Счастья хватит на всех - Юлия Александровна Волкодав

упоением.

В тот раз она направилась прямиком в парк Сокольники. Просто потому, что ещё никогда там не была. Слышала, что зимой в парке огромный каток, а летом всякие выставки. Ничего не планируя, ничего заранее не выясняя, повинуясь то ли интуиции, а то ли року, спустилась в метро и поехала в Сокольники.

Парк оказался большим, по-московски шумным, играла громкая музыка, а народ плавно тёк в одном определённом направлении. Тоня присоединилась к толпе и вскоре увидела открытую сцену, на которой выступал очень знакомый дядька. Туманов! Тот самый, который звал её в свой коллектив, то ли в шутку, то ли всерьёз, на том приснопамятном конкурсе. Он ничуть не изменился: подтянутый, улыбающийся, пел что-то задорное, приплясывал на сцене. И Тоня вдруг подумала, а почему нет? Подойти сейчас и подколоть: звал, мол, в Москву? Вот, приехала! Лёгкий Тонин характер не терпел колебаний. Сказано — сделано. Быстро доев эскимо, Тоня протиснулась через толпу к заднему выходу на сцену. Возле него стоял здоровый лысый мужик с раскосыми глазами. Недобро посмотрел на Тоню, но та ему улыбнулась в ответ и встала неподалёку.

Пока Туманов пел, припоминала, как его зовут. Всеволод… А дальше как? Александрович? Андреевич? Алексеевич? Да, точно!

Наконец тот появился на лестнице, кинул в руки лысому мужику собранные букеты — довольно облезлые розы и несколько гвоздичек. Небогатый улов, отметила машинально Тоня. А сама уже сделала шаг навстречу.

— Всеволод Алексеевич, вам талантливая певица в коллектив не требуется? — громко выпалила она, как всегда не успев подумать.

Туманов аж споткнулся, чуть не слетел со своей лестницы. Осторожно спустился, держась за перила. С ухмылкой посмотрел на Тоню.

— А вы, девушка, уверены, что прямо-таки талант?

— Так послушайте!

И, не дожидаясь приглашения, топнула ногой, раскинула руки и как дала: «Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой!..» Какой-то кураж она сегодня поймала. Она в Москве, солнце светит, жизнь бьёт ключом, чего же ей не радоваться? Так и спела, притопывая и прихлопывая, на кураже, всю песню. Только потом сообразила, что без сарафана, в джинсовой юбке и обтягивающей майке, смотрится странновато. Но Туманову, кажется, понравилось. Он продолжал улыбаться, склоняя голову то налево, то направо, будто пытаясь понять, что за диво перед ним такое дивное.

— Ещё что знаешь? — спросил он, когда Тоня закончила.

— «Барыню» знаю, «Мамочку».

— Ну давай.

На «Барыне» он вдруг начал подпевать, тихо, себе под нос, будто примериваясь, как будут звучать их голоса вместе. Потом кивнул, тоже сам себе, а Тоне махнул рукой.

— Достаточно. Ну-ка пошли в машину, а то на нас народ уже заглядывается, сейчас за автографами ломанутся.

На самом деле на них поглядывали, но близко никто не подходил. И у Тони сложилось впечатление, что не очень-то этой праздной толпе Туманов и нужен. Концерт сборный, они давно уже слушали другого исполнителя, какую-то молоденькую звёздочку в короткой юбке. Но в машину она вместе с Тумановым села, на заднее сиденье, непривычно холодное, кожаное. У отчима был «Москвич» с матерчатой, вытертой обивкой.

— Где-то я тебя видел, — пробормотал Всеволод Алексеевич, продолжая разглядывать Тоню как диковинную зверушку.

Тоня радостно объяснила, напомнила и про конкурс, и про специальный приз, которым он её одарил. Всеволод Алексеевич внимательно слушал, только головой качал.

— Надо же, отважная. Вот так взяла и приехала? Восемнадцать-то тебе есть? Ну, это хорошо. Ренат, — вдруг переключился он на лысого, севшего за руль. — Давай-ка на студию. Попробую с ней записать что-нибудь.

— С кем? — Лысый аж обернулся. — Всеволод Алексеич, ты с ума-то не сходи. Что ещё за девка с улицы? У нас что, своих неприятностей мало?

— Тебя я забыл спросить! — рявкнул совершенно другим голосом Туманов. — На студию, я сказал.

И они поехали на студию. У Тони голова шла кру´гом от восторга. Она впервые в жизни смотрела на Москву из окна автомобиля, да и какого автомобиля! Роскошного, плавно скользящего по дороге между уважительно расступающимися машинами попроще. Всю дорогу Всеволод Алексеевич расспрашивал её про детство и юность: где училась вокалу, где выступала, какие песни в репертуаре. И Тоня рассказывала, стараясь не замечать, что взгляд его то и дело скользит по её майке, довольно тонкой по случаю московской жары, и по коленкам, которые юбка не прикрывала, как Тоня её ни натягивала.

Студия звукозаписи представлялась Тоне сказочным дворцом, высотой не меньше, чем Останкинская телебашня. Но на деле это оказалось тесное помещение в похожем на ангар офисном здании с облезлыми коридорами и болтающимися по ним мутными личностями. Люди проходили мимо Туманова, не обращая на него ни малейшего внимания, и он уверенно шагал, сворачивая то налево, то направо, не смотря по сторонам. Наконец распахнул перед Тоней обитую дерматином дверь, в воздухе запахло плесенью.

— Душновато здесь, — заметил Всеволод Алексеевич, проходя внутрь. — Проветривать нужно почаще, но, когда запись, окна не распахнёшь, звукоизоляция, сама понимаешь. Коля? Коля, ты здесь?

Из второй комнатки, соединённой с первой, вынырнул Коля, с мышиным хвостиком забранных волос и такой же мышиной острой мордочкой, всем видом выражавший благоговение перед шефом.

— У нас сегодня есть кто на запись?

Коля-мышь испуганно мотнул головой.

— Отлично. Давай-ка за пульт. А ты, — он повернулся к Тоне, — вон туда, за стекло. Надевай наушники, вставай к микрофону. Пой всё, что знаешь. Без музыки. Я хочу послушать, как твой голос будет звучать в записи.

Отправил Тоню за перегородку, в кабинку, а сам уселся на расшатанный даже на вид стул, деловито заглянул в стоящий на столике рядом электрический чайник, воткнул его в розетку, зашуршал пачкой печенья. Его, видимо, звукоизоляция нисколько не волновала.

Без музыки было тяжело, да и кураж, охвативший её в парке, пропал. За стеклом, глядя то на согнувшегося над пультом Колю, то на невозмутимо чаёвничающего Туманова, Тоня оробела. Ей казалось, никто её не слушает, и сама она себя слышала плохо. Но кое-как пела «В лунном сиянье снег серебрится…». Решила показать ещё одну грань своего таланта, удивить господина артиста. И, похоже, удивила, потому как на втором куплете он отставил чашку, подошёл поближе, чуть склонив голову. И вдруг замахал руками.

— Всё, всё, стоп! Остановили запись! Ну-ка иди сюда. Где ты, говоришь, училась?

Похоже, он прослушал её рассказ в машине. Пришлось повторять, что занимается она с частным педагогом, что за плечами только музыкалка по классу фортепиано. Туманов качал головой.

— Голос замечательный, и интонируешь верно. Но школы нет, школы! Ладно, поправимо. Артист — это в первую очередь данные, голос и фактура. С фактурой у тебя тоже,