Сквозь столетие (книга 1) - Антон Хижняк

— Нет. Я никогда не видел его, но рад, что своими таблицами помог ему.

— Как?

— Мы, статистики, производим переписи, а потом в таблицах все это подытоживаем, и их печатают в книгах. Молодой ученый Владимир Ленин, который ведет борьбу за народ, использует в своих произведениях цифры переписи. Он берет таблицы, цифры и делает выводы, а нам, статистикам, приятно, что и мы чем-то приносим пользу, хотя он и не знает нас и никогда не видел.

— Я вижу, ты, Аверьян Герасимович, своей работой большую пользу приносишь людям.

— Сложная и кропотливая эта работа, Никита Пархомович, но я доволен. Хоть чем-нибудь помогаю в борьбе за новую жизнь. В нескольких словах и за одну встречу всего не расскажешь. Но ты знай. Владимир Ульянов, о котором я тебе говорю, объединяет людей и разъясняет им, что нужно иначе вести борьбу, идти другим путем. Некоторые революционеры думали, что убийством царей можно изменить весь строй. А что получилось? Убили одного царя — на его место пришел другой. А Владимир Ульянов доказывает, что необходима организация рабочего класса, что в России растет капитализм и надо уничтожить царизм и капитализм вместе с помещиками и буржуями.

— Мудрый человек! Значит, он хочет, чтобы жизнь бедного люда пошла по-новому, чтобы нас не угнетали. Вот это я понял! — с радостью произнес Никита Пархомович. — И об этом он пишет в своих книгах?

— Книги Ульянова выходят подпольно, они запрещены, потому что направлены против царского правительства. За это он побывал и в тюрьмах, и в ссылке.

— А мы тоже читали одну запрещенную книгу. Ее передал нам из Юзовки сынок мой Пархом.

— Это тот картавый мальчонка, что я видел? Боевой парень! Говорил: я — Палхом.

— Он! Давно это было. Он и железную дорогу строил, а теперь работает на Юзовском заводе.

— Вот молодчина Пархом! Это же о судьбе таких, как он, писал Ленин в своей книге о развитии капитализма в России. Они и железные дороги строят, и на заводах трудятся.

— А мы читали запрещенную книгу Ленина о сельской бедноте. Прочитали ее от корки до корки и все поняли. Вот только не знаем, где же та партия и что она собой представляет?

— Партия есть. Она на заводах, на фабриках. В партию вступают рабочие.

— Постой! Постой! Как же она называется?

— Партия большевиков.

— А в книге написано не так.

— Социал-демократическая партия? Да?

— Да.

— Это потому, что книга была написана до Второго съезда партии, когда еще социал-демократы не разделились на большевиков и меньшевиков.

— Ясно! — отозвался Никита Пархомович, хотя и не все понял.

— Это, Никита, за один раз трудно понять.

— Может, и так. В той книге, что передал Пархом, сказано: боритесь против царя, против помещиков, против буржуев. Значит, ее писал большевик?

— Большевик.

— Наш сосед Лаврентий все допытывается, кто такие большевики.

— И ты что ему ответил?

— Сказал, что не знаю. Впервые слышу. А он продолжает приставать: скажи, просит, может, и твой Пархом большевик? Но я ведь не знаю.

— А может быть, и большевик твой Пархом. Он боевой парень.

— Если начал, Аверьян, то уж и до конца доведи. Книгу про нас, сельских бедняков, написал Ленин?

— Ленин.

— На этой книге, рядом с фамилией стоит еще одна буква «Н». Хрисанф говорит, может, его звать Никифором, а может, Николаем.

— Ну и дотошные же вы, хотите все знать. Его имя не Никифор и не Николай, а Владимир.

— Как же это так? На книге другая буква.

— Как тебе объяснить… Такие авторы не всегда открывают свои имена и фамилии, чтобы полиция не дозналась. Настоящая фамилия Ленина Ульянов. Он младший брат Александра.

— А! Так Ленин и Владимир Ульянов — это один и тот же человек?

— Правильно! Он — Ульянов. А Ленин — это придуманная фамилия для конспирации.

— Вот теперь понял. И все Маше расскажу.

— Расскажи, расскажи. Она должна это знать.

— Вот как оно бывает в жизни. Значит, мы читаем книги Владимира Ульянова.

— И надо сказать, что Владимир Ульянов, хотя я его и не видел, многому меня научил, раскрыл мне глаза, раньше я был как слепой. А теперь понимаю. Жаль только, что старый уже. Ты знаешь, Никита, я заслужил пенсию, хотя и небольшая она, но на хлеб, молоко хватит, хочу уехать в свою губернию. Там и буду жить. Возможно, в Москве пришвартуюсь. Буду помогать партии. Сожалею, что сестричку не увидел. Поцелуй ее за меня. Может, больше с вами не увидимся. А тебе хочу вот что дать. — Он вытащил из ящика тонкую книжечку.

