Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец - Виктор Поротников

– Вставай, Вася, – сказал Потаня, сидевший у черного погасшего кострища и бинтовавший раненую ногу Худиону. – Фридрих приказал выступать.

Василий нехотя встал на негнущиеся ноги, покрыл голову шлемом, прицепил к поясу меч.

Пешие крестоносцы нестройными толпами шли по дороге, на вязкой глине которой отчетливо виднелись колеи от крестьянских повозок. Только рыцари выдерживали строй, их конные колонны двигались впереди и позади растянувшейся пехоты. Авангард возглавлял Фридрих Швабский. Арьергардом командовал граф Тюбингенский.

На этот раз русичи держались все вместе. Наиболее словоохотливые из них вели разговоры прямо на ходу. Сначала вспоминали всех своих погибших во вчерашней сече, кого и где настигла смерть от стрелы, копья или кривой сарацинской сабли.

– Без погребения остались лежать соратники наши, – вздыхал Даниил-расстрига, – и грех сей лежит не на сельджуках, а на нас.

– Ничего, – молвил Костя Новоторженин, – Бог даст, мы еще возвернемся и отплатим нехристям той же монетой. И братьев наших погребем по-христиански. Я слышал, король французский ведет свою рать на подмогу королю Конраду.

– А я, братцы, в долгу неоплатном перед Яном, – промолвил Пересмета. – Он меня от копья сарацинского собой закрыл. Мы и друзьями-то с ним не были. А поди ж ты, как в сече-то все обернулось! Тяжко у меня на сердце. Я ведь сирота, а у Яна отец и мать имеются, да еще две сестры младшие. Уж лучше бы меня то копье проклятущее закололо!

– Чего теперь сетовать! – отозвался Яков Залешанин. – Стало быть, так Господь распорядился. И впредь запомни, друже, на небе все решается, кому жить, а кому гнить.

– Видели, други, как дева-призрак Василия собой закрыла от вражеских копий, когда у него меч сломался! – взволнованно заговорил Фома. – Я прямо-таки обомлел, когда узрел это!

Ратники проявили к услышанному от Фомы живейший интерес. Как выяснилось, никто, кроме Фомы, Потани, Худиона и самого Василия, явление женского призрака не видел.

Что-то странное заметил Домаш, но он сам признался:

– Я подумал, что это просто дым и больше ничего. Потом дым пропал, словно его и не бывало. И я решил, что мне все померещилось.

– Померещилось! – фыркнул Фома. – А как нехристи шарахнулись от Василия, видел? Как они завопили от страха, слышал?

– Я думал, это их Василий чем-то напугал, – сказал Домаш. – Да и некогда мне было особенно приглядываться. Нехристи так размахивали саблями у меня перед носом, просто диву даюсь, как жив остался!

– Худион, а ты подтверждаешь мои слова? – обратился Фома к новгородцу. – Ты же подле Василия в тот миг находился, не мог этого чуда не заметить.

– Отпираться не стану, узрел я это видение, – хмуро проговорил Худион. Он был не в духе из-за болевшей ноги. – Появилась дева, будто облако прозрачное, раскинула в стороны руки, словно два крыла, и в следующий миг исчезла, как испарилась. Вот и все.

– Неспроста это, – со значением воскликнул Фома, – совсем неспроста. Не иначе, оберегает Василия сила небесная!

Василий, вполуха слушавший все эти разговоры, только усмехнулся про себя: «Хорошо бы, кабы так и было!»

Внезапно кто-то спросил про деда Пахома и однорукого Демьяна, которые не участвовали в битве, находясь в лагере при обозе.

– Кто-нибудь видел одного иль другого? Живым иль мертвым?

Никто про них ничего не знал. Все бежали с поля битвы, минуя стан.

– Может, и спаслись они, – с надеждой в голосе сказал Пересмета, – но токмо нас не догнали еще. Может, оба спрятались где-нибудь в кустах и пережидают, когда сарацины уберутся восвояси.

– Аббат Бернар тоже в обозе находился, однако ж он догнал наше отступающее воинство верхом на муле, – вставил Костя. – Надо будет поспрошать у него, может, видел он Демьяна и деда Пахома.

День разгорался, теплый и ясный.

Блестели оконца луж у обочины дороги. Искрилась на солнце пожелтевшая листва деревьев.

Войско миновало одно пустое селение, потом – другое.

Голодные крестоносцы шныряли по убогим глинобитным мазанкам в поисках хоть чего-нибудь съестного, но не находили ничего, поскольку сами же похозяйничали здесь несколько дней тому назад во время движения к Дорилею.

Вдали, на склонах зеленых холмов, виднелись белые домики нетронутых войной селений, похожие на рассыпавшихся по лугу овец. Над кровлями поднимался сизый дым. Порой ветер доносил издалека собачий лай или пронзительный крик осла.

