Долгое дело - Станислав Родионов

– Вадим, почему она не всегда ходит?

– Всегда.

– Я не вижу...

– Иногда она двигает фигуры не рукой.

– А чем? – почему-то испугалась Светлана, глянув под столик, на ее ноги.

– Мыслью.

Она чуть было не спросила: "Какой мыслью? Той, которой мы думаем?" Но это же страшно. Теперь Светлана смотрела не на ее руки, а на фигуры. И увидела... Одна маленькая штучка, кажется, называется пешкой, вздрогнула, дернулась и миллиметровыми шажками перешла на следующую клетку. Вот почему тут столько мужчин в очках... Доминошники так не умеют. А если эта черная шахматистка незаметно дует? Светлана зацепилась взглядом за ее губы...

– Ничья, – сказал рыжий, дерзко сгребая шахматы.

– Молодой человек, в Васюках вас бы избили, – зло улыбнулась шахматистка.

– А я туда и не собираюсь, – заявил рыжий, пропадая за толпой, как за стеной.

– Товарищи, прошу антракта, – устало попросила шахматистка.

Напряжение, которое цементировало людей, растопилось объявленным перерывом. Живой круг стал разжиматься, редчать, заполняя собой весь зал. И стало видно, что народу собралось много.

Шахматистка встала и неожиданно подошла к ним:

– Тоже интересуетесь, гражданин Петельников?

– А вы разве не болеете?

– Мне стало лучше.

– Придется сообщить Рябинину, что вам стало лучше и теперь вы гроссмейстер.

– Я парапсихолог. Знаете, что это такое?

– Разумеется, парапсихолог – это студент, получивший пару по психологии.

– Все шутите... Кстати, передайте своему молодому рыжему человеку, что он украл не ту фигуру.

– А есть еще и та? – обрадовался инспектор.

Светлана вдруг покрылась мелкими и розовыми пятнышками. Она и раньше думала о той преступнице, которая погубила ее мать. Она бы ей сказала, она бы ее спросила... Но, догадавшись, что эта мошенница стоит перед ней, Светлана ощутила лишь жар в щеках да приступ неминуемых слез.

Рука инспектора твердо и мягко опередила эти слезы и вывела ее из шахматного клуба на свежий воздух.

– Светлана, я продолжу... У меня есть кое-какие недостатки. Например, я много ем, не терплю романов про любовь и теряю галстуки...

– Да...

– Вы согласны?

– С чем я согласна?

– Не с чем, а на что.

– И на что?

– На мое предложение.

– На какое предложение?

– Светлана, я делаю вам официальное предложение. Прошу руки, предлагая взамен сердце и кое-какое состояние...

Слезы, наконец-то освободившись, радостно затуманили ей инспектора, улицу, мир.

И з  д н е в н и к а  с л е д о в а т е л я. Я знал человека, который женился на девушке, похожей на его мать, – подсознательно он такую и искал. Мне известен парень, который женился на девице, потому что у нее было две дубленки – черная и белая. Я знаю мужчину, который женился на женщине только потому, что увидел ее плачущей: когда-то у него была младшая сестра, им любимая, им воспитанная, тоже плакавшая. Я знал парня, который отсидел за изнасилование, вышел и женился на своей жертве, – в его жизни ничего ярче этого преступления не было. Я знал человека, который женился на девушке только потому, что она пять лет провела в заграничной командировке. Я знавал людей, которые женились от одиночества, из-за обедов, из-за квартир, от скуки... Женились, потому что все женятся... И я знал людей, которые женились по любви.

А из-за чего женится Вадим Петельников?

Д о б р о в о л ь н а я  и с п о в е д ь. Иногда я думаю о боге. Я в него верю. Он всесильный и могучий, но править миром не может. И знаете почему? Он каждого понимает и входит в его положение. И дурака, и умного, и убийцы, и жертвы... А понять – значит простить. Почему у Рябинина ничего со мной не получается? Бог входит в его положение: следователь обязан докапываться, подкрадываться, статейки подбирать... Бог ему помогает. Но бог входит и в мое положение – мне ведь тоже жить надо. Он и мне помогает. Поэтому у нас с Рябининым ничья.

Лично я против Рябинина ничего не имею. Он смотрит на меня своими близорукими очками и все силится понять, что у меня за душой. Но и в нем есть для меня загадка...

Если я освобожусь от следствия, то мне от этого прямая польза. Но какая ему выгода, если он меня упечет? Получит свою зарплату, и только. Так ведь он ее и так получит, сяду я или не сяду. Допустим – подчеркиваю и предупреждаю, что только допустим, – я украла какой-то бриллиант... А он чей, ее, этой продавщицы? Так от чего же она померла? Не от собственной ли дури?

