Дар Кроуги - Анна Пушкина

убит.

Я развернулась к мужу в потрясении от новости.

– Это не я его убил, – опередил мой вопрос Рагонг. – Хотя, возможно, и убил бы, но Огар успел перебросить его в Минолу, пообещав вернуть для допроса. Но сегодня утром пришло донесение, что маг погиб при побеге из темницы. Келдрик видел его труп и опознал в нем вчерашнего телепата.

Я остановилась как вкопанная, переваривая эту новость: он умер по моей вине?

– Он умер не из-за тебя, – ответил на мой мысленный вопрос князь.

Я тут же закрыла от него свое сознание. Надо тренироваться усерднее, стоит только отвлечься на что-то, как заслон падает.

Рагонг открыл портал и протянул мне руку.

– Пойдем, хочу показать тебе кое-что.

Мы очутились в тронном зале. Я была здесь, когда Рагонг впервые представлял меня двору. Сейчас он был пуст, только витраж во всю стену за спинками массивных тронов так же, как и в первый раз, отбрасывал затейливые разноцветные блики. Стеклянный потолок, тот самый купол, на котором восседала статуя хрустального орла, открывал вид на голубое небо и пушистые облака.

Рагонг прошел через зал и сел на трон. Рисунок витража за его спиной – царственная птица, летящая над голубыми скалами с белыми шапками снега – засветился ярче. Я замерла от красоты залитой светом мозаики, создававшей иллюзию свечения трона и сидевшего на нем правителя. Вторая часть витража за пустовавшим троном была не такой яркой и не имела разборчивого рисунка, словно фрагменты мозаики намеренно перемешали или стерли.

– Много поколений назад Азе-Эгле в благодарность княжеству построили светлые эльфы. Затем дворец множество раз перестраивался, расширялся. Но тронный зал – центральная часть замка – сохранился в первозданном виде. Витраж не простой. Он меняется, отображая род, черты, намерения своего князя и княгини. Как видишь, я представлен в образе орла, что неудивительно: герб моей семьи – орел с тремя стрелами, мой вулпин – орел. Витраж мамы тоже был орлом, пока она была княгиней Кроуги. Орел – тотем моего рода.

Рагонг сделал небольшую паузу, посмотрел на ту часть мозаики, которая рисунка не имела, и продолжил:

– Мы оба рождены наследниками. Только меня с детства воспитывали с пониманием, что значит быть князем и какую ответственность на меня это возлагает. Тебя же растили несколько иначе. Быть правителем – значит проявлять милосердие, когда не терпится расквитаться с врагом, и наоборот, отвечать жестко там, где хочется закрыть глаза на поступок провинившегося. Маг, который вчера позволил себе влезть в твои мысли, понимал, чем рискует. Разумеется, он надеялся, что это останется незамеченным, но осознавал всю серьезность своего злодеяния.

– Я понимаю, он перешел черту, но разве не следует его судить? Разве его действия заслуживают смерти?

– Умников, которые захотят влезть в голову княгине и получить контроль, наберется так много, что ни одной тюрьмы не хватит. Если бы его судили, ему пришлось бы выдать того, по чьей указке он действовал. Поэтому, скорее всего, он был им и убит. И это доказывает, насколько несправедлив мир и его правители. Хочу, чтобы ты запомнила: к сожалению, доброе, но слабое зачастую оказывается менее жизнеспособным, чем злое, но сильное. Иногда приходится делать выбор. Но всегда помни, кто ты. Это поможет не переступить черту, после которой нет обратного пути, и принять единственно верное решение.

Рагонг жестом пригласил занять место на троне рядом с ним. Я уставилась на ту часть мозаики, которая, по-видимому, должна была отображать меня. Помешкала, медленно подошла и села на предназначавшийся для меня трон, затем с любопытством обернулась. Но ничего не произошло, витраж не засветился, рисунок оставался таким же нечетким.

Непонимающе посмотрела на мужа. Рагонг улыбался, наблюдая за мной.

– Тут все несколько сложнее, усесться на трон недостаточно, – ответил он. – Чтобы рисунок проявился, правящий князь или княгиня должны принять и осознать свой долг. Эта причуда эльфов – не более чем старое суеверие, но многие продолжают в него верить.

– Ты намекаешь, что я не чувствую себя княгиней Кроуги?

– Это не я намекаю, а эльфийский витраж.

Прищурилась и, чувствуя подвох, съязвила:

– И как убедить мудрый витраж принять меня в качестве княгини Кроуги?

– Понятия не имею, – честно ответил князь.

В его глазах мелькнула холодная тень, и он отвел взгляд.

– Однажды я принял решение, которое по силам только князю. После смерти матери я решил не мстить монаханцам, не начинать свое правление с кровавой расправы. Возможно, и тебя ждет поступок, на который никогда не решилась бы Амидера из Потавы, потому что он по плечу только княгине Кроуги.

Эта фраза вновь вернула меня к мысли, мучавшей со вчерашнего вечера после разговора с Эруаном.

– Не намекаешь ли ты на наследников, которых ждут от княгини Кроуги?

Рагонг нахмурился.

– Как с разговора о витраже мы перешли к разговору о детях? Я не против, если вдруг ты решишь стать матерью, но говорил не об этом.

Я набралась смелости спросить прямо. Было страшно услышать горькую правду, но лучше сразу знать все как есть.

– Ты женился на мне потому, что я тоже арканник и это повышает шансы на магический потенциал твоих детей?

Его взгляд стал пристальным и тяжелым.

– Так вот о чем вы беседовали с Эруаном. Не буду обманывать: то, что ты арканник, стало еще одной веской причиной жениться на тебе.

Я поморщилась, в душу вонзилась тысяча острых стрел, приносивших боль.

– Амидера, ты же понимаешь, что ты не единственная магичка-арканник в Людее и, если бы выбор невесты определялся лишь этим, я бы давно был женат?

Его недвусмысленное признание в том, что не моя магия стала главной причиной жениться, заставляло эмоции, скрутившие меня тревогой, ослабеть.

Рагонг медленно прошелся взглядом по моим оголенным плечам. Сегодня на мне было платье, выбранное Собель. Мучаясь от головной боли утром, я позволила ей выбрать наряд, а она выбирает всегда такие, где меньше ткани и больше открытых участков тела. Рагонг буквально гипнотизировал меня, отодвигая все тяжелые мысли на задний план. От откровенно рассматривавшего меня князя почему-то сразу захотелось дать деру.

Разорвал наш зрительный контакт засветившийся в центре зала портал, из которого вышел серьезный и немного взъерошенный Келдрик.

– Эруан собирает армию на границе с орками! Нас закидывают письмам с просьбой объяснить его действия. В такие моменты чувствую себя советником Минолы, а не Кроуги, – на одном дыхании выпалил телепат.

Князь быстро поднялся, открыл портал, кивком показывая, что он для меня. Мы перешли в нашу спальню, где он начал отдавать приказы. Тиральде и моим горничным – что я срочно возвращаюсь в Бьенкурт. Сетсею и Вольфгану – что они возвращаются со мной.

Я подошла к мужу и тихо спросила, чтобы не слышали остальные:

– Эруан развяжет войну?

Сильная ладонь Рагонга нежно коснулась моей щеки.

– Я постараюсь этого не допустить, – так же тихо ответил князь,