Мушкетерка - Лэйнофф Лили

— И в мыслях не было, — заверила ее я.

— Он отошел от придворной жизни после того, как у него родилась дочь. Ее мать — брак был заключен не по любви, но они уважали друг друга — умерла в родах. У ребенка остался только он. И ему никогда не нравилось быть при дворе, — задумчиво проговорила Арья. — Он терпеть не мог балы и эти бесконечные обмены любезностями. Он остался с дочерью. Старался воспитать ее сильной и независимой. Она любила поэзию не меньше, чем фехтование.

— Любила?

— Она умерла, когда ей было восемь. Упала с дерева и ударилась головой. Его сердце разбилось. Он винил себя за то, что не запретил дочери лазить по деревьям. За то, что бежал недостаточно быстро и не успел поймать ее. Он годами не выходил из дома. А потом однажды ночью появилась я. Он сказал, что я напомнила ему ее. — Арья сложила руки на коленях и тихонько вздохнула. — Учитывая, что при дворе он не появлялся, никто в высшем свете не знал, как выглядит его дочь. И о ее смерти тоже не знали. Не говоря уже о его жене. Никто не был близок с его семьей. Он сказал друзьям, что они отправились в долгое путешествие по всей Европе, когда вернутся — неизвестно. И что, может быть, они решат поселиться где-то еще. Это весьма странно — прожить всю жизнь одним человеком, а потом лечь спать и проснуться совсем другим. Я больше не была Даниэль, сиротой со Двора чудес. Я стала Арьей д’Эрбле. Я никогда не смогу отплатить отцу за то, что он сделал для меня. — Ее голос надломился. Но потом она рассмеялась. — Он терпеть не может, когда я так говорю. Я его дочь. Отцы не ждут, что дочери станут расплачиваться с ними за их доброту. Так он мне говорит.

Я молчала, словно зачарованная, даже когда она закончила рассказ, а потом проговорила:

— Думаю, он бы очень понравился Papa. Они обязательно сблизились бы на почве общей ненависти к придворной жизни.

Арья фыркнула, затем прикрыла лицо рукой, словно сама удивилась своей реакции. Я поколебалась, не зная, как лучше задать нужный вопрос:

— Ты бы… ты бы хотела, чтобы я звала тебя Даниэль?

— Это больше не мое имя. Я Арья. Я выбрала это имя, а оно выбрало меня.

Она замолчала, и тут я не удержалась: слова вырвались против моей воли:

— А там есть такие же, как я?

— Что?

Мое дыхание было сбивчивым, руки тряслись, однако сознание оставалось предельно ясным.

— Во Дворе чудес. Ты рассказывала, что аристократы презирают его обитателей. Что его жители притворяются больными, что их называют симулянтами. Но ведь все до единого не могут быть притворщиками. Арья, там есть такие люди… как я?

— Это было давно. — Она заколебалась. — Но да, думаю, что должны быть.

Другие девушки, как я. Которые знают, каково это — нетвердо стоять на зыбкой почве. Я давно фантазировала о том, что где-то есть люди, похожие на меня, но старалась не слишком увлекаться, напоминала себе, что мне и так невероятно повезло оказаться в Ордене и я не должна желать большего. И потом, разве это правильно — отчаянно желать, чтобы кто-то еще страдал от подобных головокружений? Разве это справедливо — надеяться, что кто-то еще несет это бремя, чтобы мне стало немного легче? Чтобы я знала, что есть люди, которые понимают, каково это — быть мной, жить в моем теле.

— Теперь я должна кое о чем тебя попросить, — посмотрела на меня Арья.

— Что угодно, только скажи.

— Никому не говори.

— Конечно, но я ведь уже пообещала, что не стану…

Она покачала головой:

— Я сейчас не об этом.

Я резко втянула воздух, когда поняла, что она имеет в виду:

— Не рассказывать остальным про вора?

— Я не хочу, чтобы у Теа снова начались кошмары. А Портия и без того плохо спит. Ее комната прямо за стеной, и я слышу, как она ворочается по ночам. После того как погода переменилась, стало хуже. Ей не хватает солнца.

— Но как же мадам де Тревиль? — спросила я. — У вора были бумаги, что, если он украл что-то важное?