Лично я против Рябинина ничего не имею. Но я его милую, пока он ко мне лишь примеривается. Если же выпустит когти, то и у меня найдется жало. Я не тот бог, который на небе, – я богиня земная.

С л е д о в а т е л ю  Р я б и н и н у. Был в нашей деревне Большая Журавка мужик по фамилии Жмудиков. Я вам скажу, даст сто очков вперед. Он подходил к любой собаке, у которой аж пена на морде от злости. И она поджимала хвост и убегала в будку. Двадцать первого июня у него на лбу выступил кровавый пот. Он сказал: "Мужики, война не за днями, а за часами". Соседу своему вдруг и говорит: "Продавай скорей корову". А тот зубы кажет, улыбается. Ну и через три денька задрали ее волки на болоте.

Как-то у чайной Жмудиков раззадорился с Мишкой-пожарником, да и скажи ему в сердцах: "Мать твою за ногу!" В этот же вечер Мишкина мать гналась за боровом и сломала ногу. Задал я вам закавыку похлеще шахмат.

Уважаемый гражданин Власенков! Вероятно, хорошо зная собак, можно их укротить без окриков и побоев. Войну же предсказывали многие, кто внимательно следил за политикой. Для объяснения "закавык" с коровой и сломанной ногой матери гражданина Миши-пожарника требуется дополнительная информация, которая, вероятно, все бы объяснила.

Всемогущая жизнь иногда радовала своей мудростью. Рябинин не раз замечал, что ответ на мучивший вопрос неожиданно оказывался в случайной книге, словно ее подсунули. Разгадка, казалось бы, труднейшей задачи приходила где-нибудь в автобусе или в столовой. Вроде бы непосильное дело решалось вдруг само, при помощи пустяка. В сложнейшем положении перед тобой оказывался именно тот человек, который и был нужен, и ты даже сам не подозревал, что он нужен. Всемогущая жизнь радовала своей мудростью... Но, видимо, так редко, что эти радости запоминались надолго и даже казались системой.

Из двери автобуса показался белесый тощий портфель. Неужели тот? Изготовленный в сороковых годах? С металлическими углами? Круглый замок, щелкающий, как мышеловка. Чемоданная ручка. Из кожи неизвестного животного. С ромбиком из нержавейки, на котором всего два слова: "От друзей". Неужели все тот?

Гостинщиков обвил рябининскую шею худой рукой и вонзил бородку в его щеку.

– Попался, следопыт!

– Я тебе звонил...

– Отлучался на карельские граниты.

Так и не отпустив шеи, Гостинщиков заволок его в парк и усадил на первую скамейку. Они отдышались, пережидая ту минуту, которая случается между первой радостью и последующим разговором.

– Э, все ловишь преступников?

– Все ищешь камешки?

У Гостинщикова подрагивала бородка – от радости. У Рябинина запотели очки – от радости. Они говорили о делах, о времени, о Димке Семенове...

– Рэм Федорович, мне бы с тобой посоветоваться.

– Небось о смысле жизни?

Рябинин не сразу ответил, потому что промелькнуло, исчезая.

...Счастье – для меня, смысл жизни – для всех...

– О парапсихологии.

– Э, психология на пару? Вроде фрикаделек.

Рябинин рассказал, о чем не переставая думал все последние дни. О живой спичке, о самоходных шахматах, о чудо-ожоге, о невидимом пожаре... Гостинщиков слушал с невыразимой усмешкой и черным огоньком в узких глазах так бы пожилой черт внимал лепету грешника.

– Но Калязину поддерживают ученые.

– Лжеученые, – поправил Гостинщиков.

– Разве такие есть?

– Немного, но очень вредят.

– Кому?

– Э, хотя бы сбивают с толку молодых ученых.

– Что же это за ученый, которого можно сбить с толку?

– Вредят науке своими теориями.

– Рэм Федорович, что стоит наука, которой можно повредить теориями?

– Вредят же они твоему следствию.

– И все-таки я доберусь до истины.

– В щуке это сделать потрудней, – сказал Гостинщиков слегка небрежным голосом, как бы отстраняя свою науку от рябининского следствия.

Даже Рэм Федорович. А ведь он неглуп.

Где зарождается спесь, откуда берется, с каких болот взлетает? Не с тех ли, не со своих ли, которые хвалит каждый кулик? Это перенос, психологический перенос, когда наше сознание, добыв опыт из одного источника, меряет им все океаны жизни. Успехи в своей области расковывают специалиста – ему кажется, что он добился всего и везде. Поэтому геолог, видящий сквозь землю, смело рассуждает о юриспруденции. Юрист, назубок познавший законы, свободно судит о медицине. Хирург, прекрасно делающий операции, не сомневается в своих взглядах на искусство. Артист, переигравший все роли, уже вроде бы знает все профессии. И все на свете знает писатель только потому, что у него хороший стиль.