Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слава богу, шел не первый год перестройки. Я же никому не рассказывала, что ходила в ЦК КПСС, просила разрешения делать с Торвилл — Дином совместное шоу, первое совместное шоу наших артистов с западными звездами. Мне там давали добро очень долго, никак не могли понять, зачем это они должны санкционировать отклонение от советских норм. В то же время Могилевский оформил документы на театр. Он какими-то немыслимыми путями получил разрешение на негосударственный театр и прошел регистрацию. Тогда стояли дикие очереди, люди регистрировали кооперативы, Сеня совершил подвиг — сделал это за шесть дней. Все, можно вздохнуть, теперь, казалось, только работай. И тут в Нью-Йорке такой ужас, несколько человек исчезли! Меня чуть столбняк не хватил.
Через две недели у нас гастроли в Финляндии, пятнадцать концертов. Я поняла, не то что в Финляндию, а, не доезжая ее, еще в Москве, с протянутыми руками я должна идти впереди всех, чтобы мне удобнее было надевать на эти руки кандалы и сразу вести меня в тюрьму. Партбилет на стол! Я не понимала, что мне делать. Я не курила до этой ночи четыре года, а тут потянулась за сигаретой и тут же выкурила пачку. Потом взяла себя в руки и стала их разыскивать. Всех троих я нашла. Как мне это удалось — неважно. Но обнаружила их в машине американского тренера, уже проехавшего вместе с ними пять часов. Они его обманули, сказав, что гастроли закончились и Татьяна якобы им разрешила доехать до Детройта или куда-то поближе, где их ждут друзья. Я снова в шоке, Могилевский чуть ли не падает замертво, он к тому же еврей, беспартийный, в Москве семья — сын, жена, и вся жизнь порушена.
В тот вечер сбежали Гоша Сур, Алик-осветитель и Крыканова, у которой был роман с Аликом. Вероника Першина и Шпильман задержались. Они пришли, когда я ночью сидела с остатками труппы. Но я сразу поняла: вскоре уйдут и они. Я сказала Сене: «Я не буду никого держать. Эти двое уйдут ночью или под утро, но уйдут». Так оно и оказалось. Со слов этой пятерки написали потом несколько мерзких статей, какой я была ужасной и как я над ними издевалась. А я их любила, я дала им профессию и, что скрывать, я же их в Америку привезла, а как бы иначе они там оказались, визы сами не получали, билеты сами не покупали. В Москве бы влачили жалкое существование. И только благодаря моему театру и тому, что я их в этот театр взяла, и театр назывался «Все звезды», они сумели встать на ноги — и ни слова благодарности, только грязь.
Они попали на разные катки, им дали возможность работать. К беглецам из СССР относились не как к обычным эмигрантам — эти вроде бы спасались от коммунизма. Никто из них, кроме Шпильмана и Сура, в Америке не проявил себя. Я же разговаривала с Гошей, когда он удирал, Сур — это мой ученик. Я попросила его перезвонить, и он позвонил: «Татьяна Анатольевна, не вернусь». Единственное, что я у него спросила, знает ли мама. Он сказал: «Мама знает». Когда мама знает, когда мама думает о благополучии своего сына, что тогда можно сказать. Шпильман с Вероникой, как я и предполагала, ушли под утро. Не помню, как долетела до дому, в памяти осталось только то, что у Могилевского температура поднялась до 40 и его не хотели пускать в самолет. Уговорила, чтобы моего директора посадили в салон, отхаживала его всю дорогу до Москвы. Мы летели домой в совершеннейшем потрясении. У нас же не многочисленная труппа Большого театра. Четверть коллектива испарилась в момент. Не успела войти в дом, как тотчас позвонили с телевидения. Сниматься я отказалась, потому что глаза отсутствовали, лицо зареванное. Советовалась с друзьями, что мне делать? Уже в ночных новостях про нас рассказали. Театр в стране пользовался известностью, публике любые новости о нас послушать было интересно. Рано утром я помчалась к Михаилу Ульянову, в Союз театральных деятелей. Вбежала к нему в председательский кабинет. Он: «Что с тобой?», я пытаюсь сказать, вот так-то и так, а говорить не могу. Спазм. Ульянов: «Татьяна, успокойся, все нормально. У меня вчера во Франции двое остались». Ах да, в Нью-Йорке я еще ночью побежала в консульство, мне открыл дежурный: «Татьяна Анатольевна, что вы волнуетесь? Сейчас каждый может жить, где хочет». Я спрашиваю: «Это вы мне говорите?» — «Это я вам говорю». Я: «Господи, полгода в Москве не была, и такие изменения!» Дело в том, что мы, жившие в спорте под постоянным надзором КГБ, представить себе не могли, что при въезде на родину нас не поведут в кутузку.
