Прими свою тень - Оксана Демченко

Редкое сочетание искренности, ослепления идеями, живого ума и безразличия к собственной безопасности. Риан рассказывал: когда все последователи уже отвернулись от ан-моэ, осознавая его поражение и скорую гибель, этот исполнил последнюю команду подлеца. Не рассчитывая уцелеть, метнул нож в драконию, посетившую Общий Совет народа айри. Покусился на жизнь высшего существа, по сути, священного. А потом его пытались топтать и уродовать недавние союзники, демонстрируя лояльность новым лидерам. Риан отбил, увез к себе, долго лечил. И ругал еще дольше. Потому что учитель не уважает фанатизм в любых его проявлениях и требует думать и чувствовать. Строго спрашивать о правоте решений свое сердце и свой разум. Всегда и обязательно.

Лэн ненадолго вынырнул из бессознательного состояния, открыл глаза, слепо сощурился, не в силах принять яркость света. Коснулся сознания Тимрэ, опознал его, слабо улыбнулся.

– Чему тут радоваться? – задал риторический вопрос Тимрэ, не прекращая осмотра раненых. – Молчи, я твои глупости знаю наизусть. Вирья точно сформулировала: ты герой. Опять захотел спасти свои идеалы без помощи старших. Спасибо хоть сообщение учителю отослал. Уже прогресс. Глядишь, Риан тебя отлучит от обучения ненадолго… лет на двадцать, а то и меньше.

– Я спасал Релат. – Лэн нашел силы беззвучно шевельнуть губами. В присутствии волвеков этого достаточно: совместно расшифровали до должной внятности.

Гролл, наделенный даром говорящего с миром, восторженно зарычал и лег поудобнее, подставляя изуродованный бок для первой помощи, оказываемой одним из членов группы. Гроллу понравилась убежденность нелепого малыша айри. Он даже, кажется, пообещал вмешаться и лично отстаивать мальчишку перед Рианом.

– Великий дракон, мы же зря сюда прибыли и зря теряли братьев! – мрачно усмехнулся Тимрэ. – Ты готовился облагодетельствовать мир, уничтожив отсек с силовыми установками и накопителями. В общем-то иного от тебя и твоих оболтусов не ждали… По самым приблизительным оценкам специалистов Академии, итогом усилий по спасению мира является направленный взрыв, способный сформировать импульс, достаточный по мощности для разрушения конструкции верфей. Корабль сошел бы с нынешней стабильной орбиты и приобрел чудовищный и фактически неустранимый без силовой установки вращательный момент.

Волвеки, достигшие медблока, сообщили остальным о полной безопасности маршрута. Раненых бережно подхватили и увлекли в коридор. Транспортировать в условиях невесомости удобно. Норгри подставил плечо под лапу пострадавшего гролла. Вся группа ощущала тихую и уверенную радость бортинженера, наблюдающего жизнь любимого корабля и осознающего причастность, пусть и косвенную, к делу его спасения. Вопреки потерям и боли, вопреки гибели родичей и волвеков, главное сделать удалось…

Совсем иначе нынешнее состояние дел оценивал Лэн. Для него невесомость стала кошмаром отнюдь не в физическом смысле, она до жути точно отражала внутреннее мрачное отчаяние существа, утратившего ориентиры. Выстроенный за время обороны отсека с силовыми установками образ собственного подвига, оплачивающего с лихвой старые ошибки и дарующего уважение новых кумиров, пусть даже посмертно, – этот образ лишился веса и основания…

Тимрэ искоса поглядывал на бледное лицо «героя» и усердно закрывал сознание, чтобы не просочились, не стали очевидны накопившиеся там жалость, сострадание и даже благодарность. Мальчишка еле живой, ругать его решительно невозможно. А если хоть один из пока что уцелевших спутников Лэна погибнет, станет и того страшнее: он и эту вину примет исключительно на свой счет. К тому же защита отсека была не бесполезным делом, она отвлекла внимание айри от группы, вынудила концентрироваться на внутренних проблемах, до минимума сократив иную активность. Иначе потери в группе были бы, горько это признать, намного больше…

Тимрэ вздохнул и плотнее сжал губы, опасливо покосился на безвольные тела наиболее пострадавших айри. Две клинические смерти, и время для стандартной реанимации упущено, вся надежда на стаю и его собственный опыт… Ну почему Лэн не способен на действия более обдуманные и менее яркие? Тот же Норгри, как бы ни страдал от своей склонности к подчинению, сделал не меньше младших, неявно для моэ тормозя работы, искажая информацию. По сути, обеспечил Лэну и его последователям шанс выжить.