— О, так это же такая, как мы читали, только та…

— Та печаталась за границей, в Женеве, а эта — в России. Но текст один и тот же.

— Спасибо! Еще кому-нибудь передам, пускай читают люди!

— Только прошу тебя, Никита, будь осторожен. Смотри, чтобы не попала в руки провокаторов, потому что тогда тебя сошлют в Сибирь.

— Остерегаемся. Видишь, пока что не тронули.

Они попрощались, обнявшись. Долго стояли, пожимая друг другу руки, и перед расставанием трижды поцеловались.

Мария Анисимовна, слушая рассказ мужа, всплакнула и долго вытирала слезы. Они сидели вдвоем, вспоминая непоседливого Аверьяна Несторовского.

— Какой у меня брат неугомонный! С детских лет такой. Все к чему-то стремился, — промолвила Мария Анисимовна.

— Правду ищет, — отозвался Никита Пархомович.

— Ищет, и, как видно, не зря, нашел правильную дорогу.

— Нашел… Чем-то важным занимается, ездит всюду, партии помогает.

Кто-то робко постучал в окно. Никита Пархомович вышел в сени.

— Кто там? Это ты, Григорчик?

— Нет, это я, Марина. К вам мой муж не заходил?

Он узнал голос жены Лаврентия.

— Нет. А вы заходите, Марина Евсеевна.

— Да я ненадолго. Вы видели, что делается?

Она потащила за сарай Никиту Пархомовича и Марию Анисимовну, тоже вышедшую из хаты.

— Смотрите! Смотрите! — тревожно зашептала Марина Евсеевна.

На южной стороне порозовело небо. На горизонте то поднимались вверх, то угасали бело-багровые вспышки, словно кто-то шевелил гигантской кочергой огромнейший костер.

— Боже мой! Боже мой! — заголосила Марина Евсеевна.

— Что вы так переживаете? — взяла ее за руку Мария Анисимовна.

— Чует мое сердце беду!

— Ну зачем же так, успокойтесь.

— Как я могу успокоиться, когда моего Лаврентия нет дома. Ушел еще до захода солнца и до сих пор не вернулся.

— А что он вам сказал?

— Ничего не сказал. Накричал на меня, чтобы я спать ложилась. Зажег цигарку и ушел. Ой, боже мой! Боюсь я за него. Боюсь!

— Ну зачем вы так убиваетесь, Марина? Лаврентий к кому-то из знакомых пошел, скоро вернется. А почему вы не сказали мне тогда, когда я вашего коня приводил?

— Стыдно было. Думала, что он вот-вот вернется. А теперь вон как получилось. Уже поздно, скоро и первые петухи запоют.

— А я что, не петух? — раздался голос Лаврентия. — Зачем ты пришла людям голову морочить?

Марина Евсеевна задрожала и прижалась к Марии Анисимовне.

— Что ты прячешься! А ну-ка домой! — закричал Лаврентий Маркович.

— Кричать на жену, Лаврентий, нельзя. Она мать твоих детей. У нас в семье не принято так разговаривать, — сказал Никита Пархомович.

— И я прошу вас, Лаврентий Маркович, не кричите на жену и не поднимайте на нее руку, — добавила Мария Анисимовна.

— Давайте лучше пойдем в хату, — предложил Никита Пархомович. — Я что-то расскажу тебе, Лаврентий, и вы, Марина, заходите.

Они уселись на скамьях. Хозяин стал рассказывать о своей поездке в Белогор, но ему не дали закончить. Вдруг окно зазвенело от ударов по раме.

Никита Пархомович вскочил и бросился в сени.

В хату ворвались урядник, староста и приказчик Кудлаенко, а у порога остались два стражника.

Урядник, оглядывая комнату, стал принюхиваться.

— Садитесь, господин урядник, — пригласил хозяин.

— Спасибо! Некогда рассиживаться. Подойдите ко мне, Лаврентий.

— А в чем дело? — встревожился Лаврентий Маркович, и его смуглое лицо, обрамленное черной бородой, еще больше почернело, а глаза спрятались под густыми кустистыми бровями, сросшимися на переносице.

— Узнаешь в чем. Подойди ко мне и дыхни.

— Могу дыхнуть, ну и что! — вызывающе ответил Лаврентий Маркович и приблизился к стражнику.

— Так и есть! Хорошо нализался? Сколько опрокинул? Кварту небось?

— Не издевайся, урядник. Я выпил еще вчера и всего одну чарку.

— А почему несет, как из дымохода? — захихикал урядник. — И дымом пахнешь. А ну-ка, Петренко, посмотри, что у него в карманах.

Лаврентий не успел опомниться, как здоровенный стражник вытащил у него из кармана коробок спичек и протянул его уряднику.

— О! Господин Голуб! Вы и спички с собой носите! — хрипло захохотал урядник.

— Он! Он! Его видели, как поджигал скирды пшеницы! — ворвавшись в хату, закричал сынок помещика Зюка.