Счастья хватит на всех - Юлия Александровна Волкодав

звук не будет опираться на дыхание, и…

— Да и к чёрту этот вокал, — улыбнулся Туманов. — Знаешь, сколько я пою? Тридцать лет. Знаешь, как мне надоело? Даже представить себе не можешь. И тебе ещё надоест, поверь мне.

Пока что Тоне не очень верилось.

* * *

Нет, в тот день между ними ничего не произошло. Всеволод Алексеевич был предельно галантен и не позволил себе ни единого лишнего жеста. Они прекрасно провели время: поужинали, поговорили о музыке. Правда, не пели, не репетировали, но подробно обсудили и Тонин голос, и её репертуар, и манеру исполнения.

— Ты зря пытаешься петь «эстрадным» звуком, — внушал ей Всеволод Алексеевич. — Ты ярко выраженная «народница», и внешне, и по голосу. Не надо открещиваться от собственной природы. Потеряв свой народный тембр, ты станешь просто очередной безликой девочкой на эстраде. Сто пятыми поющими трусами.

На этих словах Тоня покраснела, не ожидала услышать такую фразу от Туманова, но ведь по сути он был прав. Та же Кэт просто поющие трусы, пусть и натянутые на метровые ноги.

— А главное для артиста — индивидуальность. У тебя она есть. Поэтому я хочу, чтобы в моих концертах ты пела народные песни. Хоть «Саночки», хоть «Валенки». Только не в «Лунном сиянии», а то все от тоски завоют. Что-нибудь быстрое, по-русски разудалое, чтобы завести зал.

— Всеволод Алексеевич, ну кто сегодня хочет слушать народные песни? — вырвалось у Тони, и она сама удивилась своей смелости — это от шампанского, не иначе.

— Люди, Тоня, люди. Не молодёжь, конечно. Но знаешь, молодёжь вообще не самая благодарная аудитория. Сегодня помнит, завтра забудет. А мои слушательницы со мной всю жизнь шагают. И потом, кто мешает тебе сделать современную аранжировку, оживить песню? Её ведь не просто спеть надо, её надо сыграть. Вот взять твои «Саночки». Думаешь, просто весёленький мотивчик? Там ведь какая трагедия заложена! И конфликт поколений, и предательство подруги, и измена любимого! Обрыдаешься!

Он по-прежнему улыбался, и было непонятно, шутит он или говорит серьёзно. Но Тоня внимала каждому слову, прекрасно осознавая, что перед ней сидит мэтр. Человек, который тридцать лет остаётся востребованным артистом, собирает залы, у которого невероятный опыт. И пока он этим опытом делится, нужно слушать и запоминать.

А потом Туманов проводил её до дверей номера и пожелал спокойной ночи. И Тоня ушла к себе абсолютно счастливая, с полной уверенностью, что вытянула в жизни выигрышный билет.

На следующий день Кэт как-то странно на неё поглядывала, дядя Саша, как всегда, отмалчивался, и даже Родик не шутил по её поводу. Зато Ренат, стоило попасться ему на глаза, метал в неё исключительно злобные взгляды. В Волгограде на концерте как будто специально искал, к чему придраться — то заявлял, что она дольше всех копается в гримёрке, то отчитывал, что недостаточно весело улыбается зрителям. Правда, все претензии он предъявлял исключительно в отсутствие Туманова. Всеволод Алексеевич по-прежнему её хвалил и на саунд-чеках, и после концертов. В Самаре она уже пела на бэк-вокале, а в Нижнем Новгороде впервые вышла в середине концерта с сольным номером, который они кое-как отрепетировали с Тумановым. Всеволод Алексеевич, правда, на премьере не присутствовал, он в это время переодевался, чтобы во второй части концерта предстать перед зрителями в новом образе. Тоне почему-то вспомнились слова из старой песенки про Арлекино: «А мною заполняют перерыв». Было немного обидно, ей хотелось, чтобы Всеволод Алексеевич её послушал, оценил исполнение. А он всё пропустил. Зато на сцену вернулся с цветами и галантно вручил ей букет со словами: «Очаровательно, очаровательно! Давайте ещё раз поаплодируем начинающей певице Антонине Елизаровой!» Тоня даже не знала, что её радует больше — его похвала или аплодисменты зала, адресованные лично ей.

Вот в Новгороде всё и случилось. Она, как всегда, села в машину Всеволода Алексеевича, они, как всегда, по дороге в гостиницу обсуждали концерт. Ужинать, вопреки обыкновению, пошли в ресторан на первом этаже, благо, он оказался почти пустым и их никто не потревожил. Туманов в тот день ел мало, больше пил, и уже не шампанское, а коньяк. Тоня чувствовала, что он чем-то раздражён, но не могла понять, чем именно. Концерт прошёл отлично, принимали их очень тепло, зал был полон до отказа. Других поводов для недовольства она найти не могла, да и, если бы они были связаны с работой, Туманов бы не смолчал. В Саратове вон звукорежиссёр песни перепутал, так Всеволод Алексеевич его потом минут сорок чихвостил так, что стёкла дрожали.

Ещё не доев, Туманов вдруг отодвинул от себя тарелку, поставил локти на стол и умостил на них голову, прикрыв глаза.

— Прости, девочка. — Он повадился её так звать уже давно. — Плохой я сегодня собеседник. Давление, что ли?

Тоня не стала говорить, что в таком случае не следовало бы пить коньяк.

— Бури сегодня магнитные, — заметила она. — Кэт тоже на голову жаловалась. Знаете, что хорошо помогает? «Звёздочка». Самая обыкновенная. Надо ею виски натереть.

Он поднял на неё взгляд, усмехнулся.

— «Звёздочка»?

— Ну да. У меня есть, в чемодане. Я вам принесу.

И принесла, когда он уже лежал на диване в своём номере. Присела рядом, протянула жестяную баночку. Туманов смотрел на неё как-то странно, слегка покачивая головой своим собственным мыслям, будто не мог во что-то поверить. У него и взгляд был удивлённый.

— Ну давай, лечи, — насмешливо произнёс он.

Пришлось Тоне «лечить». Она осторожно втирала мазь, стараясь не попадать на волосы, а Туманов продолжал на неё смотреть. Потом вдруг перехватил её руку, задержал в своей. И до Тони вдруг дошло, что она слишком близко к нему наклоняется, что её грудь маячит прямо перед его носом. Как-то в одну секунду она вспомнила, что он — мужчина. Не просто мэтр, легенда, учитель и грозный босс, а мужчина. А она дурочка, которая, между прочим, в его номере, на его диване. И хотя никакого опыта отношений у Тони ещё не было, что-то на краю сознания наконец проснулось и теперь сигнализировало об опасности.

А Туманов по-прежнему на неё смотрел. И в его странных почти синих глазах сквозило что-то, заставляющее Тоню не двигаться с места. Что-то парализующее волю. Ей вдруг стало жарко, особенно руке, там, где её касался Туманов.

Он уже давно не лежал, а сидел на диване, очень близко к ней. Чего-то ждал. А не дождавшись, притянул к себе. Тоня не сопротивлялась. Какое там, она уже готова была ко всему, что он собирался ей предложить. Хотя и не смогла