Куда ты пропала, Бернадетт? - Мария Семпл

Со мной поздоровалась Бекки, гидробиолог. Она вышла на «зодиаке» брать образцы воды. На «Аллегре» Бекки дожидалась отправки на станцию Палмер, в научно-исследовательский центр, где, по ее словам, собиралась прожить несколько месяцев.

«Да вы шутите, – подумала я, – тут что, можно прямо вот жить?»

Я залезла в ее «зодиак» и стала записывать уровни фитопланктона. Бекки оказалась болтушкой. Она была замужем за подрядчиком, ее муж сидел дома в Огайо и вникал в программу под названием Quickie Architect[27](!), потому что хочет, чтобы его взяли в проект по демонтажу геодезического купола на Южном полюсе и замене его исследовательской станцией.

Что-о-о-о?

К этому моменту ты, конечно, уже узнала, что я сертифицированный гений. И не надо говорить, что я не рассказывала тебе о гранте Мак-Артура, потому что я рассказывала. Просто не напирала на то, насколько это круто. Сама посуди – какая мать захочет признаваться в том, что когда-то считалась самым многообещающим архитектором в стране, а теперь посвятила свой прославленный гений тому, чтобы художественно бранить водителей с номерами штата Айдахо?

Я знаю, знаю, как плохо для ребенка, пристегнутого на заднем сиденье, годами быть заложником маминого скачущего настроения. Я пыталась. Я давала себе слово больше никогда не говорить плохо о других водителях. А потом стояла и ждала, пока какой-нибудь минивэн не выедет с парковки. «Я ничего не буду говорить», – напоминала я себе. И тут с заднего сиденья раздавался писк:

– Я знаю, что ты хочешь сказать. Ты хочешь сказать, что она долбаная идиотка.

К чему я все это пишу? Наверно, к тому, что как мать я облажалась сотней разных способов. Я сказала сотней? Скорее, тысячью.

Так что сказала Бекки? Демонтаж купола? Что они с ним собираются сделать? Из чего построят новую станцию?

Какие материалы в принципе встречаются на Южном полюсе? Там разве есть что-то, кроме льда? У меня возник миллион вопросов. Я пригласила Бекки поужинать со мной. Она была такой серой мышкой с необъятной задницей и заискивала перед официантами с таким, знаешь, снобизмом: «Смотрите, как я вежлива с прислугой». Кажется, это характерно для Среднего Запада. После ужина она безапелляционно заявила, что вдарит по бару. Там мне удалось выжать из нее некоторые сведения, пока она расспрашивала бармена, сколько лет его «киндерам», оставшимся в Кашмире.

Рискуя стать как папа, который по двадцать раз объясняет то, что ты и так знаешь, скажу: Антарктида – самое сухое, холодное и ветреное место на планете. Средняя температура на Южном полюсе – минус 60, там дуют ураганные ветра, а расположен он на высоте десяти тысяч футов. Другими словами, первооткрывателям надо было не просто идти туда, а лезть по серьезным горам. (Заметка на полях: тут все делятся на амундсенитов, шеклтонистов и скоттианцев. Амундсен первым достиг полюса, но чтобы этого добиться, он кормил собак собаками, поэтому для полярных исследователей Амундсен – что-то вроде звезды футбола Майкла Вика: можешь его любить, но лучше об этом помалкивать, а не то оглянуться не успеешь, как уже споришь со сворой фанатиков. Шеклтон – это местный Чарльз Баркли[28], человек-легенда и все такое, но рядом с его именем невидимая сноска: «Так и не дошел до полюса», то есть не стал чемпионом мира. Понятия не имею, почему из меня лезут спортивные аналогии. Наконец, есть капитан Скотт, канонизированный за неудачу и до сего дня не совсем признанный, потому что отвратительно сходился с людьми. Как ты понимаешь, я голосую за него.) Южный полюс находится на движущемся ледовом щите. Каждый год официальный знак полюса переносят, потому что он порой сдвигается на сотню футов за год! Значит ли это, что мне придется построить ходячее иглу c ветровой электростанцией? Не исключено. Это меня не беспокоит. Для этого нам даны изобретательность и бессонница.

Любое строительство нужно будет согласовывать в Соединенных Штатах. Все материалы до последнего гвоздя – везти морем. Доставка туда обходится так дорого, что нельзя выбрасывать абсолютно ничего. Двадцать лет назад я построила дом вообще без отходов, используя только материалы, взятые не дальше двадцати миль от стройки. Теперь материалы придется брать не ближе девяти тысяч миль.

Мое сердце заколотилось, но не в плохом смысле – типа я умираю. А в хорошем смысле заколотилось – типа привет, помощь нужна? Если нет, будь добра, подвинься, потому что я собираюсь показать жизни, где раки зимуют.

Все это время я думала – боже, какая это замечательная идея – семейная поездка в Антарктиду!

