Тишина - Э. К. Блэр

частным, — говорит мой папа.

— У меня было несколько друзей в этом кругу, — вру я — вроде того.

— Итак, как давно это было?

— Чуть больше четырех месяцев, — отвечает Деклан.

— Быстро.

— Может быть, для некоторых, — говорит ему Деклан. — Но посмотри на нее — я был бы дураком, если бы не схватил ее.

— В твоих устах это звучит почти как ситуация с заложниками, — поддразниваю я.

— Это любовь, дорогая, — говорит он, а затем добавляет, изображая злую усмешку:

— Она берет всех в заложники.

Мы продолжаем разговаривать с папой и делаем все возможное, чтобы не зацикливаться на всем, что у нас украли, и наслаждаться тем, что теперь мы есть друг у друга. Я предлагаю выйти и пойти прогуляться, и он сообщает мне, что даже после всех этих лет он все еще подвергается риску и в качестве гарантии имеет случайную слежку — услугу, предоставляемую системой защиты свидетелей для тех, кого правительство считает нужным.

— Даже после всех этих лет? — Я спрашиваю его.

— Люди из того круга, в котором я работал, не воспринимают то, что я сделал, легкомысленно. Жизни были потеряны после того, как я дал федералам то, что они хотели. Я повернулся к ним спиной, и теперь я отмечен вендеттой на всю жизнь. Пострадавшие будут искать свою месть до тех пор, пока один из нас не умрет.

Я не сомневаюсь в нем, потому что я одна из них. Я всегда буду нести факел мести за тех, кто причинил мне зло и обокрал меня. Несмотря на то, что мой отец прямо здесь, во плоти и костях, я все равно буду мстить тем, кто забрал его у меня в первую очередь.

Его телефон звонит, и когда он достает его из кармана, он смотрит на меня с извиняющимся выражением.

— Мне жаль. Я должен ответить на звонок.

В то же время Деклану тоже звонят, и он, извинившись, уходит в спальню. Мой отец уходит в другую комнату, когда принимает вызов, но это недостаточно далеко, чтобы я не слышала части его разговора.

— Я с клиентом… Я не буду… Я знаю… Я тоже тебя люблю.

— Это была твоя жена? — спрашиваю я с оттенком презрения, просачивающегося после того, как он вешает трубку.

Когда он смотрит на меня с другого конца комнаты, ему явно не по себе.

— Ммм… да.

Я стою и ничего не говорю. Прежнее легкое настроение теперь вызывает досаду, поскольку реальная жизнь вторгается в наше тайное сборище.

— Мне скоро придется уехать.

— Почему? — Моя грудь шипит от раздражения, когда ревность поднимает свою уродливую голову.

— У Хейли сегодня сольный концерт.

Как чертовски мило.

— Ты пропустил миллион вещей в моей жизни, ты не можешь пропустить ни одной из ее?

Его лоб морщится от противоречия, но мое негодование не терпит снисхождения.

— Это нечестно, — говорю я хрипло.

— Я согласен, но это то, с чем нам приходится иметь дело.

— Итак… — начинаю я, а затем замолкаю, когда Деклан возвращается в комнату.

— Все в порядке? — спрашивает он, чувствуя напряжение, и мой отец отвечает:

— Я должен уйти.

— Похоже, у его другой дочери концерт, который он не может пропустить, — говорю я Деклану, не сводя глаз с отца.

Деклан кладет поддерживающую руку мне на поясницу, и я продолжаю то, что говорила.

— Итак, как же тогда все это работает? Я имею в виду, если ты не можешь рассказать им обо мне…

— Я действительно не знаю, милая.

— Я имею в виду, когда я уйду, то не смогу позвонить тебе, если ты не купишь себе одноразовый телефон, но тогда это только вопрос времени, когда твоя жена обвинит тебя в измене, и что тогда произойдет? Ты будешь на меня обижаться? — Я замолкаю, позволяя своим мыслям взять надо мной верх.

— Нам не обязательно разбираться во всем этом сегодня, — говорит Деклан, пытаясь успокоить меня, но я прекрасно понимаю, насколько чувствительно время, и выпаливаю:

— Возвращайся с нами.

— Принцесса…

— Когда мы улетим, садись с нами в самолет. Самолет принадлежит Деклану, никто даже не узнает, что ты был на нем.

Он подходит ко мне, мягко говоря:

— Я не могу оставить свою семью.

Его слова обжигают, как кислота, и я срываюсь.

— Я — твоя семья!

— Так и есть, — быстро говорит он. — Но они тоже, и я не могу просто исчезнуть.

— Как ты сделал со мной?

— Это не одно и то же.

Мое тело горит от ярости и ревности. Я даю ему выбор, и он выбирает неправильно.

— Они тебя забрали! — Я кричу. — Они прожили с тобой больше лет, чем я когда — либо!

— Привет, — мягко говорит Деклан, пытаясь привлечь мое внимание, но я игнорирую его и набрасываюсь на своего отца.

— Так это то, с чем я осталась? Объедки? Это все, что я от тебя получаю, в любое время, когда тебе удается улизнуть от своей драгоценной маленькой семьи?

— Элизабет, — говорит Деклан в очередной попытке привлечь мое внимание, в то время как мой отец стоит, потеряв дар речи.

— Раньше ты был моим, — говорю я отцу дрожащим голосом. — Это были ты и я, и нам не нужно было ни с кем делиться.

— И теперь мы это делаем. — Печаль в его глазах отражается в его голосе.

— Но они для тебя на первом месте.

— Я знаю, что это несправедливо. Я хочу проводить с тобой как можно больше времени, но у меня есть еще три человека, которые любят меня и зависят от меня, и я не могу уйти от них и причинить еще большему количеству людей ту боль, которую причинил тебе.

— Почему нет? Это нормально, что я страдаю, а они нет?

— Это не нормально для тебя — страдать. Это никогда не было хорошо, но у меня не было выбора. Независимо от того, что я делал, это было неизбежно, что ты будешь страдать. Не имело значения, войду ли я в программу и останусь жив или вернусь в тюрьму и умру.

Когда я смотрю на него, я чувствую, как потребность растет в моей душе. Его рост заставляет меня чувствовать, что у меня так много пустого пространства, которое нужно заполнить. Я опустошена и изголодалась по единственной вещи, которой была лишена, и это ужасное чувство, которое я вынуждена выдерживать.

— Могу я вернуться сегодня вечером? Около десяти или около того?

Я киваю, потому что я начну плакать, если заговорю. Я отказываюсь плакать, но лезвия отчаяния пронзают меня изнутри.

— Деклан? — Мой отец отворачивается от меня, ища разрешения у человека,