Вот и медблок. Тимрэ позволил себе короткую радость. Еще две минуты – и он сможет гарантировать, что худшее позади. Дезинфекция, размещение пострадавших в капсулах жизнеобеспечения. Корабль вздохнул над ухом своим любимым и наиболее часто используемым голосом первого из вожаков, ныне ушедшего в память стаи Лайла: «Обратный отсчет, запускаю двигатели. Гравитация допустима?»

– Процентов десять от нормы для начала, – вслух подумал Тимрэ. – Мне потребуется вся группа, также следует поторопить врачей с верфи. Надолго нас не хватит. Норгри, присмотри за кораблем, пока мы заняты. Свяжись с верфями и с Релатом, сделай первичный доклад по обстоятельствам происходящего. Что и как говорить, сам разберешься, уточнять не стану.

– Сделаю. Здравствуй, «Эйм», – шепнул бортинженер. Все волвеки ощущали, как греет ему душу доверие и радует готовность корабля по-прежнему считать своим, частью экипажа. – Мы снова вместе.

Отсчет секунд стрекотал в ушах хчелиной трелью, столь любимой волвеками и напоминающей родную пустыню. Гролл, имеющий дар говорящего с миром, тяжело и медленно миновал трансформацию. Восстанавливаться после ранения гораздо удобнее в зверином теле, но исцелять и звать из-за грани жизни уходящих может только полноценное сознание. Треск хчел сделался высоким и особенно тонким, готовым оборваться. Группа замерла за спиной Тимрэ, волвеки стояли плотно, совсем рядом, сориентировались так, чтобы мягко нарастающее тяготение не застало врасплох.

Тимрэ на мгновение заколебался, выбирая между травмой черепа в сочетании с кровопотерей и крошевом из осколков позвонков. То и другое равно плохо и одинаково не терпит… Тимрэ оглянулся на напарника по лечению. Изучил наспех перетягиваемые повязкой сломанные ребра прошедшего трансформацию волвека, бледное обескровленное лицо, мутноватые глаза, плохо реагирующие на свет.

– Варл, выдержишь лечение?

– Двоих мы едва ли вытащим, – нехотя признал обладатель дара и шагнул правее. – Этого точно не вернем, если оставим без внимания. Начинаем, я буду с тобой сколько смогу. Потом… надеюсь, с верфи доберутся быстро. Там три снави, я их ощущаю. Достаточно близко уже.

Тимрэ молча принял выбор Варла. Группа уже настраивалась, волвеки готовились делиться силами и родниться с ранеными, принимая их боль. Вирья заняла место ассистента, Варл выбрал удобную для себя позу: оперся спиной о плечо стоящего позади. Замер, предоставив основное дело врачу. Шлем полного контакта с медблоком накрыл голову, отключая от обычного потока мыслей. Тимрэ позволил себе напоследок всего одну постороннюю: собственно, каждый раз, оказываясь перед неизбежностью подобной операции, он ощущал двойственность отношения к врачеванию. Это его выбор – помогать, его радость – быть полезным и возвращать к жизни, его долг – бороться даже тогда, когда надежды нет… И еще это его боль.

Звать из-за грани уходящего, ощущать, как умирает часть тебя вместе с ним, испытывать ни с чем не сравнимое бессилие и отчаяние последнего мига, когда ничего уже нельзя изменить, бывает ведь и так, увы… Способные общаться напрямую, от сознания к сознанию, айри редко отваживаются выбирать профессию врача, заранее понимая перечисленное. Только волвеки с их удивительным и достойным уважения мужеством приятия собственных ошибок, с их талантом прогонять одиночество и делить боль, упрямо поступают во врачебный Акад. И рычат на академиков, порицающих полнейшую ненаучность воззрений и методов, практикуемых на Хьёртте, внутри сообщества стайных. Чего стоит одно гроллье знахарство… Впрочем, сейчас это – слишком длинная и сложная мысль, чтобы уделять ей внимание.

Полная картина повреждений уже собрана и предоставлена для анализа. Безнадежная, с точки зрения человеческой медицины, картина. По сути, уже мертвый на момент начала операции пациент… Айри, скорее всего, даже не успел отвернуться от лопающегося силового барьера, от охраны моэ, задействовавшей стэки. Лицо изуродовано – можно сказать, его нет, кости черепа смяты, крошево осколков и застывшие брызги горячего пластика спеклись, покрылись коростой подсыхающей крови… Височная область слева нуждается в полной реконструкции. Душе давно пора отправляться в путь за грань, однако ее упрямо удерживает говорящий с миром. Один – и ему безмерно тяжело бороться. Но душа еще здесь, висит рядом, до оторопи полно и плотно осознаваемая общим «мы» группы. Мешает работать, с детским любопытством рассматривая со стороны собственное тело и постепенно проникаясь жутью свершившегося. Вот уже и свет стал плотнее для уходящего айри, и чудится вдали тень крыльев прародителя драконов Релата… И холод последней ночи пробирает до костей.