Демид. Пенталогия (СИ) - Андрей Вячеславович Плеханов

– Пойдем, заворот кишок! - Она уже тащила меня к Змею, чуть ли не за шиворот. - Трусишка! Ничего с тобой не случится.

Там,, конечно, была гигантская очередь, хотя Змей исправно заглатывал по несколько десятков людей каждую минуту. Большой Змей - это огромные горки, которые у нас называют американскими, а во всех остальных странах - русскими. Каждые пять минут из исходной точки Змея отправляется открытая вагонетка. В принципе, «вагонетка» - это слишком шикарное название. На самом деле это просто длинная тележка, состоящая из восьми рядов сочлененных сидений. В каждом ряду - по четыре сиденья. Эта тележка похожа на гусеницу - достаточно гибкую и подвижную, чтобы вписаться во все дуги и сложные кривые аттракциона. Пассажиры прижаты к сиденьям специальными рамами, которые опускаются сверху, через голову, чтобы люди не высыпались на полном ходу, как помидоры из ящика. Вагонетка медленно, с лязгом, поднимается на головокружительную высоту. Когда стоишь на этой самой высокой точке, вниз лучше не смотреть. Люди внизу ползают, как букашки, и весь Парк Чудес кажется маленьким и игрушечным.

Вспоминаю, как я в первый раз сидел на этой самой верхотуре и дурные предчувствия булькали внутри меня, как медленно закипающий суп. Я отвратительно переношу высоту и быстрые спуски. Раньше с этим было все в порядке, но после трепанации черепа что-то испортилось - наверное, сдвинулась пара шестеренок в моей бедной голове. Я сидел в медленно двигающейся вверх вагонетке, вцепившись в раму до боли в пальцах, и прикидывал, будет ли приличным начать сейчас биться в конвульсиях и орать: «Остановите поезд, я слезу!» Как ни странно, никто из подростков, что сидели со мной в одном вагончике, не выказывал ни страха, ни сомнения. Они дружно подвывали в предвкушении удовольствия. Один я готовился к смерти. Или, во всяком случае, к полусмерти.

Дурные предчувствия мои оправдались полностью. Мы ухнули вниз по почти отвесному склону. Я сказал «А-а-а-а-а», внутренности мои взлетели вверх и уперлись куда-то в подбородок. Я сжал зубы и зажмурил глаза так, что глазные яблоки вдавились внутрь почти до ушей. Это немного помогло. Я ничего не видел, только слышал, как молодежь вокруг меня орет от счастья. Железная рельсовая тряска долбила меня, как отбойный молоток. Меня кидало из стороны в сторону. Половину пути я провел в состоянии невесомости, паря над сиденьем. Только рама сверху удерживала меня, чтобы не улететь, как пушечное ядро, в белесое испанское небо.

Пару раз я пробовал открыть глаза, но то, что я видел, настолько мне не нравилось, что я тут же зажмуривался снова.

Когда все это кончилось, я с трудом разжал пальцы. Меня шатало. И, конечно, я дал себе торжественную клятву никогда больше не садиться в это орудие пытки.

И все же мне пришлось сделать это. И не раз. Ань Цзян заставила меня сделать это.

– У тебя имеется плохая работа вестибулярного аппарата, - сказала она, когда выяснилось, что я не могу сделать даже кувырка на траве без головокружения. - Это не страшно. Его надо тренировать. Езди на Большой Змей каждый день. Лучше много раз.

– Я умру. Я не могу. Меня тошнит.

– Тогда ездить на Стампида. Она не такая быстрая.

И я начал со Стампиды. Я заработал себе аллергию на Стампиду на всю жизнь, но начал потихоньку привыкать. И однажды все-таки добрался до Большого Змея. К моменту, когда Лурдес снова появилась в моей жизни, я совершил уже около десятка спусков со Змея и даже мог ездить по нему с открытыми глазами. Цзян была права - мой вестибулярный аппарат тренировался. Как у космонавта. Но все равно я переносил эту свистопляску в десять раз хуже, чем любой нетренированный, обычный мальчишка.

– Там огромная очередь, - сказал я Лурдес. - Придется стоять часа два.

– Опять ты врешь, - Лурдес запустила в меня оберткой из-под мороженого. - Везде, значит, лезли без очереди, а здесь будем стоять?

Это было правдой. В самом деле, везде мы лезли без очереди. Мы пробегали по служебному коридорчику, и я тащил Лурдес за руку, и нас пропускали, и все дружески подмигивали мне. Это не поощрялось - нагло пользоваться служебным положением, но в этот день я плюнул на всякие условности.

– Ладно, - сдался я, - идем. Но если тебе будет плохо, пеняй на себя.

– Мне будет хорошо. Это только тебе бывает плохо. Она оказалась права. Полностью права.

5

Что- то сегодня было не так. Никогда мне не было так страшно. Даже в самый первый раз, когда я садился в пластиковое сиденье Змея, мне не было так страшно. Меня просто выворачивало.

– Я не буду держать тебя за руку, - сказал я Лурдес. - Не дай бог, переломаю тебе пальцы.

– Я поймаю тебя, если ты вывалишься, - заверила она меня. - Я вообще не понимаю, чего ты боишься. Ты просто побелел весь.

Я молча сжал зубы. Вагонетки лязгнули, и мы начали восхождение на Голгофу.

Мы упали вниз, а потом свалились на левый бок и понеслись по большой дуге. Парни на передних сиденьях дружно подняли вверх руки и завопили: «Оле, оле!» Все шло, как обычно.

Я видел, как другие вагонетки с ревом пролетают мимо нас во всех направлениях. Кольца Большого Змея закручены