Опознание невозможно - Ридли Пирсон

— Либо он вообще инициировал их оттуда, сверху, — предположил Ламойя. — Четверть мили с каким-то возвышением, — напомнил он. — На таком расстоянии сработает любое дерьмовое радиоуправляемое устройство.

— И он нес на себе какой-то взрывчатый катализатор, — добавил Болдт. — Полагаю, чтобы воспользоваться им так, как он сделал это с Бранслонович.

— Или же в качестве отвлекающей меры, — высказал свою версию Ламойя. — Ложный маневр, если в нем возникнет необходимость.

— Итак, он — педант, — сказала Дафна, — но это нам уже известно. Он — вуайерист, что опять-таки согласуется с тем, что нам известно о поджигателях. Но удивление вызывают эти цитаты из Библии. Раньше он ограничивался стихами, и это свидетельствовало о том, что мы имеем дело с интеллектуалом, учившимся в колледже, начитанным человеком; использование же ссылок на Библию типично совсем для другой личности — страдающей психологическими патологиями.

— Божий отряд, — сказал Ламойя, отлично зная об отвращении, которое Дафна питает к таким терминам. — Псих. Ненормальный. Я подозревал это с самого начала. И говорил об этом, правда, сержант? — Он сухо улыбнулся психологу, поддразнивая ее. Несмотря на дружеские отношения, Ламойя и Дафна постоянно конфликтовали, если дело касалось криминальной психологии.

— И что это нам дает? — поинтересовался Болдт, не обращая внимания на выпад Ламойи и надеясь, что эта парочка больше не будет возвращаться к данному вопросу. После обнаружения цитат, букв и цифр, вырезанных на коре, убийца из абстрактной фигуры превратился для Болдта в живого человека. Вместе с отпечатками «башмаков» лестницы теперь у него было описание Лиз худощавого мужчины, одетого в джинсы и темный хлопчатобумажный свитер с капюшоном. Чем больше они узнавали об убийце, тем сильнее росло внутреннее напряжение Болдта.

— Третье стихотворение, которое было получено вчера, — сказала Дафна, — принадлежит Ницше. К нему прилагалась не расплавленная пластмасса, а расплавленный металл. — Повернувшись к Болдту, она произнесла, осторожно и тактично: — Если бы не твое открытие, сделанное прошлым вечером, вероятно, мы не поняли бы всей важности замены пластика металлом. Если бы эксперты Берни Лофгрина не были так заняты обработкой улик, они могли бы проанализировать для нас этот кусочек металла, но я и так знаю, что они обнаружат, так что их анализ не имеет особого значения. Помните, когда вы оба были еще детьми, — обратилась она к мужчинам, — вы передвигали фишки по доске «Монополии»? Шляпа…

— Автомобиль! — воскликнул Ламойя.

— Металл, — уточнила Дафна. — Алюминий? Свинец? Не играет роли. Смысл послания прост: металлические фишки были игроками. — Болдту она пояснила: — Ты игрок в этом расследовании. Поджигатель нашел способ указать на разницу между одной из его жертв в доме и игроком — то есть тобой, — сказала она, глядя ему в глаза. — Шосвиц упоминал твое имя на каждой пресс-конференции.

— Будь я проклят! — выдохнул Ламойя.

Она предупреждала Болдта о том, что он может стать следующей мишенью, но оба не стали говорить об этом.

Дафна продолжала:

— Для нас особое значение имеет не только то, что он нашел возможность выбрать мишенью человека, ведущего расследование, но и то, что он достаточно упрям и решителен, чтобы довести начатое до конца. Твоя семья была в доме, — напомнила она ему. — Устроил бы он пожар, если бы ему представилась такая возможность? — Дафне нравилась ее версия. — Он поджег двух женщин только после того, как они остались одни, без детей, и именно поэтому мы полагаем, что он наблюдает за домами, прежде чем взорвать их. Он не хочет убивать детей. Это важно. С этим я уже могу работать. У него есть совесть, Лу, и, откровенно говоря, это делает его еще опаснее. Он не чокнутый, — презрительно заметила она Ламойе. — Более того, решение устранить старшего следователя указывает мне на человека с далеко идущими планами, которому нужно время, и он идет на все, чтобы это время получить. Для чего? — задала она риторический вопрос. — Чтобы достичь более значимой цели? Убить больше женщин? Кто знает? Но ему нужно что-то большее. Намного большее.

Болдта охватило нетерпение. Он встал и принялся расхаживать по комнате. «Монстр», — подумал он, как бы она ни называла предполагаемого убийцу.

— От ваших слов, — сказал Ламойя, обращаясь к Дафне, — у меня мурашки бегут по коже. Вы меня пугаете до смерти, понятно вам? Ведь вы гадаете на кофейной гуще, так? Потому что все не так просто. Все очень странно и противоестественно, я бы сказал.