Арья посуровела:

— Мадам де Тревиль, сколько бы она ни говорила о сестринстве и нашей силе, все-таки полна снобизма. Помнишь, как она наморщила нос, когда мы проезжали мимо Двора чудес? Я здесь только потому, что она думает, будто меня обучил всему мой отец. Что я такая же девочка, какой она была когда-то. Но она училась драться, потому что ей этого очень хотелось. А я — ради того, чтобы выжить.

— Но какое отношение все это имеет к вору?

— Кто-то оказался у нас в коридоре, Таня. Никакого шума, никаких следов. И еще тот случай в доках. Тех мужчин предупредили. У них не было никаких причин думать, что мы не простые портовые мальчишки. Но они знали. — Мой разум зацепился за слова Арьи, словно ткань за занозу на дереве, за торчащий гвоздь, за лезвие ножа, который кто-то выронил и забыл поднять.

О господи! Я глубоко, прерывисто вздохнула:

— Нет. Только не она.

— Я и не говорила, что это она, — заметила Арья. — Но вора должен был впустить кто-то из своих. Это была не ты и не я. И не Теа — даже думать об этом нелепо. — Слова Арьи сопровождались приглушенным храпом, который звучал чуть тише теперь, когда мы ушли из коридора. — Слава богу, что у нас есть ковры. Иначе я вообще не смогла бы спать. Что до Портии — ну это не Портия.

— Значит, остаются…

Арья принялась загибать пальцы, перечисляя имена:

— Анри. Мадам де Тревиль. И Жанна, но с большой натяжкой, потому что у нее нет ключей от второго этажа.

Их лица заплясали у меня в голове; я зажмурилась и прижала пальцы к вискам.

— Ты ошибаешься. Как ты можешь думать, что мадам де Тревиль… или Анри…

— Мадам де Тревиль было отказано в том, чего она хотела больше всего на свете. Этого достаточно, чтобы возникло желание отомстить. Может быть, заговорщики предложили ей сделку: она передает им информацию о том, как Мазарини планирует защищать короля, какие зацепки есть у Ордена. А они принимают ее в ряды мушкетеров — тех, о которых знают все. Может быть, эти бумаги ты и видела у вора.

— Думаешь, она лгала нам? О месье Вердоне?

Арья поджала губы:

— Мадам де Тревиль умна. Она бы попыталась усидеть на двух стульях. Так больше шансов, что, когда начнется заваруха, она в любом случае окажется в выигрыше.

— А что насчет… Анри? — с трудом выговорила я.

— Я слышала, как он говорит о своей работе. Как стремится достичь большего. К тому же… — При этих словах Арья напряглась. — Ты разве не заметила, как странно он ведет себя в последнее время? Убегает, чтобы с нами не заговаривать, — и не только тогда, когда видит Портию. Он живет в этом доме. А я могу по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз его видела за последний месяц.

Я открыла рот, потом закрыла его, меня пробрала дрожь. Разве я сама не обратила на это внимания? Я сглотнула:

— Допустим, он и правда не в себе, но ведь он хочет стать инженером ради всеобщего блага. Он не ради себя все это делает.

Я умолкла, осознав, что Арья смотрит на меня так, словно препарирует взглядом и пристально изучает внутренности, плоть и кости.

— Парень что угодно скажет девушке, лишь бы ей понравиться. Ты это знаешь, Таня. — Я отшатнулась. — Ты заметила еще что-нибудь? Из того, что вор сказал или сделал? — спросила Арья.

Как он повернулся на каблуках. Его пугающая, злорадная ухмылка. То, как он назвал меня мадемуазель Мушкетеркой. Мой страх, что его голос заменит голос отца в моих воспоминаниях. Что я забуду, с какой любовью он произносил это прозвище. Что я забуду его голос.

Но потом я снова посмотрела на Арью и заметила в ее лице кое-что неожиданное: тень страха.

— Нет, — ответила я сдавленным голосом. — Больше ничего. — Мне захотелось спрятаться от ее пристального взгляда. — Мне лучше вернуться в кровать, я устала. Спокойной ночи.

Я не хочу, чтобы у Теа снова начались кошмары. Так она сказала. Но кто убережет Арью от ее собственных страхов, от ненужного беспокойства о добром юноше, который чересчур много работает? О юноше, которого я хотела защитить так же сильно, как я хотела защитить ее саму?