его в упаковку, чтобы продлить срок хранения. Но снималась кожура очень легко – пальцами, а под ней можно было найти вкусную и питательную мякоть. Эти хлебные кусты каждый год вырастали на новом месте, что затрудняло их поиск. А тут – большая удача, но это смотря с какой стороны посмотреть. Теперь у солдат не было приказа: строиться они научились, запасы – пополнили.

И на третий день они всё-таки начали заниматься ерундой. Василий (кажется, его так зовут), самый предприимчивый, выменял у свиней десять плодов дерева на огромный бурдюк с домашним вином. Конечно, они могли забрать всё необходимое сами, без этих рыночных условностей, но Василий решил проявить такт и дипломатию. К тому же, ему понравилась тамошняя девушка, а брать силой он пока не научился.

Стюарт вино не пил: наверно, сказались лекции о трезвости, которые ему читали в колледже. К тому же, от спиртного тут же нестерпимо начинал болеть желудок, и мучился он от болей по два дня. Бурдюка вина на два десятка солдат оказалось мало, и они прогнозируемо захотели добавки. Больше всего Стюарта разочаровало, что к этому движению с удовольствием присоединился Керн. Он знал, где тут можно раздобыть спиртного, а потому повёл с собой несколько солдат.

Куда же пропал Владимир? Почему он ничего не сказал перед тем, как устремиться в Сферу? На посёлок опускалась ночь. Здесь она приходит быстро, и темноте что-то противопоставить только костёр, горящий во тьме. Сегодня их было немало. У одного из таких огней валялся вождь, нелепо кутаясь в свои длинные одеяния. Стюарт подошёл к Феликсу и начал хлопать его по щекам.

- Вождь! – прокричал солдат. – Вождь! Почему ты сдался?

Феликс открыл глаза и посмотрел на Стюарта. Зрачки вождя были узки, но глядели вполне осмысленно. По щеке старика катилась слеза, которую он даже не пытался убрать.

- Я не сдался, - ответил Феликс. – Мне было видение.