— Это догадка, основанная на знании, — ответил вместо Дафны Болдт. Ему не хотелось говорить ей, что у него тоже возникло такое чувство и что им надо спешить. Неужели все дело в том, что загнанная в угол крыса нападает первой? Он не был в этом уверен. Но такое ощущение жило в нем и крепло.

— Я бы посоветовала внимательно изучить каждый аспект этого проклятого дела. И нам нужны еще люди, много людей.

— Последнее время я работаю по шестнадцать часов в день, — пожаловался Ламойя. — У меня накопилась куча дерьма, в которой я должен разобраться. У меня смола в волосах и сосновые иглы в трусах. Не говорите мне о тщательном изучении. Я-то думал, что вы предъявите нам свидетеля, этого вашего мальчугана. Где он?

— Полегче, — вмешался Болдт. — Для двух людей, испытывающих взаимное уважение друг к другу, у вас несколько странная манера выражать его.

Дафна разозлилась на детектива.

— Я добуду вам свидетеля, — резко бросила она. — Следовало рассмотреть и другие варианты.

— Я в этом не сомневался, — саркастически заметил Ламойя.

— Дети, дети, — вмешался Болдт.

Дафна отодвинула стул и взялась за кипу бумаг.

— Я доставлю вам свидетеля, — повторила она Ламойе. Она быстрыми шагами вышла из конференц-зала и с грохотом захлопнула дверь.

— Гордишься собой? — поинтересовался Болдт у своего детектива, который выглядел весьма довольным собой.

— Еще как, — ответил Ламойя. — Когда она злится, у нее соски набухают. Когда-нибудь замечал это?

— Остынь, Джон. Достаточно. — Болдт ненавидел изображать школьного учителя. Он решил перевести разговор на заботы Ламойи. — Ты сказал, что у тебя есть для меня кое-что? Что-то полезное?

— Сержант, это ведь я! Полезное? А ты как думаешь?

— Я думаю, что временами дерьмо из тебя просто фонтанирует, — сердито заявил Болдт.

— Точно. Но не всегда. — Он взял в руки свой блокнот.

Болдт не выдержал и улыбнулся. Ламойя знал, как вести себя с ним.

— Продолжай, — подбодрил его сержант, — я жду.

— Ну, во-первых, чеки на лестницы. Я бы сказал, что со сканером у нас начинает что-то получаться. Нам потребовалось некоторое время, чтобы устранить все неполадки, но вчера — как раз перед тем, как началась эта заваруха — мы закончили сканирование и загрузили данные в индексную машину, а потом отобрали более восьмидесяти совпадений: восемьдесят реальных сделок с покупкой лестниц Вернера, где указан номер кредитной карточки или номер специального счета, с которого снимаются деньги по чекам.

Болдту все это показалось устаревшим и утратившим актуальность, но он постарался не подать виду. Он сидел на дереве на том же самом месте, где сидел убийца; его жена недолго разговаривала с этим мужчиной; ему не хотелось слушать об отслеживании чеков на покупку лестниц, но, тем не менее, он понимал всю важность этих улик. Им нужны были имена и адреса. Если Ламойя действительно сможет представить их, как утверждал, то это будет интересно. А пока что Болдта так и подмывало сказать своему детективу, чтобы он оставил эти сведения себе. Но сержант понимал и то, что необходимо похвалить человека за его достижения, какими бы незначительными они ни были. Любой детектив чаще испытывал горечь поражения, чем радость победы. Любой успех заслуживал аплодисментов.

— Отлично, — произнес Болдт, пытаясь вложить в свои слова хоть сколько-нибудь энтузиазма.

— Завтра или послезавтра у меня будут имена тех, кому принадлежат эти счета. Мы прогоним список через наших армейских друзей, используем компьютер для сравнения его со штатным расписанием департамента пожарной охраны, нынешним и прошлым, и, может быть, найдем то, что нам нужно. Случались и более странные вещи. — Он подождал реакции Болдта и, когда тот ничего не сказал, спросил: — С тобой все нормально, сержант?

— Просто отлично.

— Это происшествие тебя здорово тряхнуло, я вижу. No problemo. Любой на твоем месте чувствовал бы себя так же. Хочешь отложить эту проверку на время?

Болдт сказал ему, чтобы он продолжал.

— Да, хорошо. Отлично. На очереди автомобили, — произнес он, перекладывая бумаги. — У меня нет вообще ничего. Ничего, на что стоило бы тратить твое время. До автомобилей, оказывается, не так-то просто добраться. «Мазда», принадлежавшая Хейфиц, была конфискована — на каком основании, не имею ни малейшего представления. А «форд» Энрайт, наоборот, отправился к бывшему мужу. Если хочешь знать мое мнение, то отсюда недалеко до обвинения в краже автомобилей, но он собирается позволить мне осмотреть шины, так что какая нам разница?