Петр Грушин - Владимир Светлов

Первые образцы ШМ, предназначенные для бросковых испытаний (они назывались Б‑89), изготавливались опытным производством КБ‑1 и на опытном заводе № 88 в Подлипках.

* * *

Высокие темпы, с которыми велась разработка авиационного ракетного оружия, иногда приводили к неожиданным результатам. Так, 18 июля 1952 года приказом МАП был утвержден план работ, в соответствии с которым горьковскому филиалу ОКБ‑155 А. И. Микояна поручалось уже к концу лета переоборудовать три истребителя‑перехватчика МиГ‑17 в ракетоносцы СП‑6. Этот крайне напряженный срок самолетчики выдержали – истребители были готовы к проведению испытаний ракет, однако ракет для них не было еще целый год… Только в начале лета 1953 года провели первые пуски. К этому времени завершились и статические испытания ШМ.

Однако здесь в работу над ракетным оружием властно вмешались политические события в стране. Аресты Берия‑отца и Берия‑сына значительно изменили существовавший в этом деле расклад сил. Все, кто занимался этой работой, моментально почувствовали снижение напряженности в своих ракетных буднях. Впрочем, ракеты по‑прежнему продолжали готовить к летным испытаниям, готовились к ним и самолеты‑истребители МиГ‑17, которым наконец‑то предстояло стать носителями нового оружия. Для съемок процессов испытаний была сформирована специальная группа самолетов‑фотографов Ил‑28 – имевшиеся тогда наземные средства для этой цели не годились.

Первый автономный пуск ШМ (этот вариант назывался Б‑140) с МиГ‑17 (СП‑6) состоялся 8 октября 1953 года. Ракета, сойдя с направляющей, совершила относительно прямолинейный полет. Вскоре с интервалами в три‑четыре дня были проведены еще четыре пуска. Эти пуски с МиГ‑17 осуществляли летчики‑испытатели Константин Коккинаки и Виктор Завадский.

С «активом» в пять автономных пусков работа по ШМ перешла из КБ‑1 в ведение ОКБ‑2. Весь 1954 год продолжались ее испытания, сопровождавшиеся доработками аппаратуры и двигательной установки. Успехи специалистов‑«пороховиков» в совершенствовании состава топлива позволили к осени 1954 года расширить температурный диапазон работы двигателя (имеется в виду температура окружающей среды, от которой существенным образом зависит скорость горения твердого топлива). Теперь ракета могла использоваться при сорокоградусных, а в дальнейшем и при пятидесятиградусных жаре и морозе. Это позволило избежать введения для ракеты целого ряда ограничений.

Тем временем к концу 1954 года количество выполненных ШМ пусков достигло тридцати.

* * *

Став новым «хозяином» ШМ, Грушин весьма критически отнесся к уже достигнутым результатам. Одно дело – наблюдать за этой ракетой со стороны и совсем другое – отвечать за все уже сделанное и двигать производство вперед. К самой ракете, поскольку она была уже спроектирована и изготовлена, можно было относиться по‑разному. Конечно, это был первый опыт полномасштабной разработки комплекса авиационного вооружения в нашей стране. Заложенная в него идея управления ракетой по радиолучу была обкатана в КБ‑1 еще на «Комете», и потому «чудес» при переходе к пускам в замкнутом контуре управления не предвиделось. Но вот характеристики…

Дальность действия ШМ должна была составлять по расчетам всего 2–3 км, высота поражения – от 5 до 10 км. С такими данными говорить об эффективном отражении налетов «летающих крепостей» не приходилось.

Для того чтобы понять действительное положение дел в конструкторском бюро, Грушин дал задание Томашевичу рассмотреть возможные пути дальнейшего развития и совершенствования ракет подобного назначения. И Дмитрий Людвигович принялся за работу. Будучи человеком весьма обстоятельным и пунктуальным, он каждое задание, выдаваемое своим сотрудникам, аккуратно заносил в особую тетрадь и всегда отмечал, когда и с каким результатом оно было выполнено. Через три месяца на стол Грушину лег отчет «Оптимальные характеристики снарядов класса „воздух – воздух“».

Эта работа изобиловала массой новых характеристик и параметров, многочисленными формулами, диаграммами и кривыми, которые иллюстрировали, что выбор параметров ШМ полностью вписывался в достигнутый в те годы уровень развития ракетной и авиационной техники.

