Золотая лихорадка - Николай Задорнов

Из Забайкалья везли на пароходах и баркасах тулупы, валенки, кожу, тульское и уральское оружие, свинец, порох, ситцы, канифас, сарпинку, железные изделия, сукна, скот, коней.

Петр Кузьмич сам замечал, что и в городе Хабаровке люди стали жить получше. Уже совсем почти развалившийся Николаевск, наполовину брошенный своими обитателями, стал оживать.

Весь этот экспорт и импорт, по масштабам империи, конечно, мелочь! Но по здешним масштабам рост большой.

В прошлом году население купило больше товаров, чем, например, четыре года назад.

– Нет легальных причин для увеличения импорта, – сказал Петр Кузьмич Барсуков, сидя у генерал-губернатора, – источники наши все те же самые: субсидии правительства подрядчикам и частным лицам, оплата зерна при заготовке его интендантством и жалованье чиновникам! А ввоз стал значительно больше. На какие деньги? Вот совершенно точные данные таможни. Нельзя сбросить со счетов и необходимо добавить недозволенный ввоз.

– Кто же организовал такое предприятие? – спросил Андрей Николаевич раздраженно.

Унтербергер вчера уверял его, что дело не обошлось, видимо, без иностранцев. Полицейское управление на посланные запросы получает телеграфные отчеты и письменные отчеты становых и окружных начальников о том, что в низовьях все население работало летом на полях, как обычно. Тягловые обязанности исполнялись. Отлучки были единичны.

– Неужели новая Желтуга, а мы ничего не знаем?

– Возможно, что тут нет Желтуги, но существует целый ряд незаконных приисков на разных реках.

Это было то, чего Корф опасался. В будущем такие зародыши могли обнаружить вреднейшие свои ростки.

Губернатор поблагодарил своего чиновника особых поручений и отпустил его. На другое утро он вызвал полицейского полковника Оломова. Когда-то служил он в Софийске исправником, много разъезжал, считалось, что знает хорошо низовья.

– Очень трудно добраться на эти речки. А зимой вообще невозможно, – говорил Оломов, тяжко дыша, почтительно согнувшись и не решаясь при генерале опуститься на локти на огромную карту на столе.

Губернатор хотел бы со временем и самого Оломова послать в разъезды. Пора бы все ему выяснять самому, чтобы прежде времени в дело не впутались жандармы, которых тут пока что более всего занимают хлопоты с иностранцами, особенно во Владивостоке, где надо и наблюдать, и не подавать вида, что наблюдаешь, даже еще как бы и заботиться об этих иностранных негоциантах.

Губернатор полагал, что если где-то опять собралась вольница, то надо ее распустить. Исполнять придется полицейским.

– Очень трудно пройти всюду зимой, ваше превосходительство!

– Как же ходили офицеры Невельского? Вы забыли, господа? Полицейские офицеры везде пройдут! Это наши исследователи! Где-то опять Желтуга! Найдите людей, которые выдали бы все. В крайнем случае, каких-то беглых каторжных, пьяниц.

– Пьяницы как раз и пьют там. Они такое предприятие ни за что не выдадут… Средства у нас для разъездов малы. Мы не можем объездить всех рек края, хотя бы раз в два-три года. Есть места, где полиция никогда не бывала.

– Полиция и коммерция должны прокладывать путь цивилизации! – серьезно сказал барон Корф.

* * *

В марте, когда стало чуть теплее, вблизи речки Уй среди островов брели две нарты, запряженные собаками. Впереди шел гиляк, не снимавший тяжелую доху.

Дорогу он знал и слез с нарт, уверяя, что скоро ночлег. На широкой протоке обледенели волны снега. Собачьи упряжки шли с трудом. Псы спотыкались, падали и коряжились. Люди часто останавливались.

– Не разберешь, где какая протока… Уже сотни проток прошли.

– Вот юрта, – ответил проводник.

– Его юрта, твоего брата, Ибалка? – спросил урядник Попов.

Проводник ничего не ответил.

В юрту вошли четверо. Когда они распахнули дохи, заблестели золотые пуговицы.

– Полиция! – испугался хозяин.

– Че полиция? Свои! – входя, сказал Ибалка. Старик поцеловал его.

Гиляк Ибалка тоже в полицейском мундире. На ногах у него торбаса и ватные штаны.

– Нам надо попасть на Светлую речку, – сказал офицер.

– На большую или малую? – спросил хозяин.

– На обе. Проведешь нас? Там люди собираются у вас? – спросил урядник.

– Нет, я не видел, – ответил гиляк.

Патлатая старуха стала просить мужа, чтобы он рассказал, что летом туда много людей ходит. И есть люди дурные, крадут рыбу. Убили собаку выстрелом из ружья.

– О чем она говорит? – спросил офицер, улавливая кое-какой смысл по ее жестам.

– Она сумасшедшая, – ответил Ибалка, – че ее слушать!