Эти далекие дымы манили к себе измученных крестоносцев, но герцог Фридрих запретил воинам сворачивать с дороги. Фридрих говорил всем недовольным, что их спасение находится в Никее, ибо сельджуки непременно попытаются догнать и уничтожить все крестоносное воинство. Поэтому крестоносцам нужно идти и идти вперед, невзирая на голод и усталость.

Правота слов Фридриха вскоре подтвердилась на деле.

Полдень еще не наступил, когда на замыкающий отряд крестоносцев неожиданно налетела легкая конница сарацин.

Рыцари графа Тюбингенского отразили это нападение.

Не прошло и двух часов, как враги в еще большем числе показались из леса, мимо которого двигалась растянувшаяся колонна воинов-христиан.

Фридрих дал сигнал: «Строиться к битве!»

Рыцари быстро построились двумя боевыми линиями, сойдя с дороги в поле.

Пешие крестоносцы в основной своей массе, не слушая приказов, бросились наутек. Толкаясь и крича, воины Христовы стремительно разбегались кто куда. На дороге осталось не более трех тысяч пешцев, под ногами у которых валялось множество брошенных щитов, мечей, копий и топоров.

Не обратилась в бегство и дружина Василия Буслаева.

Военачальники принялись выстраивать в шеренги оставшуюся на дороге пехоту.

– Недоумки, – ворчал на беглецов Яков Залешанин, – надеются натощак и по ровному месту от конников убежать!

– К лесу они, видишь ли, устремились, – усмехнулся Фома, – а до леса версты четыре, не меньше. Вон, сарацины уже обошли рыцарей и вдогонку за нашими беглецами поскакали!

– Безоружных беглецов рубить легче, а рыцари никуда не денутся, – ворчливо заметил Худион.

Несколько сотен конных сельджуков погнались за бегущими крестоносцами, но большая часть сарацин все же атаковала рыцарей. Воины султана волна за волной накатывались на тяжелую конницу христиан. Боевой клич «алла!» то ненадолго утихал, то громогласно раздавался вновь.

Пешие крестоносцы недолго наблюдали с дороги за конным сражением, вскоре сельджуки ринулись и на них.

Услышав команду немецкого военачальника, Василий поднял свой лук. Стрела, пущенная его твердой рукой, сбила с коня вражеского знаменосца. Василий выдернул из колчана другую стрелу. Прозвучала новая команда. Целый рой оперенных стрел смешал атакующую вражескую конницу. Сельджуки повернули вспять. Василий достал из колчана третью стрелу и ранил ею в плечо уносящегося прочь сарацина на белом коне.

В ответ сельджуки тоже принялись обстреливать из луков пеших крестоносцев.

Вражеские стрелы со свистом проносились над головами воинов-христиан, ударялись в щиты, втыкались в землю у самых ног.

– Метко стреляют нехристи! – морщась от боли, проговорил Костя, выдергивая стрелу из своей правой руки.

Василий пристальным взором выискивал среди мелькающих в отдалении сельджукских всадников самого султана. Те, кто видел его в сражении, говорили, что у султана вороной арабский скакун под вызолоченной попоной, с серебряными бляшками на груди. Сам султан в синем плаще с вышитыми на нем золотыми звездами, а на его шлеме, на самом острие, сияет золотой полумесяц. Султана повсюду сопровождают могучие батыры в пластинчатых панцирях, с леопардовыми шкурами вместо плащей. Мечи у батыров широкие, слегка изогнутые на конце и сверкают голубоватым блеском.

«Убить бы султана, тогда вся эта орда останется без головы!» – подумал Василий.

Пехота крестоносцев ударила на сельджуков, окруживших рыцарей графа Тюбингенского. Пешцы перекололи копьями немало сарацин и их лошадей, прежде чем враг отступил.

Однако чувствовалось, что это лишь небольшая передышка перед новым сражением.

Фридрих приказал немедля рыть могилы для убитых воинов-христиан, чтобы затем без задержек двигаться дальше. Забрать тела павших с собой не было возможности из-за отсутствия повозок.

Мертвецов опустили в неглубокие ямы: рыцарей – каждого отдельно, простых воинов укладывали одного на другого, так что выходило по пять-семь тел на каждую могилу. Над могильными холмиками установили кресты из поломанных копий.

Аббат Бернар сотворил над прахом крестоносцев короткую молитву на латыни и поспешил вскарабкаться на своего мула, чтобы поскорее отправиться в путь.

Войско двигалось в том же порядке. Впереди и в хвосте колонны шли рыцарские отряды. В середине, стараясь не растягиваться, шагала усталая пешая рать.

На дороге и в поле по сторонам от нее попадались тела крестоносцев, разбежавшихся от битвы и порубленных сарацинами. Этих убитых христиан никто не хоронил.