Но для зимы 1954 года оценки достигнутого требовались иные. Авиация уверенно перешагивала через звуковой барьер. Начались полеты сверхзвукового МиГ‑19, а только что возглавивший новое самолетное КБ П. О. Сухой заявил, что через год‑два в его конструкторском бюро будет создан истребитель‑перехватчик, обладающий скоростью полета вдвое выше звуковой. Для ШМ с максимальной скоростью полета, составлявшей в лучшем случае два с половиной Маха, эти самолеты в качестве носителей уже не годились. Для ракеты требовался новый шаг вперед – по скорости, по высотам применения, по маневренности.

Обсуждение результатов отчета Томашевича прошло бурно и растянулось на несколько часов. Подводя итог, Грушин, впервые столкнувшийся со столь различными точками зрения своих подчиненных, принял компромиссное решение: проведение испытаний и доводку ШМ осуществлять в том виде, в котором ракета попала в его КБ, но на ее основе следует начать разработку новой ракеты с улучшенными характеристиками, которые смогут обеспечить ее полноценное использование на самолетах‑перехватчиках Сухого. Последний вывод того вечернего обсуждения гласил – бригаде проектов начать проработку новой ракеты для перспективных истребителей‑перехватчиков.

* * *

У всякого вида оружия есть свой день рождения. День спуска на воду, день первого полета, день выхода из цеха, день первого пуска. Для ракеты, задачей которой является поражение самолета или же другой ракеты, день рождения наступает в тот момент, когда она, четко выполнив все команды системы наведения, в первый раз поразит цель.

Для ШМ этот день наступил 8 марта 1955 года. Роль самолета‑мишени досталась Ту‑4. По уже наработанной при испытаниях «Беркута» технологии летчики подняли самолет, вывели его на боевой курс и покинули свою четырехмоторную громадину на парашютах. Как и при испытаниях «Беркута» требовалось сначала провести боевую «тарировку» системы. Но если первая, запускавшаяся по боевой программе, зенитная ракета наводилась на сброшенный с самолета‑мишени на парашюте «крест»‑имитатор, то при испытаниях ШМ технология была несколько иной. На МиГ‑17 подвешивались две ракеты, которые внешне ничем друг от друга не отличались. Ракета, которая должна была запускаться по самолету‑мишени первой, не несла боевой части и называлась телеметрической. Боевую часть в ней заменял магниевый порошок, который поджигался по команде радиовзрывателя при пролете ракеты рядом с мишенью. Летевший параллельно с мишенью самолет‑фотограф фиксировал эту вспышку, и с него же давалась команда на пуск второй, теперь уже «боевой» ракеты.

Когда все положенные операции были выполнены, отработала свою программу телеметрическая ракета, «земля» дала разрешение на «боевой» пуск. Сам перехват проходил неподалеку от аэродрома, и потому всем более или менее свободным работникам испытательного аэродрома довелось стать свидетелями удивительного зрелища первого ракетного перехвата. Как на параде прошли в строю мишень Ту‑4 и фотограф Ил‑28, а позади, в двух километрах, – МиГ‑17 с ракетами и еще немного дальше два МиГ‑15, которым предстояло добить мишень из пушек в случае неудачной ракетной атаки. Но ШМ не промахнулась – с самолета‑фотографа было зафиксировано почти прямое попадание. Ракета взорвалась под одним из двигателей Ту‑4. Огромный самолет накренился и, оставляя за собой дымный след, пошел к земле…

Вечером у летчиков‑испытателей, работников аэродрома и, естественно, у инженеров‑испытателей ОКБ‑2 появился великолепный повод для празднования не только Международного женского дня… К тому же каждый пуск ракеты с истребителя, а несмотря ни на что дело это было рискованное, неплохо оплачивался. Так, за каждый произведенный пуск ракеты летчик получал две с половиной тысячи рублей, а если в одном полете запускались сразу четыре ракеты, то цифра соответственно умножалась. Свою долю от этой арифметики получали и техники, и инженеры‑испытатели…

* * *

Тем временем за первым успехом последовали обычные ракетные будни. Отчеты, доработки, очередные испытания. После каждого испытания требовалось обработать десятки метров кинопленки, осциллограмм, сотни фотографий, выполнить множество расчетов по анализу испытания. Электронно‑вычислительных машин тогда еще не было и в помине, и большинство расчетов делалось методом численного интегрирования на клавишных машинках. Эта весьма скрупулезная работа требовала великого терпения, аккуратности и точности, а выполняли ее инженеры‑испытатели, большинство которых составляли молодые женщины.