Двойной расчет - Барбара Абель

— Мне очень жаль, — бормочет она с неуверенностью. — Я уже говорила, я не была особенно близка с Анжелой! К тому же они так похожи. Не могу ничего сказать.

После ее слов в комнате воцаряется тягостное молчание. Джереми уже не знает, чему верить. Он чувствует себя утомленным всем происходящим. Переводя взгляд с одной молодой женщины на другую, не может прийти ни к какому выводу. Люси, понимая, что Анжеле удалось заронить зерно сомнения в души Джереми и пожилой дамы, снова впадает в отчаяние. Судьба детей по-прежнему неизвестна, муж убит, и не исключено, что в этом преступлении обвинят именно ее.

— Стерва! — выкрикивает она, бросаясь на Анжелу. — Гнусная змея! Дрянь! Что ты сделала с моими детьми? Где мои малыши?

Вцепившись сестре в волосы, она треплет ее, свободной рукой нанося ей удары и пощечины, в то время как Анжела кое-как пытается отбиться от нападения. Потом, в свою очередь, впадая в бешенство, она начинает колотить сестру, вырывать волосы, царапать лицо, кусать все, до чего может дотянуться. Дерущиеся женщины падают и катаются по полу под звуки собственных криков, жалоб и оскорблений.

Джереми больше не находит в себе сил, чтобы вмешаться. Он устало смотрит на яростно дерущихся сестер, и в этот момент раздается звонок в дверь. Госпожа Массо устремляется в прихожую и впускает троих полицейских. Джереми встает им навстречу, в двух словах объясняя ситуацию:

— Одна из них убила мужа другой. Но мы не можем определить, кто именно. На вашем месте, я забрал бы обеих.

54

Разнимать сестер пришлось полицейским. Когда спокойствие было восстановлено, Джереми и госпожа Массо дали необходимые объяснения. Поначалу полицейские мало что поняли: ни одна из сестер вовсе не походила на классическую убийцу, с которыми им доводилось сталкиваться. Не говоря уж о том, что каждая сделала все возможное, чтобы обвинить в содеянном другую. Иного выхода, кроме как забрать обеих, действительно не было.

Когда сестер доставили в участок, их посадили под замок в разные камеры до тех пор, пока французские власти смогут связаться с бельгийской жандармерией. Ее представители тут же отправились в дом Люси, на месте установив факты убийства мужа и исчезновения детей. На основании полученных данных было заведено уголовное дело, однако следовало дождаться, пока до места преступления успеет добраться судебный эксперт, чтобы определить время убийства.

Между тем наступила ночь. Сидя в камере, Люси испытывала ужасные муки. Как все это могло с ней случиться? Как же она допустила, чтобы всего за двое суток ее жизнь была пущена под откос? С безумным упорством она снова и снова пыталась найти в происшедшем какую-то логику, которая довела ее до обвинения в убийстве собственного мужа и стала причиной жуткой судьбы детей. В порыве ярости бросалась она на дверь камеры, крича о своей невиновности и о том, что ей надо как можно скорее добиться от Анжелы, где та спрятала детей. Но поскольку ответом ей была гробовая тишина, то через некоторое время она без сил повалилась на пол, заливаясь слезами.

Затем все повторялось снова.

Дети. В ее мозгу возникали жуткие картины: вот они одни, насмерть перепуганные, сидят запертые в каком-нибудь подвале, наверняка отвратительном, грязном, темном, сыром. А быть может, они бредут по бескрайнему полю или густому лесу, одни, в темноте, замерзшие, голодные, прижавшись друг к другу и безуспешно взывая к матери о помощи.

Но больше всего ее мучила мысль, что дети могли поверить, будто мама бросила их в беде. Должно быть, они думают именно так. Это невыносимо! Дети доверчиво пошли с Анжелой, не подозревая, что эта женщина, которую они любили больше всего на свете, ведет их к погибели. А в руки палача их передала она, родная мать!

Она задыхалась в стенах камеры, ей казалось, что они медленно сближаются, чтобы в конце концов раздавить ее плоть, раздробить кости, стиснуть сердце, уставшее от этих неимоверных страданий. Она снова поднималась и снова бросалась на дверь камеры, визжа, крича и стуча кулаками до полного изнеможения. Лишь на короткие мгновения приходило успокоение, и тогда физическая боль вытесняла моральные муки. В конце концов усталость взяла свое — и Люси, абсолютно без сил, рухнула прямо на пол.

Что с нею будет? Ее кошмар на глазах становился явью. Никто ей не верит, даже Джереми! Вдобавок в полубредовом состоянии она вдруг вспомнила труп Ива: восковое лицо, застывший в глазах ужас и отрезанный член! Разве она могла сделать такое?

