Долгое дело - Станислав Родионов

Д о б р о в о л ь н а я  и с п о в е д ь. Расставалась, встречалась, выходила замуж, разводилась, а молодость-то прошла. Время, время...

Смотришь на какого-нибудь заслуженного: давно ли он снимался в роли директорского сынка, а теперь и сам играет директора. Эта артистка была тоненькой гвоздичкой, а теперь идет, как через бревна перешагивает. Тот артист скакал на коне, прыгал с вышки, рубился на саблях, и все сам, а теперь с трудом ездит в лифте. А эта-то, эта играла в ТЮЗе школьницу с косичками – теперь играет лошадь с гривой. Господи, как хорошо, что мы не артисты.

Стало и мне тридцать. Тридцать-то мне стало, а вот стала ли я богом? Отвечу коротко: кто умеет жить, тот и бог. Я умерла.

Светлана пришла в сквер за полчаса. Она села на край пустой скамейки, сложила руки на коленях и тихо вздохнула.

Бывали свидания у нее и раньше. Она спешила, опаздывала, радовалась, радуясь, пожалуй, не встрече с человеком, а тому, что выросла и уже может ходить на свидания, как дама. Теперь было не так – теперь слабели ноги, забывался родной язык и все стыло в груди. И она боялась, сама не зная кого и чего. Нет, знала – инспектора. Эти свидания чем-то походили на те экзамены в вуз, на которых она дважды проваливалась. Но пойдет сдавать и в третий раз. Как и будет ходить на эти свидания, пока они не кончатся, скорее всего, как-нибудь неожиданно и сразу. У него же дикая работа. Однажды он уйдет в ночь или уедет в какой-нибудь уголок Союза и больше не появится...

Узкий сквер тянулся вдоль панели. На рабатках вечно белели бессмертники. Утоптанный песок дорожек был желт и сух. Но в середине сквера сочно зеленел громадный квадрат травы, которую почти ежедневно подрезали.

Светлана поглядывала на автобусную остановку, хотя Вадим мог появиться в любом месте – выпрыгнуть из тех бессмертников. Час "пик"... Автобусы тяжелы и неповоротливы, как жуки. Из открывшейся двери вывалился рыжий парень, успел стать на ноги и заковылял по скверу. Он дошел до скамейки, сел на другой край и начал сосредоточенно массировать ногу.

Полчаса минули незаметно, хотя и ждала. Вроде бы посвободнее стали автобусы. Вроде бы посинел воздух. И вроде бы потянуло холодком от сочной травы.

Рыжий парень не уходил. Он озирался, поглядывал на нее и грабил пятерней свою шевелюру. И казалось, что запоздалый солнечный луч проскочил где-то меж стен и стенок и пал на его волосы, отчего те загорелись. Чего сидит... Помассировал – и уходи.

Тихий толчок – не сердца, а сразу всей крови – тревожно и радостно стукнул в грудь. Она хотела встать, но что-то ее задержало. Может быть, пропали силы. Она улыбнулась, встречая...

Вадим шел по дорожке, так и появившись ниоткуда. Его глаза пусто смотрели в даль, за границу сквера. Он поравнялся со Светланой, чуть придержал шаг, все-таки прошел дальше, вернулся и стал разглядывать рыжего. Глянув на часы, инспектор вздохнул и сел на скамейку между ними – рыжим и ею.

Она сидела как неживая. Петельников тускло смотрел в песок. Рыжий шуршал пальцами в жесткой шевелюре.

– Вадим, что с вами?

– Вы что-то сказали? – оживился он, поворачиваясь.

Она не ответила, задышав, как от груза.

– О, Светлана! – Теперь изумился он, обретая смысл в глазах. – Это вы?

– Я, просто согласилась она.

– А где же ваши синие глаза с детскими ресничками? А где короткие светлые волосы? Где телесные губы? Где беретик? Я уж не спрашиваю, где ваша таинственная улыбка Моны Лизы...

Ей показалось, что из недр земли прорвался опаляющий жар или крутой кипяток, который сейчас мигом смоет с ее щек пудру, растворит помаду на губах, очистит ресницы, унесет дорогой парик и модную шляпку. Но этот же кипяток, добежав до глаз, остынет там слезами... Она неделю готовилась. Сто двадцать рублей на парик, выстояла очередь за французской помадой, шляпка по знакомству. Она неделю ждала этого вечера, поэтому слезы шли из своих тайников на свет божий.

Но Вадим их остановил, взяв ее за руку:

– Светлана, я понимаю, что шляпка от Диора. Вы знаете как воруют шедевры живописи? На этих шедеврах, на подлинниках, рисуют какой-нибудь пейзажик. И вывозят. Так и вы: на Моне Лизе намалевали портрет эстрадной певицы. Сечете, какой я подвожу под вас комплимент?

Она оттаянно улыбнулась, мельком заметив, что рыжий парень слушает во все ухо.

