Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир - Фрэнсис Вейнс

псевдоним Ахмет-паша.

Не все женщины подчинялись правилам патриархального общества XVIII века. Некоторые из них, включая маркизу Дюдеффан, мадам де Тансен или мадам д’Эпине, устраивали литературные салоны – интеллектуальные островки, которыми самостоятельно управляли и куда приглашали на многочасовые обеды и беседы философов, писателей и ученых. Изабелла Пармская, супруга габсбургского императора Иосифа II, оставила нам «Трактат о мужчинах», в котором она в пух и прах разнесла мужское стремление к доминированию: «Мужчина – это бесполезное животное, которое стремится только причинять вред, лишено терпения, скандалит и сводит всех с ума. […] У него нет никаких эмоций, он способен любить только себя. […] Они привыкли возлагать всю вину на других и хвалить только себя. Одним словом, они лишены разума и обладают еще меньшим интеллектом, чем животные, у которых его просто нет».

Либертины в будуарах

Во Франции XVIII век ознаменовался расцветом maisons closes или petites maisons, как называли частные бордели, где дворяне, богатая буржуазия и духовенство могли без ограничений предаваться распутству. Движение «новых эпикурейцев», как называли себя развратники, было распространено в основном в Италии и Франции, и составляли его по большей части те, кто после смерти Людовика XIV вырвался из уз господствующей морали, чтобы искать приключений в будуарах под одобрительный кивок регента Филиппа Орлеанского. В отличие от кабинета, который был исключительно мужской прерогативой, будуар был убежищем богатой женщины. Само это слово происходит от французского глагола bouder – «дуться, сердиться». Таким образом, в будуаре, по словам архитектора Ролана ле Вирлуа, женщина могла «уединиться, чтобы подумать, почитать, поработать или просто побыть в одиночестве». В XVIII веке будуар приобрел и другое значение: он превратился в место, где распутники могли тайно и без помех предаваться эротическим выходкам со своими любовницами.

Французское слово libertinage[222] происходит от латинского libertinus, которым в римском праве обозначался вольноотпущенник – человек, завоевавший свободу или получивший ее в дар, в отличие от ingenuus, человека, свободного от рождения. В XVI веке термин «либертины» использовал, в частности, богослов и реформатор Жан Кальвин, чтобы выразить свое неодобрение протестантской секте в Южных Нидерландах. Другие использовали этот термин для обозначения «вольнодумцев», которые отказывались подчиняться церковным догмам. В 1690 году был опубликован «Универсальный словарь, содержащий все слова французского языка, как старинные, так и новые, а также научные и художественные термины» (Dictionaire Universel, contenant généralement les mots François, tant vieux que modernes & les Termes des Sciences et des Arts), составленный Антуаном Фюретьером. Этот словарь ассоциирует либертинов с людьми, которые нарушают правила, или с женщинами, которые отказываются повиноваться матери или супругу. В XVIII веке либертин трансформировался в человека, который «предается моральному разврату и позволяет своим инстинктам брать верх». Философы эпохи Просвещения Дидро и д’Аламбер включили эту лемму в свою «Энциклопедию» как «человека, склонного поддаваться инстинктам, которые доставляют чувственное удовольствие». Термин libertinage d’esprit[223] относился к философии, в то время как libertinage des moeurs[224] – к тем, кто, будучи petits-maîtres[225] или frapparts[226], вел насыщенную эротическую жизнь.

Регентство герцога Орлеанского внесло свежую струю в дворянские кулуары и одновременно дало толчок бесконечной череде скандалов. При его правлении распутство стало синонимом «светского и секулярного паразитизма», закрытого мира с неписаными правилами. Распутники XVIII века сознательно искали моральные границы, чтобы их нарушить. С легкостью и естественной непринужденностью они сметали под кровать все формы добродетели и порядочности. Несмотря на то что Джакомо Казанова называл брак «могилой любви», он ни на миг не удерживал либертинов от внебрачных приключений.

Например, брак развратника и авантюриста графа де Бонневаля продлился ровно десять дней, после чего Бонневаль сбежал. Его новоиспеченная супруга больше никогда о нем не слышала. Граф Эдуардо Тиретта, заядлый игрок и ловелас, считал, что женщины «созданы, чтобы платить нам». Он отправился в Америку, где женился на дочери богатого торговца вопреки желанию ее родителей, а затем потребовал выкуп, чтобы расплатиться с долгами и расторгнуть брак. Герцог де Лозён оправдывал измену такими словами: «Но я был женат так мало, что об этом даже не стоит говорить!»

Некоторые развратники сменили galanterie, утонченное соблазнение, на débaucherie, жажду всяческого вида эротических утех, получившую королевское одобрение во времена правления Людовика XV. Шарль-Жозеф де Линь носил титулы принца Священной Римской империи, принца д’Амблиза и д’Эпинуа, графа Фаньоля, а являлся рыцарем ордена Золотого руна. Он дружил с Марией Терезией, которая признавала его «несколько легкомысленным», вел многочасовые переговоры с прусским королем Фридрихом II, переписывался с Екатериной II, был в хороших отношениях с французскими королями и даже считался кандидатом на польский трон. Де Линь называл себя космополитом, подданным «шести или семи стран: империи, Фландрии, Франции, Австрии, Польши, России и – почти – Венгрии», человеком мира, который всегда весел, «видит все в розовом цвете» и позволяет этому цвету доминировать в своем замке и гербе. Он дружил с авантюристами всех мастей и с удовольствием прожигал огромное состояние своего отца, который скончался, объевшись клубники. Де Линь, который хвалился, что его «всегда обожали старухи», был экспертом либертинажа. Он определил тонкую границу между либертином и развратником: «Либертин всегда находится в дурном обществе. Развратник всегда находится под влиянием дурной морали. Первый вульгарен физически, второй духовно. Первыми рождаются, вторыми становятся. Первые лицемерны, вторые гордятся своим распутством».

Самый громкий скандал разразился в 1721 году. На этот раз все границы перешел герцог Людовик Анри Бурбон-Конде, которого описывали как человека «очень ограниченного ума, который ничего не умеет и любит лишь веселиться и охотиться». Во время одной частной вечеринки герцог приказал напоить до беспамятства свою гостью, мадам де Сен-Сюльпис, раздеть ее догола на глазах у всех присутствующих, а затем объявил: «Пора киску покормить!» После этого женщине вставили во влагалище горящую свечу. Она получила ожоги и была навсегда искалечена. Но не герцог, который два года спустя был назначен премьер-министром Людовика XV, а мадам де Сен-Сюльпис стала предметом карикатур, в которых жители Парижа насмехались над «пожаром в ее дымоходе».

Расплата за любовь

В городах не было недостатка в проститутках и вообще jolies filles[227]. В одном только Лондоне было более 50 тысяч проституток, то есть каждая пятая жительница Лондона в возрасте от 15 до 65 лет занималась проституцией. В Париже их число оценивалось примерно в 40 тысяч, из которых примерно две тысячи постоянно жили в Пале-Рояле или поблизости, а часть – в закрытых борделях. Например, Жюстин Бьенфе, известная также как Парижская Жюстин, по совместительству подрабатывавшая осведомительницей