Вечные хлопоты. Книга первая - Евгений Васильевич Кутузов

Здесь работает твой дед.

— Ты не работаешь, — сказала внучка, недоумевая. — Ты держишь меня на руках.

— Глупая. — Антипов улыбнулся. — Это я вообще работаю. На этом заводе все мы должны работать, потому что мы в большом долгу.

— Мы всегда будем здесь жить? — спросила внучка.

— Всегда.

— И когда мама приедет?

— И когда мама, — сказал он, вздыхая. И подумал, что неизвестно еще, как повернется дело, как сложится дальнейшая жизнь.

О возможной гибели невестки он не разрешал себе никаких мыслей, и в глубине души надеялся, что Татьяна, вернувшись с войны, останется все же в их семье. Пусть и с новым мужем. Ее дело бабье, молодое, и он не станет, нет, препятствовать...

— А мебель откуда? — обходя комнату и трогая вещи, спросила Клава. — Кровать, оттоманка, шкаф... Ой, и трюмо, отец!

В дверь постучались, как поцарапались.

— Входите! — крикнул Антипов. Сразу-то он не подумал про мебель, а теперь тоже удивлялся.

Вошла старушка. Маленькая, сухонькая, седая вся.

— С прибытием вас, — сказала она, поклонившись. — Жить вместе будем. Слава богу, а то одной мне скучно и страшно. Я присяду, ничего?.. — Она опустилась на оттоманку. — Григорий Пантелеевич приходит и спрашивает, не против ли я, если вы поселитесь в этой комнате... А почему я должна быть против? Я рада, тем более не совсем чужие. — Она погладила стенку, осмотрелась. — Обои, конечно, излишне пестрые, крикливые... Но других нынче не достанешь.

— Скажите, чья это мебель? — спросил Антипов.

— Мебель?.. — Старушка задумалась. — Ах, мебель!.. Здесь, в этой комнате, до войны жила моя дочь с мужем, с моим зятем. Так судьбы людские складываются... — Она глубоко, скорбно вздохнула. — Зять погиб еще в сорок первом, а дочка немного не дожила до снятия блокады. Совсем немного... Теперь хорошо, топят, а то ужасно было холодно, вы не представляете! А я всегда была зябликом. Пришлось кое-что сжечь, дочка «буржуйку» где-то купила. Да вы не беспокойтесь, пожалуйста, вообще эта комната теплая, мы никогда окна не замазывали...

— Бабушка, вы сказки знаете? — забираясь на оттоманку, спросила Наташка.

— Знаю, знаю. А ты любишь сказки?

— Я люблю про зверей.

— Замечательно, девочка! Мы с тобой непременно подружимся. Я тоже люблю сказки. Тебя как зовут?

— Меня зовут Наташа. Я внучка. А мою маму зовут Таня, она воюет на фронте, а наш папа Миша погиб, он тоже воевал.

— Хорошая ты моя. — Старушка приласкала Наташку. Та не противилась.

— Что это у вас, брошка?..

— Это называется камея, — ответила старушка.

— А кто на ней нарисован?

— Вот не знаю...

— Я насчет мебели хотел... — заикнулся Антипов.

— Что именно вы хотели?

— Убрать, наверно, надо...

— Зачем убирать? У вас, должно быть, ничего не осталось... Пользуйтесь.

— Тогда договориться надо. Сейчас у меня нет денег... — Тяжело ему было говорить об этом, потому что вроде как просить должен, а он не привык.

— Пусть это вас не волнует. Захар Михайлович, если не ошибаюсь? А это Клава, ваша дочь?.. — перевела она разговор. — Видите, я все знаю про вашу семью: С Екатериной Пантелеевной я давно знакома. Очень милая и порядочная женщина. Господи, я же забыла сама назваться. Анна Тихоновна. — Она приподнялась. — Пойдем, Клавочка... Ничего, что я на «ты» тебя называю?.. Покажу тебе кухню и все остальное. Посуды у нас хватит, так что Екатерина Пантелеевна пусть не волнуется. А вот сарая нет, сломали перед войной, когда проводили центральное отопление. Воруют дрова. — Она взяла Клаву под руку. — Пойдем, пойдем. Да, а как же вы будете с девочкой?

— В ясли устроим, — ответил Антипов. — Трудно только, наверно, устроить.

— И не надо, раз трудно! Ну их, эти ясли. Если вы ничего не имеете против, я буду с ней.

— Как это?.. — Нет, Антипов решительно ничего не понимал. Да и где понять, разобраться, когда столько свалилось в один день.

— А что мне делать? Я не работаю, и возраст и здоровье не позволяют. Сижу в одиночестве.

— Ну, спасибо вам, — пробормотал Захар Михалыч растерянно. — Не знаю прямо, как и быть... Пока разве? Тяжело же с ней.

— Я детей люблю. И мне с ними не бывает тяжело. От детей устают злые люди. А дочке моей бог не дал детей... Ну, что там! Не любила я зятя, хоть и грешно про мертвых говорить плохо... Я пойду покажу Клавочке все. У нас квартира большая, чужому человеку заблудиться можно.

Антипов не мог поверить всему, что произошло в этот день. Боялся поверить. Уж слишком — слишком! — все удачно и счастливо складывается, а не бывает так, чтобы хорошее за хорошим кряду шло. С переменой обычно. А тут тебе и комната, точно с неба свалилась, — живи и радуйся, — обставленная мебелью, и нянька добровольная для внучки. Куда уж больше!..

Из прихожей доносились голоса. Негромкий и виноватый голос Клавдии, звонкий и возбужденный Анны Тихоновны. У женщин свои дела, свои разговоры.

«Не многовато ли счастливых случайностей?» — думал Антипов, и было ему тревожно, неспокойно, словно ожидал он каких-то скорых и неизбежных неприятностей, которые предначертаны судьбой и пока лишь задержались где-то по дороге. А не верил он ни в какие предначертания, не верил в неизбежность судьбы, потому что знал твердо и навсегда — судьба человека, жизнь то есть, будущее его, зависит от самого, и думал, что только бы не случилось ничего худого и страшного с близкими. Пусть лучше с ним, хотя и это страшно — оставить Клавдию и внучку одних. И беспокоило Антипова не на шутку столь долгое молчание невестки. Странное дело получилось: он прогонял прочь мысли о возможной ее гибели, а вот мысли о том, что Татьяна может быть ранена, как-то не приходили в голову. Не было этим мыслям в голове места...

— Дедушка, — позвала его Наташка.

Но что-то же произошло, раз молчит!.. Есть этому какая-то причина, и ее нужно понять.