– Света, мне нужно сказать вам жутко важную штуку. Так что вы приготовьтесь. Кстати, куда мы сегодня пойдем?

– Мне все равно...

Они встали и медленно пошли к улице. И она вновь ощутила ту пустоту в груди, которая иногда ее поднимала, и тогда ноги почти не касались асфальта.

– Ну, в этом театре мы с вами были... Светлана, наступит время, когда забелеют такие объявления: "Тресту номер – шестнадцать требуются настоящие мужчины". Это я о себе.

Она привыкла к его шуткам, не привыкнув к их неожиданному превращению в свою противоположность. И теперь ждала серьезной мысли.

– В филармонию билетов нам сейчас не достать... Света, вы, наверное, заметили, что девушки любят инспекторов уголовного розыска. И правильно делают, потому что это веселые, энергичные, нахально-вежливые и даже галантные ребята. Я опять-таки говорю о себе.

Они уже прошли квартал, миновав театр и филармонию. Впереди мельтешили огни рекламы и оскаленные силуэты гигантских тигров.

– Ну, в цирк мы не пойдем. Все, что они делают, я тоже могу... Теперь о моем характере: он у меня неплохой, но есть.

Она заметила случайно – рыжий парень шел сзади, рассеянно поглядывая на витрины.

– Он идет... за нами, – тихо сказала Светлана.

Вадим обернулся:

– Как только догонит, я проверю у него документы.

Они поровнялись с кинотеатром.

– Ну, тут две серии... Светлана, что касается отношения к женщине, то я за равноправие. Одно время даже собирался писать диссертацию на тему "Вопросы эмансипации женщины в песне "Из-за острова на стрежень...".

Легонько, скорее, не движением руки, а приказом мысли, он повернул ее в тихий переулок, в котором оказался-таки бар.

– Ну, пиво вы не пьете... С другой стороны, хотя это и не главное, но мне надоело обедать в чебуречной под названием "Чебурашка"...

– Как?

– Я хотел сказать в чебурашечной под названием "Чебуречка".

Инспектор вдруг остановился, проявив интерес к большой стеклянной доске на стене.

– Светлана, вы бывали когда-нибудь в шахматном клубе?

– Нет.

– А что нам мешает зайти?

Она удивилась, не поняв чему: тому ли, что он предложил зайти в шахматный клуб, тому ли, что никогда здесь не была. Но это удивление жило несколько секунд, после чего ей жутко захотелось в этот клуб.

Они разделись в подвальном гардеробчике и прошли в зал...

Видимо, шахматные поединки проходили на эстраде, под демонстрационной доской. Но сейчас эстрада пустовала. В освобожденном от стульев зале был образован плотный людской круг, в центре которого за столиком сидело двое, молча уставившись в деревянные фигуры. Женщина и мужчина.

– Товарищи, пропустите даму, – вполголоса просил Вадим вклинивая плечо.

Они выбились в первый ряд. Светлана разглядывала играющих, догадавшись, что они сошли сюда с эстрады, чтобы любители могли лучше их видеть. Женщина средних лет в черном, свободном платье, с почти красивым, но каким-то диковатым лицом. Лысый мужчина в очках. Интерес, видимо, в том, что женщина играет с мужчиной, да еще, наверное, выигрывает.

В шахматах Светлана не разбиралась, поэтому стала разглядывать публику. Почти одни мужчины, почти все в очках. В домино играют другие – там веселее, там с прибаутками.

– Сдаюсь, – густым, но звучным голосом сказала шахматистка.

Лысый мужчина отер лоб, улыбнулся и пожал ей руку. Он радовался? Чего же удивительного, что обыграл женщину.

– Кто еще? – спросила шахматистка.

Из толпы вышел желающий – не пожилой, не лысый, не в очках... Рыжий, тот.

Она потянула инспектора за рукав:

– Который шел за нами.

– Наверное, тоже любитель шахмат.

Рыжий сел за столик и сделал первый ход. Шахматистка ответила. Светлана подняла взгляд на инспектора – тот смотрел на шахматистов не мигая. Ей показалось, что он следит не за ходами, а за чем-то другим.

– Вадим, это интересно? – решилась спросить она.

– А вы присмотритесь, – посоветовал инспектор, отпуская их взглядом.

Ей захотелось – почему же не раньше? – присмотреться и увидеть то интересное, что видел инспектор. Но шахматистка спокойно переставила фигуру. Рыжий вроде бы демонстративно поскреб рыжий затылок и тоже сделал ход. Шахматистка задумалась – надолго, минут на пять. Но рыжий не стал дожидаться и переставил очередную фигурку. Как же так? Светлана не умела играть в шахматы, но определенно знала, что ходит каждый игрок по очереди. Может, она просмотрела? Тогда она, как и Вадим, въелась неотступным взглядом в руки игроков. Нет, она не ошиблась – рыжий делал больше ходов, чем женщина. И лысый так? Чего ж удивительного, что мужчины выигрывают... У доминошников не так.