Безумные видения довели ее до того, что она стала сомневаться в самой себе. Да! Какие чувства испытала она при виде мертвого мужа? Ужас, отвращение, страх… Но никакого сожаления! Ей и в голову не пришло оплакивать потерю супруга. Она думала только о детях. А если так, то как она может быть уверена, что не совершала убийства? Все смешалось в голове несчастной женщины. Вернувшись домой прошлым утром, она… Нет, она не помнила. Дикие картины блокировали ее память, как стоп-кадр в кино. Люси помнила, как поднялась на крыльцо, как направилась в спальню, как толкнула ее дверь. И дальше — ничего! Потом видит себя, согнувшуюся пополам, уже в саду: ее рвет. Потом зазвонил телефон, и она поднялась.

На нее накатила новая волна паники. А если и вправду она убила Ива? Ведь сколько раз за эти годы она мечтала о том, чтобы отомстить человеку, заставлявшему ее так страдать от унижения? Убить отца своих детей. Думала ли она об этом в действительности? Да, она смогла бы это сделать, если бы.

Да нет, это невозможно! Она не могла сделать такого, она это знала, чувствовала. Но тогда почему никто не хочет ей верить? И если найдутся дети, то им могут сказать, что она… Нет. Ее дети уверены в том, что ночью они уехали из дому с собственной матерью. Но ведь они могут, сами того не желая, оказаться главными свидетелями обвинения в деле об убийстве отца, поскольку были участниками ночного бегства с места преступления!

Да, вина за весь этот ужас бесспорно лежит на Люси. Все рушится вокруг нее! Какие основания были покидать семейное гнездо глубокой ночью, если не страх перед содеянным?

Люси снова закричала, для нее это была единственная возможность не погрузиться в пучину безумия.

Наконец дверь открылась. Бельгийский судмедэксперт установил момент смерти жертвы: это случилось около часу ночи.

Для Люси это был конец ее голгофы.

Теперь она могла доказать свое алиби, рассказав о том, где провела предыдущую ночь. Молодая женщина сообщила полиции адрес гостиницы в Остенде, где нашла прибежище на эти два дня. С хозяином тотчас связались по телефону, и он подтвердил ее показания: женщина действительно находилась в его отеле до утра.

Час спустя Люси была освобождена: у нее было ощущение, что она просыпается после нескончаемого кошмара.

Оставалось найти детей.

* * *

В то время как Люси в компании Джереми приходила в себя в помещении комиссариата, Анжела начала понемногу сдавать позиции. Новость об освобождении сестры сломала ее. Женщина стала путаться в показаниях, продолжая по-прежнему настаивать лишь на одном: ее зовут Люси и она должна найти детей. Все остальное становилось все более туманным и смутным. Под конец, разразившись рыданиями, она рассказала об изнасиловании.

А спустя несколько минут призналась и в убийстве Ива, которого она при этом не переставала называть «мужем».

Полицейский инспектор задал ей вопрос о детях.

— Они в безопасности, — бесстрашно ответила Анжела.

И замолчала. Ни угрозы, ни уговоры не помогли полицейским добиться от нее каких бы то ни было разъяснений.

— Они в безопасности, — твердила женщина сквозь слезы. — Там, где они находятся, никто не сможет причинить им вреда.

К трем часам ночи ее оставили в покое, позволив немного отдохнуть. Но в данных обстоятельствах полицейские опасались худшего.

* * *

Однако утром Анжела попросилась на допрос сама. Нескольких часов, проведенных в камере в полудремотном состоянии, хватило, чтобы она сдалась окончательно. Казалось, женщина не понимала, зачем она здесь. Ни малейшей попытки бунтовать или возмущаться. И тем не менее Анжела начала с того, что объявила, будто ее очень беспокоит здоровье «ее» детей, и поэтому она готова сообщить, где они находятся, чтобы их могли привезти к «маме». Появилась какая-то надежда. Однако заключенная согласилась говорить только с одним человеком — со своей сестрой. Люси, отказавшуюся покидать полицейский участок, пока Анжела не расскажет все, тут же пригласили в комнату для допросов.

Когда она вошла, Анжела попросила, чтобы их оставили наедине. Люси молча села возле сестры.

Долго они смотрели друг на друга, словно старались прочесть тайные мысли. В соседней комнате не терявшие бдительности полицейские прислушивались к их странному немому поединку. Молчание все длилось и длилось, становясь все более тягостным. Люси, с усталым видом наблюдавшая за сестрой, казалась более спокойной. Но дикое напряжение последних дней безвозвратно ушло, злобы между ними больше не было. Они глядели друг на друга испытующим взглядом, как бы стараясь забрать свое из чужой души.