Чжуан-цзы - неизвестен Автор

[30] Отсечение ступни было в древнем Китае распространенным видом наказания.

[31] По преданию, Конфуций в молодые годы встречался с патриархом даосской традиции и расспрашивал его о смысле древних ритуалов.

[32] Волшебная Кладовая -- метафорическое обозначение человеческого сердца, которое для Чжуан-цзы воистину есть сосуд, "вместилище духа" (пояснение Го Сяна) и в особенности -- хранилище неисчерпаемых превращений мира. Данное понятие сопоставимо с выражением "Небесная Кладовая" из второй главы книги.

[33] Имеется в виду клей, с помощью которого древние китайцы склеивали свои долговые обязательства.

[34] Знак "цин", переводимый здесь словами "человеческие наклонности", в позднейших текстах обычно означает просто "чувства". Следует, однако, иметь в виду, что в китайской традиции чувства не противопоставлялись разуму и "жить чувствами" в китайском понимании означало также и "жить разумно".

[35] Глава VI. Высший учитель

В текстах этой главы, пожалуй, с наибольшей полнотой трактуются характеристики бытия Дао, именуемого здесь "высшим учителем". Термин учитель в данном случае имеет также значение "родовой предок"" ибо Дао есть то, благодаря чему всякая вещь есть то, что она есть, и оно предшествует всякому существованию. Впрочем, понятия учителя и предка являются для Чжуан-цзы, как вообще свойственно его философии, только метафорами: Дао есть великий учитель именно потому, что оно не хочет продлевать свое бытие в последователях; оно есть великий предок потому, что ничего не порождает. Но это не мешает Чжуан-цзы обращаться к бесстрастному, безмятежному, оберегающему лишь глубину нежелания учителю-предку в словах, исполненных неподдельного пафоса.

[36] В тексте говорится буквально о "Небесной пружине" (тянь цзи). Так в даосской литературе обозначается внутренний импульс саморазвития жизни, символически завершенное бытие, сила "таковости" вещей, соотносившаяся с "Небесным", т. е. предвосхищающим все формы, измерением бытия. Некоторые современные исследователи уподобляют даосский термин "Небесная пружина", или "сокровенная пружина" (сюань цзи), понятию энтелехии у Аристотеля.

[37] В оригинале значится: "Для них Небо -- это отец". Исправлено в соответствии с предложением китайского комментатора Тао Хуя-пина.

[38] В оригинале сказано наоборот: "Можно передать, но нельзя воспринять". Исправлено по предложению китайского ученого Вэиь Идо. В памятнике древнекитайской поэзии "Чуские строфы", близком даосской традиции, встречается принятая здесь версия этой фразы.

[39] Это выражение Чжуан-цзы стало классическим в даосской традиции обозначением высшей стадии прозрения Дао. Опыт неизбывного одиночества сопряжен, очевидно, с познанием абсолютности, безусловности своего бытия.

[40] Глава VII. Достойные быть владыкой мира

В этой последней главе Внутреннего раздела книги собраны сюжеты, которые, по мысли ее составителя, разъясняют природу идеального правления. Ибо мудрость в даосизме -- как и в других китайских учениях -- неотделима от власти, хотя бы "сокровенной". Однако об управлении как таковом говорится лишь в первых четырех диалогах, причем некоторые из них читаются как вариации ряда диалогов, вошедших в предшествующие главы. В остальных же сюжетах освещаются различные качества даосского мудреца. По-видимому, среди глав Внутреннего раздела данная глава в наибольшей мере обязана своим внешним видом усилиям позднейших переписчиков и редакторов.

[41] Предполагается, что участники этого разговора живут во времена царствования Шуня, одного из идеальных царей в конфуцианской традиции, но отдают предпочтение еще более древним временам правления царя Тай, когда еще не существовало различия между "небесным" и "человеческим" и тем более между различными понятиями, данными в языке.

[42] В данном диалоге отчетливо прослеживаются две ступени даосского совершенствования: первая -- вольное скитание в небесном просторе, делающее человека "другом творца вещей"; вторая -- вхождение в "Небесное Единство" за пределами жизни и смерти и всего "человеческого". Таков даосский путь совершенствования как "прекращения прекращения", и путь этот соединяет незыблемую волю с полнейшей Heпроизвольностью.

[43] Притча о колдуне Ли Сяне и даосском учителе Ху-цзы помогает отличить Силу даосского мудреца -- Силу "Единого превращения" мира -- от искусства мага, оперирующего отдельными предметами. Как и в первой главе книги, Ле-цзы в этом рассказе поначалу предстает как не слишком дальновидный поклонник магии.

