Опознание невозможно - Ридли Пирсон

— Это все?

— Самое главное — напоследок, — объяснил Ламойя. — Эта возможная связь с ВВС — Мэтьюз и ее осведомитель говорят, что этот малый служил в военно-воздушных силах. Я подмазал одного парня из АТФ парочкой билетов на матч «Соникса». Сейчас предсезонье, так что небольшая потеря. А парень он приличный. Говорит, что уже не первый раз им приходится исследовать ракетное топливо.

— Техас, — напомнил Болдт.

— Да, правильно, то видео. Естественно. Но еще и поджог в Сент-Луисе. И еще один в округе Ралей-Дурхам. И еще один в Майами. Похоже, что ракетное топливо можно изготовить чуть ли не на кухне, достаточно иметь каплю знаний и немного храбрости. Но все дело в том, что это кустарное дерьмо оставляет после себя следы — металлы и прочую ерунду. Так что сразу можно сказать, что это не заводское производство. А по словам моего приятеля, Карстенштейна беспокоит тот факт, что если это — ракетное топливо, то оно чистое, а если оно чистое, значит, это — промышленное производство для военных нужд. В общем, можно быть уверенным, что это военное топливо принадлежит ВВС, поэтому я вроде как начал отщипывать кусочки по краям, ну, ты понимаешь: чтобы понять, как кто-то может раздобыть себе военное ракетное топливо. Этот парень из АТФ в таком же затруднении, как и я. И я верю ему, сержант. Я упомянул о Маккорде, — продолжал он, имея в виду базу к югу от Такомы, — но он не отреагировал. Зато сказал мне, что если это ракетное топливо, то им заправляют межконтинентальные баллистические ракеты МБР, потому что топливо для космических челноков производится на секретном заводике в Юте, и в их лаборатории есть описание этого топлива. Они могут распознать его post facto. — Он понизил голос. — Но Маккорд — это крупный воздушный мост, сержант. Самолеты постоянно прилетают и улетают. И вот что я подумал: а что если некоторые из них перевозят ракетное топливо? Ведь это возможно, а? У япошек есть космическая программа; может быть, они покупают наше дерьмо, чтобы запускать свои ракеты. Может, оно направляется в Корею в целях обороны. Все покрыто мраком. Но, черт меня побери, в этом стоит покопаться, как ты думаешь? Ты знаешь этих парней из департамента военно-технического снабжения. Они поднимут шум до небес, если узнают, что кто-то прикарманил чуточку их адской смеси. Все, что нам нужно сделать, это пощекотать их.

— Займись этим, — распорядился Болдт, вспомнив замечание Дафны о том, что они должны проследить любую ниточку, расследовать буквально каждый след.

На лице Ламойи появилось хитрое выражение.

— А еще я могу втемную привлечь к расследованию наших военных ребятишек. Мне пришлось поцеловать кое-кого в задницу, чтобы понять, что́ я могу выгадать для нас. Ты не поверишь, что может сделать бутылка «Столичной» и вечер в баре. Большинство военных полицейских, которые охраняют эти базы, — просто мальчишки в форме. Стоит помахать у них перед носом моей бляхой, и они думают, что я — посланник Господа Бога. Эти мальчишки начинают пускать слюни, стоит им увидеть девятнадцатилетнюю студентку без лифчика, которая танцует перед ними в одном поясе, и они забывают, что такое конфиденциальность. — Он добавил: — Я ненавижу эту работу, сержант, ты знаешь об этом. Но пока я могу быть полезен, я буду стараться довести расследование до конца.

— Не увлекайся, — предостерег его Болдт. — Рассматривай это просто как поиск фактов.

— Если факты окажутся такими, как мы ожидаем, — сказал Ламойя, — тогда мы получим готовую канцелярскую работу и войдем через парадный вход. С барабанным боем и все такое. — Аналогичные методы использовались в каждом расследовании. Это избавляло следователя от бумажной волокиты и необходимости вести дело по заведомо тупиковым направлениям.

Несколько минут Ламойя сидел тихо, что было для него совсем нехарактерно.

— Что? — спросил Болдт.

— Сержант, если хочешь, можешь пожить в моем бунгало. А я перееду к приятельнице, — предложил Ламойя.

— Разве я говорил что-нибудь об этом?

— Просто если хочешь, — сказал Ламойя.

Болдт понял, что Ламойя действительно имеет в виду то, что сказал. Редкое мгновение симпатии и сочувствия, столь неожиданное для такого острослова. Болдт поблагодарил его и поинтересовался, что у них есть нового о передвижении Энрайт и Хейфиц в день гибели.

Ламойя сообщил, что есть записи оплат по кредитным карточкам и выписки из банковских счетов. Он как раз собирался проверить их.