Но то, что мой коллектив отныне никуда за рубеж не выпустят, я считала само собой разумеющимся. «Что мне делать, что мне делать?» а Ульянов мне так ласково: «Таня, Таня, успокойся. — Дал мне чайку или водички попить. — Не бойся, дальнейшие твои гастроли оформляются, никто ничего не запретит, только думай о заменах».
А что означает коллективу в семнадцать человек потерять пятерых? Нужно срочно кого-то принимать, срочно нужно опять учить.
Так закончился наш второй год работы с Торвилл и Дином. Если в Австралии мы имели полный успех, то в Америке такого не произошло, но гастроли не провалились, мы пристойно добрались до их конца. Единственный отрицательный момент — не очень большое число выступлений. За 160 дней 70 концертов, правда, пара недель ушла на переезды. Жили артисты в прекрасных отелях, имели возможность смотреть, как крутится американский шоу-бизнес, две недели работали в Голливуде. Но скажите мне, кто из русских лет десять — двенадцать назад работал хотя бы пару дней в Голливуде? Да никто! а мы — каждый вечер. Ребята увидели всю Америку. И я уверена, что у нас был успех, да, зал собирался неполный, но успех был, успех не всегда связан с аншлагом.
А поездку в Финляндию нам никто не запретил. Я взяла новых ребят, выучила их тем номерам, что исполняли сбежавшие. Едем в Финляндию в полупустом вагоне, входят таможенники, и наша пара Боголюбовы попадаются на том, что у них в разных местах спрятана валюта, хотя деньги ими честно заработанные: мы ведь только-только приехали из Америки. Я даже не знаю, что я готова была с ними сделать, настолько нервы уже оказались взвинченными. Их высаживают из поезда с вещами. И в этот же день на границе работала телегруппа ленинградской программы «600 секунд» Александра Невзорова. И они сразу репортаж в эфир, а программу эту тогда смотрело полстраны. Разговора с таможенниками не получается: «Татьяна Анатольевна, отправляйтесь дальше, к вам претензий нет». Я их уговариваю отпустить Боголюбовых, объясняю, что не справлюсь, у меня считанные люди. Но тут же, буквально в ту же секунду, прикидываю, кем и как их заменить. Всегда сразу надо дело делать, тогда не так страшно.
«600 секунд» свою работу тоже исполнили. Я приезжаю в Хельсинки, звоню домой, а мама мне говорит: «Тебя опять ославили на всю страну». Коллектив вновь «отличился». Только пережили ужасную историю на одних гастролях, тут же получаем еще одну — не доезжая до других. Там осталось пять человек, тут двоих сняли с поезда за валютные нарушения. До сих пор считаю, что даже по тем советским законам их проступок не представлял собой значительного нарушения, во всяком случае такого, чтобы людей задерживать и не пускать на гастроли. Володя Боголюбов потом еще раз появится в моей жизни и вновь, сделав мне много плохого, исчезнет, надеюсь, теперь навсегда.
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Праздник, который всегда со мной - Лев Россошик - Биографии и Мемуары
- Власть Путина. Зачем Европе Россия? - Хуберт Зайпель - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Автомат Калашникова. Символ России - Елизавета Бута - Биографии и Мемуары
- Слушая животных. История ветеринара, который продал Астон Мартин, чтобы спасать жизни - Ноэль Фицпатрик - Биографии и Мемуары / Ветеринария / Зоология
- Великие американцы. 100 выдающихся историй и судеб - Андрей Гусаров - Биографии и Мемуары
- Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить... - Николай Левашов - Биографии и Мемуары
- Братья Старостины - Борис Духон - Биографии и Мемуары
- НА КАКОМ-ТО ДАЛЁКОМ ПЛЯЖЕ (Жизнь и эпоха Брайана Ино) - Дэвид Шеппард - Биографии и Мемуары