Преданная. Невеста (СИ) - Мария Анатольевна Акулова

ладонями и не дает отвернуться.

Я своими прошу прислушаться. Очень-очень прошу. Молю даже.

— Я повторю еще раз и больше мы к этой теме не возвращаемся. Хорошо, солнце? — Он понижает голос и покрывает его коркой спокойствия. Я не киваю. Да он и не ждет. — Нет, Юля. Я не разрешил тебе выйти. Я тебя вывел. Решение принято. И оно не обсуждается. Тема закрыта.

Качнувшись вперед, он впечатывается губами мне в лоб. Я жмурюсь. Силы мощной волной уходят из тела. Мои пальцы соскальзывают с его колен. Тарнавский встает. Снова подходит к лестнице и уже оттуда командует:

— У нас флайборды, Юль. Собирайся.

* * *

В ушах гудит из-за перенапряжения. Я курсирую по спальне, уперев руки в бока и дышу огнем.

Пар не идет разве что из тех самых ушей, а в голове нон-стопом прокручивается очередной наш со Славой спор на, местами, повышенных тонах.

Он еще вчера закрыл вопрос. Тему. Мне рот.

Но это не помогло.

Я продолжаю возвращаться к своему.

Чтобы немного выдохнуть и, скорее всего, не наговорить лишнего, Тарнавский ушел в душ. И я уверена: он надеется вернуться и увидеть, что я наконец-то уяснила.

У нас продолжается марафон интертеймента, в котором совершенно нет места разговорам о важном, серьезном, опасном.

Но завтра — самолет домой. И я понимаю, что не смогу ступить ногой на родную землю и сделать вид, что все пучком.

Нет. Ни черта. Всё плохо. Страшно. Он во мне нуждается не меньше, чем раньше.

Слышу, как в душевой с грохотом на пол летит что-то тяжелой. Дальше приглушенное из-за шума воды:

— Сука блять.

Я замираю.

Знаю, что он злится не на упавшую баночку.

Мурашки бегут от мысли, что может быть сам ее и бросил.

Он очень против моей инициативности.

Очень.

И я прекрасно понимаю его доводы. Сердце до сих пор сжимается, стоит вспомнить его «может я тоже хочу, чтобы Юля мне детей рожала?».

И я хочу, любимый. Я очень хочу!

Но как мы сможем идти к своим желаниям, если вокруг — кишащий акулами океан?

Я спрашивала это. Я приводила доводы. Все горохом о бетонную стену.

«Нет».

«Не обсуждается».

«Угомонись, Юль».

«Ты повторяешься».

«Спасибо, не надо».

Мне, блять, надо.

Снова начинает разрывать изнутри. Нет сил терпеть и ждать, пока он выйдет из ванной.

Я подхожу к двери и кладу пальцы на ручку.

Мне кажется, в голове родилось достаточно новых, свежих, сильных аргументов, чтобы продолжить «дискуссию». Стараюсь не думать, что все они разобьются о его категоричность.

Почти нажимаю, когда слышу осточертевшую вибрацию айфона Славы.

Он лежит на кресле и призывно светится. Я до кровавого привкуса во рту закусываю уголок губ.

Призывно.

В подобных мыслях даже себе признаваться нельзя, Юль. Нельзя-нельзя-нельзя.

Я повторяю про себя и отпускаю ручку. Разворачиваюсь. Подхожу к креслу.

Присев на корточки, неотрывно смотрю на имя контакта.

Айдар Салманов.

Это знак.

В ванной выключается вода. Мне надо подняться. Спуститься вниз. Выпить холодной воды и остыть. Дальше — провести наш последний день так, как хочет Слава.

Я перед ним провинилась. Я должна искупить.

Но.

Айдар Салманов прав. Он меня слишком бережет. А я готова делить с ним не только радости, но и трудности. И похуй, что под венец давать подобные клятвы меня пока никто не звал.

Чужой телефон ложится в руку непривычно. Я жму на зеленый телефон. Экран начинает отсчитывать секунды.

— Только не ори на меня сразу, Тарнавский, хорошо?

Слышу знакомый вроде как голос и язык заплетается.

Тут же хочется скинуть. По-детски спасовать.

Нельзя.

Взяв себя в руки, прокашливаюсь.

Подношу трубку к уху и, сжимая телефон до боли уверено, произношу:

— Это не Вячеслав, Айдар. Это Юлия Березина.

— Добрый день, Юлия. — Он не выражает удивления. Я не чувствую угрозы. Зато себя — до чертиков сильной. Я такая и есть. Ты просто забыл, любимый. — С Вячеславом что-то случилось?

Последние сомнения слетают ненужной шелухой.

— Нет. С Вячеславом все хорошо. Он в душе сейчас. Я скажу ему, что вы звонили. Но я тоже хотела с вами поговорить. Айдар… Я готова продолжать. Убедите его передумать. Пожалуйста.

Глава 32

Юля

Его молчание служит для меня жесточайшим из наказаний. Но даже оно не дает засомневаться, что я все сделала правильно, публично заявив о своей готовности продолжать.

Слава не разговаривает со мной ни в последний день отпуска, ни когда мы ждем в аэропорту и уже летим домой в самолете.

Я не знаю, как лучше. Вижу: он сдерживается, хотя хочет сносить головы. В первую очередь — мою.

В его глазах я натворила лютую дичь. В собственных — сделала то, что должна была.

Пусть теперь я шизанутая девчушка, которая сама напрашивается на участие в маленькой заварушке, но это решение, объективно, не за ним, а за мной.

Прости, любимый.

Из аэропорта нас забирает один из водителей семьи Тарнавских. Даже с ним мой Слава здоровается скупо и хмуро. Отдает мне паспорт без слов. Забрасывает в багажник мой чемодан, не ожидая ни от кого ни разрешения, ни помощи.

Со вздохом обхожу и без бессмысленного мятежа сажусь в машину.

Не знаю, куда он скажет меня завезти. Не знаю, когда вызреет для обмена хотя бы какими-то фразами.

Я не собираюсь больше своевольничать. Только раз. Только так. Но даже говорить ему сейчас об этом смысла нет.

Вздыхаю. Он на меня не смотрит — или в затылок водителю, или в окно.

Машина останавливается рядом с нарядным входом в высотку, в которой расположена квартира Тарнавского. Он сам ведет по плитчатому просторному холлу оба чемодана — мой и свой.

Я плетусь следом. Снова покорно.

Попав в квартиру — медленно разуваюсь.

Мы же не сможем даже здесь двумя словами не обменяться?

Набравшись смелости, произношу:

— Если хочешь, я уеду.

И получаю в ответ такой красноречивый взгляд, что хочется язык заглотить.

Он сходу ничего больше не отвечает, я просто понимаю, что мое «уеду» ему не зашло. Уходит в спальню. Там что-то грохает. Снова слышу глухое:

— Да ебаный в рот.

Злишься. Я знаю, ты злишься. Но прости меня. Пожалуйста…

Благодаря Салманову теперь все, включая Власова, знают, что ни черта я не выхожу. Слава тоже в курсе. Пережить это… Ему сложно.

А мне сложно даже решить — пойти следом за ним в спальню или остаться в коридоре.

Вздыхаю. Подталкиваю себя.

Он как раз достает из комода свои вещи. Боксеры, домашние футболку