Подлунная Роза - Алёна Дмитриевна Реброва

ты научилась в клане.

Я взяла его длинные пальцы с острыми ногтями и прижала к своей груди, к точке под сердцем. Склонив голову, я сосредоточилась на самом ценном, что чувствовала внутри себя, и направила это к старейшине, не жалея.

Из его высохшего рта вырвался легкий вздох удивления: от своих слуг, не видящих солнца, он не мог получить подобного. Я же подарила ему звон ручьев и шуршание листьев, жаркое биение пламени и свободу ветров, все, что могла разделить с природой и что бесконечно любила. Моя магия, моя жизнь – я отдавала ему всю свою душу и, воспользовавшись нашей связью и его восторгом, заглянула глубже в его собственное нутро.

Бездна, с которой я столкнулась, ошеломляла: в теле передо мной не было ничего живого, он был словно телега, которую чинили столько раз, что в ней не осталось ни одной изначальной детали. Запертые в его костях силы изнывали и бились, как в темнице, но старик крепко привязал их к себе.

– Ты способная девочка, – проговорил он, когда я отпустила его руку. Мне поплохело, но я знала, что сделала это не зря: я должна была стать хорошей приманкой. – Сирил рекомендовал тебя, и теперь я вижу, что в нем говорил не только пылкий юноша: твоя душа также богата, как и твоя красота, Одри.

Он коснулся длинными ногтями моих волос, затем моей щеки. Иссохший рот расплылся в улыбке.

– Я готов предложить тебе знания и кое-что куда большее, чем ты можешь представить. Жизнь не иссякает для тех, кто готов служить ей, но обходит стороной тех, кто пренебрегает ее тайнами. Скажи, готова ли ты занять свое место в этом круге, Одри?

Сирил говорил мне, что нужно отвечать, и я склонила голову.

– Я готова служить, – произнесла я с необходимым придыханием.

– Что ж, хорошо, – удовлетворенно проговорил Салтр, положив ладонь мне на затылок. – Вскоре я подарю тебе возможность доказать свою преданность и стать одной из нас. А пока ступай.

Я выдохнула вместе с очередным ударом сердца: если у меня и был шанс спастись из этого места, то я только что его получила.

Когда мы вышли, Сирил крепко сжал мою руку.

– Я боялся, что тебя отправят к пустышкам, – тихо произнес он, но дрожь слышалась даже в его шепоте. – Я не мог позволить им это сделать… это был единственный путь! Прости меня. Я знаю, как ты любишь солнце и леса, но когда-нибудь ты снова их увидишь, если будешь верна законам. В конце концов, время больше не будет иметь над тобой власть.

Я сжала губы. Время все еще имело надо мной власть, и куда большую, чем Сирил представлял себе: в километрах отсюда шла война, и каждый час, который я проводила здесь, мог стать последним для государства, созданного моими предками. Все, кто был мне дорог, находились в опасности, и я не могла ни защитить их, ни участвовать в сражении, пока оставалась в пещерах.

– Спасибо тебе, – сказала я, сжав его ладонь в ответ. – Я понимаю, что ты сделал для меня, и не знаю, как благодарить…

– Не стоит! – он с силой тряхнул головой. – Может быть, ты когда-нибудь научишь меня фокусам, которые так прячешь от всех. Считай, что я просто выбрал чуть более извилистый путь, чтобы утолить свое любопытство.

Он рисковал своим положением, чтобы спасти меня, и я знала, что дело не в магии Тью. По крайней мере, не только в ней. Он надеялся, что я останусь с ним в клане, но будущего, которого он хотел, не существовало – не существовало даже девушки, ради которой он старался. Никого и никогда я еще так жестоко не обманывала, и тем больнее мне было думать о том, каких жертв придется потребовать от Сирила в будущем.

Время до ритуала тянулось невыносимо медленно, я почти не могла спать, чем ярче становилось предвкушение свободы, тем сильнее пещеры давили на меня. Как я ни старалась скрыть свое беспокойство, его заметили, хотя и восприняли, как тревогу новичка перед первым ритуалом.

В клане его называли «распитие» и говорили о нем, как о большом празднике, веселом застолье среди друзей, призванном укрепить тело и дух. Меня выворачивало от мысли, что придется в этом участвовать. Я знала, что не смогу завершить ритуал, и день новолуния станет последним в той маленькой жизни, которой обернулись для меня эти бесконечные недели в пещерах.

Сирил не отходил от меня, он полагал, что меня сдерживает волнение перед предстоящей церемонией, а не отсутствие ответных чувств, и терпеливо дожидался, пока я успокоюсь. Я позволяла ему надеяться, и остальные колдуны уже не сомневались, что мы пара, – это мне и было нужно.

В день церемонии мне выдали черную с серебром мантию, ритуальный кинжал и белую маску. Меня и остальных младших адептов вывели наверх, на поляну камней, где уже много десятилетий клан совершал свои кровавые ритуалы.

Свежий воздух вскружил голову, от обилия звуков и запахов сердце забилось чаще, я чувствовала себя запертой в клетке птицей, которую вынесли из темной комнаты на подоконник летним днем. Ветер и деревья были совсем близко, они манили и звали, но оставались все так же недосягаемы, как и в бездушной каменной темноте…

Пленников уже вывели из ямы и поставили в центр поляны, луна освещала их худощавые фигуры, замершие в бессильном смирении. Они не смотрели на нас, они вообще ничего не замечали, словно стадо животных, выведенных на убой.

Мы встали вокруг них, и Салтр прочел речь о ценности жизни для тех, кто ей служит. Его слова царапали слух, теперь, когда до конца оставались минуты, я с трудом могла это выносить, хотелось крикнуть, чтобы он замолчал, заткнуть уши руками, но я лишь стояла на месте, сжимая кулаки, и ждала своей минуты: когда-нибудь она наступит, и это безумное ожидание, наконец, закончится.

– …Одри! – он выкрикнул мое имя после того, как сказал о новой крови в клане, и я очнулась, как ото сна. – Я даю тебе шанс доказать свою преданность. Опустоши сосуд и напои меня.

Я выступила вперед, держа в руке кинжал, сердце билось спокойно, но так гулко, что отдавало в уши. Толпа опустошенных магов дрогнула, все они как один уставились на меня, и маска не могла защитить от их осуждающих взглядов.

– Одри… – воскликнула Умма, горько и бессильно, и я двинулась к ней.

Больше она ничего не сказала, жизнь в ямах вытянула из нее все, что можно. Она стояла, смиренно ожидая своей участи, лишь ее губы искривились