[44] Глава VIII. Перепонки между пальцами

Восьмой главой книги Чжуан-цэы "Перепонки между пальцами" открывается ее так называемый Внешний раздел. В отличие от текстов Внутреннего раздела эта глава написана в монологической форме, и ее основная тема -- критика цивилизации. Сложилась она сравнительно поздно: вероятно, спустя несколько десятилетий после смерти Чжуан-цзы. Но в ней выражены -- хотя часто с несвойственными Чжуан-цаы резкостью и педантичностью -- многие мотивы, завещанные древним философом. Основной пафос главы состоит в защите естественной самодостаточности каждого живого существа.

[45] Три Династии -- три древнейшие династии в Китае -- Ся, Инь и Чжоу, -- с которыми древние китайцы связывали образ "золотого века" древности.

[46] Данная фраза буквально воспроизводит суждение, содержащееся в шестой главе книги Чжуан-цзы.

[47] Глава IX. Конские копыта

Глава "Конские копыта" стилистически близка предыдущей главе и развивает содержащуюся в ней апологию природной данности жизни и критику цивилизации. Но примечательно, что, мечтая о дружном соседстве людей и зверей, автор главы считает "неизменной природой" людей и залогом их единения производительный труд. Для него "небесное" и "человеческое" не только не противостоят друг другу, но даже друг от друга неотделимы.

[48] Здесь упомянуты некоторые традиционные черты даосской утопии, кочующие из одного даосского памятника в другой. Ср., например, описание блаженной древности в книге "Дао-де цзин" (гл. LXXX).

[49] Глава X. Взламывают сундуки

Данная глава, которая завершает цикл "примитивистских" (определение А. Грэхэма) глав, содержит, пожалуй, самые резкие в древнекитайской литературе нападки на идеологию деспотического государства в Китае. Здесь же мы находим и классические в своем роде образцы сатиры на государственную мораль. Некоторые признаки указывают на то, что глава эта принадлежит к числу наиболее поздних в книге: она была создана, по-видимому, на рубеже III -- II вв. до н. э. В переводе главы сделаны незначительные сокращения.

[50] Здесь имеется в виду эпизод из политической истории эпохи "Борющихся царств" (V -- III вв. до н. э.). Правитель Лу преподнес в дар правителю царства Чу скисшее вино, и чуский царь в отместку решил пойти войной на Лу. Воспользовавшись моментом, правитель царства Вэй осадил город Ханьдань во владениях соседнего царства Чжао.

[51] Цитируются слова из XXXVI главы "Дао-дэ цзин".

[52] Цитата из "Дао-дэ цзин", глава XLV.

[53] Имеются в виду конечно же рассуждения софистов.

[54] Глава XI. Дать волю миру

В какой-то мере данная глава, особенно в первой своей части, продолжает намеченную в седьмой главе тему "управления посредством недеяния". Последняя, надо сказать, свойственна всей китайской традиции, настаивающей на полной преемственности законов общества, государства и природы. Однако писаниям Чжуан-цзы и даосской литературе в целом присуще парадоксалистски-заостренная апология благотворности "неупорядоченного порядка", "всепобеждающей уступчивости" и "все свершающего недеяния". В этой главе предлагаются вариации основополагающего для учения Чжуан-цзы мотива "взаимного забытья того и этого", в котором достигается "сокровенное единство" людей.

[55] Несколько измененное изречение из XIII главы "Дао-дэ цзина".

[56] Имеются в виду основатели Трех династий древности.

[57] Сто фамилий. -- распространенное в древнем Китае собирательное наименование китайского народа.

[58] Измененная фраза из главы IX "Дао-дэ цзияа", где мы читаем: "Покончите с мудростью, отбросьте знания, и выгода людей вырастет стократно".

[59] В оригинале употреблено слово "цзин" -- "семенная энергия".

[60] Аналогичная фраза встречается в главе XXI "Дао-дэ цзина".

[61] Слово "небо" в древнем Китае служило также уважительным обращением к человеку.

[62] Фуяо -- в древнекитайских мифах -- гигантское дерево, растущее на восточном краю Земли; в его ветвях по ночам отдыхает Солнце.

[63] "Дао-дэ цзив", глава XVI.

[64] Девять областей -- весь обитаемый мир.

[65] Глава XII. Небо и Земля

Глава состоит из довольно разнородных диалогов и монологических фрагментов и не обладает сколько-нибудь отчетливым тематическим и стилистическим единством. А. Грэхэм отнес ее к разряду "синкретических". Авторам большинства фрагментов свойственно стремление дать определения основным понятиям даосской философии и выстроить из них всеобъемлющую систему, связывающую воедино традиционную космологию и политическую теорию. Можно почти не сомневаться в сравнительно позднем происхождении этой главы. Текст ее публикуется с небольшими сокращениями.