Болдт внимательно рассматривал своего детектива. Тот выглядел усталым и измученным. Пришла очередь Болдта проявить заботу:

— Что с тобой, Джон? Ты часом не переутомился?

Ламойя ушел от прямого ответа на вопрос. Голосом, дрожащим от сдерживаемых эмоций, он сказал:

— Хочу, чтобы ты знал, сержант. Если с тобой что-нибудь случится, я лично разделаюсь с этим малым. Клянусь. Помоги мне Господь, я изобью его до смерти.

Болдт не мог найти подходящие слова. Он подошел к детективу и пожал ему руку. В глазах Ламойи стояли слезы. Впервые в жизни Болдт видел его таким.

Глава тридцать третья

Болдт не переставал думать о сбежавшем мальчишке, который позвонил в отдел по расследованию убийств. Его отвлекли — сначала Медведь, показав ему игрушечный домик из «Монополии», потом поджигатель, вознамерившийся подпалить его дом, но каждый раз, садясь в свою машину и выезжая на улицы, он думал о мальчике.

Ему снова напомнил о нем полученный от Дикси предварительный отчет об осмотре места преступления. Тело, обнаруженное в погребе, оказалось необычной находкой, которые случались не каждый день. В газетах появилось подробное описание этого дела; одной из радиостанций каким-то образом удалось раздобыть запись звонка мальчика по номеру 9-1-1, и они прокрутили его в эфире. Группа борцов против домашнего произвола выступила с истеричным заявлением о том, что пропадает слишком много женщин, и только некоторые из таких дел расследуются до конца. Члены этой группы, не дожидаясь результатов судебно-медицинской экспертизы, напирали на тот факт, что тело женщины было обнаружено в погребе ее собственного дома.

Ведущий дело детектив обычно присутствует при вскрытии, но Дикси специально попросил Болдта прибыть к нему в лабораторию, поскольку именно его подразделение проводило расследование. Ожидалась пресс-конференция; Дикси хотел, чтобы в ней участвовал старший полицейский.

Когда в дверях убойного отдела появилась Тина Зислански и попросила о встрече с Болдтом, он согласился на незапланированное совещание вопреки своему расписанию, но не потому, что Зислански была социальным работником: дело в том, что пришедшая с ней женщина, Сюзанна Прескотт, работала в службе гуманитарной помощи и хотела обсудить «убийство в погребе», как выразилась Зислански. «Мальчик!» — подумал Болдт.

Он проводил их в комнату для совещаний, и по дороге Зислански болтала, не умолкая ни на мгновение. Она выглядела так, словно страдала перманентным отсутствием аппетита, у нее были тонкие, безжизненные волосы и нервная манера вести себя. Эта женщина слишком долго не была на солнце: кожа ее была болезненного желтоватого оттенка и тонкая, как вощеная бумага. Сюзанна Прескотт была негритянкой с кожей кремового цвета. У нее были широкие плечи, маленькая грудь и осиная талия. В ушах колыхались большие золотые серьги в виде обручей, которые едва не касались плеч, а ходила Сюзанна, как женщина, привыкшая к выступлениям на подиуме. Она держала подбородок высоко поднятым, а шею — прямой. Болдт наблюдал за ней уголком глаза.

Он предложил ей стул. Она поблагодарила его и сказала:

— Моя работа заключается в том, чтобы как можно скорее обнаружить мальчика, того, который позвонил по номеру 9-1-1. А ваша работа — разобраться в уликах. Я надеюсь, что эти улики подскажут нам, где искать мальчика. Я понимаю, что он — вероятный свидетель убийства. Я хочу найти его, потому что он почти наверняка перенес психологическую травму, он одинок и испуган. Каждый день, который он проводит без опеки взрослых, увеличивает риск того, что город просто проглотит его. Бездомные. Охотники за детской порнографией. Наркотики. — Она сделала ударение на последнем слове. — Мы хотели бы избежать этого любой ценой.

— У меня есть сын, мисс Прескотт. Это дело меня волнует так же, как и вас.

— Тогда, быть может, вы разрешите мне войти в дом, — сказала она тоном, напоминавшим жалобу.

Зислански пустилась в объяснения.

— Дом обнесен полицейскими лентами и опечатан. Служба гуманитарной помощи просит разрешить ей доступ на место преступления.

— Вам ведь известно, не так ли, — поинтересовалась Прескотт, — что вашему основному подозреваемому понадобилась медицинская помощь до задержания?

Болдт не слишком внимательно следил за этим делом. Он оставил его ведущему детективу, сосредоточившись на том, чтобы найти ребенка. Он не решился объяснять это. Это выглядело бы… неправильно.