Ты меня знаешь – ну или не знаешь – в любом случае с этого момента каждый час моей жизни был посвящен разработке плана захвата станции на Южном полюсе. Когда я говорю «каждый час», это значит двадцать четыре часа в сутки, потому что солнце тут не садится.

Если бы меня кто-нибудь спросил – журналист «Артфорума», к его чести, мужественно пытался это сделать, но при виде его фамилии в почтовом ящике я всякий раз удаляла письмо, – я бы сказала, что никогда не считала себя великим архитектором. Я скорее решатель творческих задач с хорошим вкусом и страстью к логистическим кошмарам. В общем, мне надо было туда попасть. Хотя бы для того, чтобы взяться рукой за знак Южного полюса и с полным правом заявить, что мир в прямом смысле слова вращается вокруг меня.

Я не спала двое суток подряд, потому что было слишком интересно. Станции Южный полюс, Мак-Мёрдо и Палмер управляются единой военной строительной компанией, которая находится в Денвере. И координатор всех антарктических операций проведет ближайший месяц на станции Палмер. С этим всем меня связывала только Бекки. И я решила: плевать, что она многословно извиняется перед официантом, прося добавки роллов. Куда она, туда и я.

Как-то раз мы с Бекки были в нашей плавучей лаборатории. Я называла цифры и как бы между делом отметила, что мне было бы интересно сопровождать ее на станцию Палмер. Что тут началось! Штатских туда не пускают! Только необходимый персонал! Люди по пять лет ждут! Туда самый высокий конкурс среди ученых! Она ждала гранта несколько лет!

Тем же вечером Бекки попрощалась со мной. Это было неожиданно, потому что к станции Палмер мы и не думали подходить. Но в три часа ночи ее должно было забрать проходящее мимо судно. Оказывается, в Антарктике существует целая теневая транспортная сеть, почти как корпоративные автобусы «Майкрософта». Тут курсируют морские исследовательские суда и доставляют людей и грузы на разные станции. Они часто пересекаются с круизными лайнерами, которые также доставляют грузы для дальних станций.

У меня было жалких шесть часов. Уговорить Бекки взять меня с собой не получалось никакими силами. В отчаянии я лежала в постели, и тут, ровно в три, к нам подошла огромная рыжая посудина – «Лоуренс М. Гулд».

Я спустилась в раздевалку, чтобы из первого ряда наблюдать, как мое будущее ускользает от меня. На плавучем доке стояли рундуки Бекки и пятьдесят ящиков свежих продуктов. Я разглядела апельсины, кабачки и капусту. Сонный филиппинец грузил их в качающийся на волнах пустой «зодиак». Вдруг он сунул мне ящик с ананасами.

И я поняла: я ведь изо дня в день выезжала с Бекки на замеры планктона. Этот парень думает, что я ученый. Я взяла ящик, прыгнула в «зодиак» и осталась в нем, принимая груз. Когда мы набили лодку под завязку, матрос спрыгнул ко мне и завел мотор.

Вот так я и попала на большущий, утилитарный «Лоуренс М. Гулд». Нас встретил такой же сонный и недовольный русский матрос. Филиппинец остался в «зодиаке», а я вскарабкалась в док и принялась разгружать лодку. Русского заботило только одно – зарегистрировать ящики. Когда «зодиак» опустел, я, чтобы удостовериться, что все это происходит на самом деле, помахала филиппинцу рукой. Он вернулся на «Аллегру» один.

И вот я стою обеими ногами на этом «Лоуренсе». И, что самое прекрасное, я не отсканировала карточку на «Аллегре». Официально я не покидала лайнер, и, возможно, меня не хватятся до самой Ушуаи. А к тому времени я пришлю тебе весточку.

Я оглянулась на «Аллегру» и благодарно кивнула ей. В ее чреве я увидела Бекки, которая грузила в «зодиак» оставшиеся ящики. Меня опять охватила иррациональная неприязнь к ней. Я подумала – а зачем мне Бекки? Бекки мне не начальник.

Я пробралась в брюхо корабля по лабиринту вонючих коридоров, пропахших дизельным топливом, прогорклым маслом и табаком. Наткнулась на крошечную гостиную с пастельными диванами и старым телевизором. Я сидела там, пока двигатель ворчал на свою жизнь, сидела, пока отправлялся корабль. Потом я посидела еще немного. А потом заснула.

Разбудили меня пронзительные вопли Бекки. В районе завтрака меня спящую нашли матросы и стали расспрашивать, кто я такая. К счастью, мы были всего в шести часах от станции Палмер. Бекки решила доставить меня к Эллен Айдельсон, менеджеру антарктических операций. Остаток пути я провела в той же гостиной на положении заключенной и объекта всеобщего любопытства. Русские то и дело просовывали ко мне головы и смотрели, как я смотрю «Масло Лоренцо».