Вечером офицер читал Жюля Верна, а потом пересказывал содержание фантастического романа Ибалке, а тот хозяевам.

– Тут мно-ого проток! – рассказывал утром старик. – Зачем тебе ходить туда? Там никого нет! Я и сам дороги не знаю. Даже зимой там водопады большие и люди туда не ходят ни зимой, ни летом. Зверей там нет, тайга выгорела…

– Что за водопады зимой? – спросил офицер.

– Не замерзает река и падает! – отвечал хозяин.

Ибалка переводил.

– Почему же ты сам не был? – спросил офицер у хозяина.

– А я не знаю, люди не ходят. Плохое место.

– Как же быть?

Ибалка лукаво улыбнулся и, глядя в лицо офицера, сказал:

– Воздусным бы саром туда! И сверху все видно! Тогда бы хоросо!

ГЛАВА 13

У резиденции Егора, около большого костра, сложенного из гнилушек и отгонявшего мошку в этот жесткий летний вечер, стояла целая толпа, и люди все время еще подходили и подъезжали на лодках. Весь день сегодня ждали, что вот-вот поймают и приведут преступника, в погоню за которым хлынула в разные стороны добрая полусотня старателей.

Утром с дальнего участка приехал старик старатель, работавший в одиночку в штольне. Заглянув поутру к соседу на участок одолжить сольцы, он оторопел, увидав там перерубленные тела целой семьи. Только маленький мальчик спасся, забравшись под перевернутую лодку.

Сашка разослал добровольцев в разные стороны и сам ушел на поиски вместе с Василием. И вот уже поздно, а их все нет. «Не на след ли напали? – думает Егор. – Дело не шуточное, преступник взял ружье. Он станет отстреливаться».

Разговор шел о жизни и смерти, можно ли казнить преступника, есть ли право отымать жизнь у человека.

Студент доказывал, что не преступники виноваты, а общество, в котором они являются. Преступник – сломленный человек, он из какой-нибудь несчастной семьи, порождение бедности, пьянства.

Он заговорил опять на свою любимую тему, что общество устроено плохо, а должно быть лучше.

– У государя и у его семьи в Петербурге два десятка дворцов.

– К чему бы это? – спросил Никита.

– А к тому…

– Смотри, парень! – мрачно сказал Жеребцов.

У всех тяжело на душе, и все ждали, что произойдет что-то еще более ужасное. Никто не обращал особенного внимания на суждения Студента.

На прииске и прежде шли подобные толки. Бывало, что старатели ссорились, дело доходило до драк.

– Это сахалинец! – сказал Никита.

– Может быть! Кто бы он ни был, это садист. Это вины с общества не снимает.

Студент пользовался случаем уязвить своих толстокожих слушателей, отнести все беды их темноте, неразвитости.

– Пусть он только попадется! – молвил Санка Овчинников. – Мы ему докажем обчество! – Санка опять приехал с тамбовцами на прииски и опять мыл отдельно от брата. – Вот наш Котяй, к примеру, – сказал он. – Разве ему не жилось на старом месте?

– Что тебе Котяй? Что Котяй? – отозвался из толпы старший брат, и Санка утих, чувствуя в его голосе угрозу.

– Послушай, президент! – улыбаясь, сказал Полоз. – Зачем ты для каждого хочешь справедливости, кому она нужна? Надо разрешить людям жить свободно.

– Убил? Дай с ним расправиться. Надо давить слабосильную мелочь. Что в природе? Дерево растет и глушит все вокруг. Кто слабый, все равно погибнет, вымрет или ослабнет, или будет замедлять развитие общества…

Говорил это на вид тихий улыбающийся человек, но от его слов по толпе прошел злобный гул, словно он кинул в души людям горсть горьких семян.

– Тут, на прииске, страсти обнажены, смотри, какие сильные артели в нынешнем году составились. Это уже развитое общество! Так пусть и будет все то, что есть в развитом обществе. Ведь все вы сильные люди! Вам ли бояться? – польстил Полоз.

– Что же должно у нас произойти? – спросил Голованов.

– Беспощадная злоба ко всякой нечисти! – сжимая кулак, зло выкрикнул Полоз. – И талантливый анархизм! – Он вскинул большие ресницы своих красивых, раскосых, телячьих глаз.

– Это все и так есть! – сказал Силин. – Зачем еще стараться? Вот тебе сегодня какая борьба! Только бы его поймать… Он еще может не одного стукнуть, пока его свяжут.

– А ты хочешь, президент, справедливости и задумываешься о естественном развитии, – продолжал Полоз. – Связываешь руки общества… Есть законы природы. Есть зима и лето. Не может быть летом зимы и наоборот. – Он косо поглядел на Студента. Тот пока боя не принимал. Мужики чувствовали, что Полоз грамотный и ученый и хочет объяснить обществу, что слаб Егор.