Миля над землей - Лиз Томфорд

притворство.

– Дрянь снаружи, мягкая внутри. Похоже на кое-кого еще, кого я знаю.

– Я купил ей на Рождество спортивные штаны.

Сестра замолкает.

– Что, черт возьми, с тобой не так?

Я пожимаю плечами:

– Это что-то вроде понятной нам обоим шутки. Я подумал, что это очаровательно, но она не сказала ни слова, и я волнуюсь, что напугал ее.

– Если бы парень, с которым я однажды переспала, купил мне спортивные штаны на Рождество, я несколько раз бы подумала, прежде чем заняться с ним этим во второй раз.

Вот черт.

У сестры на телефоне звякает сообщение электронной почты.

– Они надо мной издеваются? Неужели мои клиенты не понимают, что сегодня Рождество? – Встав из-за стола, она направляется в третью комнату. – Это обойдется им в двойную цену.

Поскольку центральная часть моего пентхауса теперь привычно пуста, я снова выглядываю из окна и возвращаюсь к телефону, но там по-прежнему ничего нет. Ну, ничего от Стиви. Пришло сообщение от Логан, в котором она приглашает меня зайти на десерт, прежде чем дети отправятся спать, и это прекрасный предлог, чтобы убраться отсюда.

Прежде чем я успеваю броситься к двери, отец возвращается в столовую после своего телефонного звонка.

– Кто звонил?

Он смотрит на свой телефон, затем снова на меня.

– Просто друг.

Кивнув, я храню молчание, как обычно в присутствии отца. Мне особо нечего сказать, кроме того, чтобы сообщить, как я злюсь на него из-за того, что он меня бросил, когда я больше всего в нем нуждался. Но, наверное, не стоит портить этим Рождество, поэтому я молчу. Точно так же, как молчал последние двенадцать лет.

– Во сколько у тебя завтра рейс?

– В восемь утра.

– Я могу нанять тебе водителя.

– Я вызову такси.

Еще один кивок. Еще один момент неловкого молчания.

– Команда, кажется, в форме. Вы хорошо играли.

– Ты действительно смотрел?

Черт. Этот вопрос был явно задан в его адрес, и я сказал именно то, что имел в виду.

Отец слега откидывает голову, как будто его ударили физически, а не только словами.

– Эван, конечно, я смотрел.

– Я думал, ты давным-давно перестал смотреть. Лет двенадцать назад. – Что, черт возьми, со мной происходит? Я долгое время мог скрывать свой гнев. Не знаю, почему сейчас я не могу сдержаться. – Точно так же, как двенадцать лет назад ты перестал принимать участие в какой-либо части моей жизни.

Твою мать. Остановись. Заткнись.

– Тогда у меня был непростой период…

– О, у тебя был непростой период? Непростой период? Мне было шестнадцать лет, и моя мать меня бросила, а потом и ты тоже!

– Я тебя не бросал! – Его тон так похож на мой.

– Может быть, ты и продолжал жить в том доме в Индиане, но ты, черт возьми, исчез. С головой ушел в работу.

– Разумеется, Эван. Потому что она ушла от меня. Бросила нас. Я пытался это компенсировать.

– Ты перестал приходить на мои хоккейные матчи. Ты перестал быть мне отцом, и единственная причина, по которой тебе сейчас не все равно, – это то, что я в НХЛ и потенциально могу выиграть в этом году чертов Кубок. Ты, отец, такой же охотник за деньгами, как и она.

Я и сам не верю тем последним словам, которые слетели с моих губ, но мне все равно. Я злюсь и впервые за долгое время не знаю, как это контролировать.

– Кем, черт возьми, ты себя возомнил, разговаривая со мной в таком тоне? Я воспитывал своего сына не для того, чтобы он так разговаривал с людьми.

– Ты давным-давно перестал меня воспитывать.

– Эван… – Тон у отца совершенно подавленный, уголки его губ опущены.

– Эв, что это за хрень? – Линдси стоит в дверном проеме между комнатой, в которой она работала, и гостиной, уставившись на меня в полном шоке.

– Мне пора. – Встав со своего места, я просовываю руки в рукава пальто и натягиваю на уши шапку. Я не могу смотреть на своего отца, сидящего за столом, потому что меня переполняет чувство вины. И гнев тоже.

– Сегодня Рождество. Куда ты собрался?

– К Мэддисонам.

Нырнув в холл, я захлопываю за собой дверь и делаю глубокий вдох.

Черт. Этого не должно было случиться. Предполагалось, что меня это больше не должно волновать. Мне не нужно, чтобы отец меня любил. Я люблю себя, и этого достаточно.

Когда я спускаюсь на лифте в вестибюль, мое тело переполняет энергия, и холодный чикагский ветер, который обдувает меня, как только я выхожу на улицу, не успокаивает. Я все еще полон эмоций.

Нуждаясь в том, чтобы успокоиться перед встречей с Эллой и Эм-Джеем, я присаживаюсь на ступеньку крыльца. Я дрожу всем телом, но не от холода, а от адреналина.

Прошло много времени с тех пор, как я был не в состоянии четко сформулировать свои чувства. Гнев редко берет верх, но сегодня вечером я ничего не смог с собой поделать. Я не понимаю, как он не понимает, что натворил.

По сути, я хочу, чтобы он извинился, и я хочу, чтобы он снова стал таким отцом, каким был, пока я рос. Я скучаю по этому мужчине. Скучаю по нашим отношениям, и мне неприятно признавать, что мне нужно, чтобы он любил меня так, как прежде.

Окружающий меня кислород, кажется, отказывается заполнять мои легкие, поскольку я стараюсь как можно незаметнее сделать глубокий вдох, но у меня не получается.

Я думал, что достаточно люблю себя, чтобы перестать заботиться о чьих-либо чувствах.

– Счастливого Рождества, – произносит мягкий голос.

Оторвав взгляд от скрещенных рук, я вижу Стиви. Она стоит у подножия лестницы и протягивает мне бутылку пива.

Мои легкие наполняются воздухом.

– Счастливого Рождества. – По моим губам наконец скользит благодарная улыбка. – Ты следишь за мной? – поддразниваю я.

– Выглядишь так, словно тебе это не помешало бы. – Вкладывая пиво мне в руку, она садится рядом, подтягивая колени к груди, чтобы хоть немного согреться.

– Ты даже не представляешь насколько. – Чокаясь с ее бутылкой своей, я делаю большой глоток прохладной янтарной жидкости и втягиваю голову в плечи. Мне нужно взять себя в руки.

– Ты в порядке? – повернув ко мне голову, Стиви смотрит на меня глазами цвета морской волны, обеспокоенными и искренними.

Я на мгновение задерживаю на ней взгляд, понимая, что «морская волна» – определение, недостаточное для описания ее глаз. Синий цвет в них больше похож на бирюзовый, такой, какой можно найти в самой яркой и чистой части океана. Снаружи радужка окаймлена зеленью, и эта зелень темна, как будто смотришь сквозь заросли секвойи.

И я благодарен за то, что эти глаза отвлекают меня, затягивая в свою завораживающую бездну.

– Да, я в порядке.

– Ну, слава богу, потому что тебе было бы неловко, если бы я нашла тебя плачущим на ступеньках.

Эти красивые глаза сверкают озорством, но она тут же прячет понимающую улыбку за бутылкой пива, делая глоток. Но ее шутка приносит в мой