Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки - Маркус Вольф

Из всего сказанного я не усматриваю возвращения Венера к коммунизму. Слишком глубокий отпечаток наложили на него сталинские репрессии, слишком сильно он страдал, видя злоупотребление идеалами своей юности. Отклонение Венером диктатуры в какой бы то ни было форме соответствовало его убеждению. Но он по-своему способствовал сближению и мирному решению противоречий двух миров, конфликты между которыми заполняли его жизнь. Он часто делал это на свой лад.

“Жаркое лето” 1968 года

1968 год был отмечен в США, во Франции и в Федеративной республике кульминацией студенческих волнений и движений протеста, а в странах Варшавского договора — “Пражской весной” и вступлением в Чехословакию войск государств — участников пакта. Подобно событиям осени 1956 года в Венгрии, все это оказало глубокое воздействие на мышление многих из нас — воздействие, которое было осознано только впоследствии.

Ульбрихт испытывал постоянный страх перед “малой войной” и втайне не доверял Москве в том, что касалось ее верности союзу. Шестидневная война между Израилем и Египтом в 1967 году усилила его опасения. Сколь ни натянутым было бы сравнение стратегического положения ГДР, в которой находился крупнейший за пределами СССР советский военный контингент, и Египта, Ульбрихт считал Федеративную республику способной на акцию, подобную той, что осуществил Израиль, и боялся, что Советский Союз в случае военного конфликта между немецкими “братьями” может предоставить ГДР ее участи.

То, что Леонид Брежнев говорил на закрытых заседаниях Центрального Комитета и во время совещаний с ведущими политиками социалистических стран о положении на Ближнем Востоке, привлекало внимание. Он считал, что Насер сомневается в боеспособности социалистического лагеря и неверно оценивает соотношение сил сверхдержав. По мнению Брежнева, желание разрушить Израиль означает войну. Поэтому Египет должен искать политическое решение. Интерес Советского Союза в сохранении мира был очевиден, но это приводило “ястребов” в администрации США к опасным выводам. Уолт Уитмен Ростоу, советник президента Джонсона по внешнеполитическим вопросам, заключил, исходя из стремления Советского Союза к миру, что для США не только возможно, но и необходимо продолжать вьетнамскую войну до победы над коммунистами, затем можно развить успех Израиля против арабов, а после этого повернуться к Европе.

В начале 1968 года студенческие волнения в странах Запада приняли драматические формы. Это занимало мое внимание гораздо сильнее, нежели события у наших восточных и западных соседей, поэтому я и осознал критическое обострение ситуации в Чехословакии относительно поздно.

Годом раньше, во время государственного визита шаха Реза Пехлеви в Западный Берлин, полицейским был убит студент Бенно Онезорг, что вызвало волну возмущений в западногерманских университетах. Едва она спала, как весной 1968 года неонацист совершил покушение на одного из лидеров внепарламентской оппозиции Руди Дучке, и за этим последовали новые волнения.

Восстание студентов во Франции дошло до уличных боев с полицией. Профсоюзы объявили забастовку солидарности, имевшую следствием массовое стачечное движение. Рабочие и студенты занимали предприятия.

Для целого поколения события 1968 года являются историческим рубежом. Протест против дальнейшей эскалации вьетнамской войны перерос в выступления против существующих властей. Движение протеста в Федеративной республике вылилось в политическое противоборство с целью воспрепятствовать принятию бундестагом чрезвычайных законов. В парламенте пятьдесят депутатов СДПГ проголосовали вместе с коллегами из СвДП против законов и тем самым против решений руководства собственной партии. Насколько можно, мы использовали наши связи с депутатами бундестага для воздействия на исход голосования, как-никак мы были уверены в позиции примерно двенадцати депутатов, которые, со своей стороны, испытали все средства, чтобы повлиять на других.

Наш министр, только что оправившийся от легкого инсульта, мог бы быть доволен этим вкладом моей службы в борьбу против чрезвычайного законодательства, но Мильке отнюдь не был удовлетворен, так как его внимание полностью поглощали события, развернувшиеся в соседних социалистических странах.

У меня не было ясной картины положения в Праге. В день годовщины госбезопасности, 8 февраля, Ульбрихт скептически высказался о новом генеральном секретаре чехословацких коммунистов Александре Дубчеке. Так как Ульбрихт еще резче критиковал сельскохозяйственную политику, которую проводил в Польше Гомулка, и введение рабочего самоуправления в Югославии, я сначала приписал эти высказывания его известному всезнайству. Но, прочитав первые речи Дубчека, я остолбенел. Провозглашение “нового курса” с целью осуществления демократических реформ выражало именно то, чего ждали многие в ГДР. Но очень скоро рядом с Дубчеком стали появляться новые имена, и эти люди выдвигали требования, шедшие гораздо дальше его призывов. Это, как и студенческие беспорядки, о которых сообщалось из Варшавы, напоминало ход событий в Венгрии в 1956 году.

Из Центрального Комитета СЕПГ приходила противоречивая информация о встречах руководителей социалистических стран, в коде которых Дубчек стремился снять озабоченность участников. Свидетели его публичных выступлений в Праге оценивали их как взвешенные, но в его окружении тон задавали другие, например председатель парламента Йозеф Смрковский или Эдуард Гольдштюккер. В заявлениях министра иностранных дел Иржи Гаека явственно прослеживалось социал-демократическое влияние. Информация моей службы дополняла то, что и так уже знали или, по меньшей мере, предполагали об отношениях пражских либералов с западными политиками. Согласно этой информации, курс Дубчека на реформы отличался от политики либералов, симпатизировавших западным моделям, и от точки зрения консерваторов, ориентировавшихся на Москву. Большой интерес у нашего политического руководства вызвала информация о чешских контактах с западногерманскими социал-демократами и Итальянской компартией, которая была на особом подозрении как колыбель реформистского еврокоммунизма. Теория конвергенции, проповедовавшаяся этими кругами и предусматривавшая сближение между общественными системами и “третий путь”, считалась аболютно гибельной в идеологическом отношении.

Благодаря усилиям моей службы Мильке знал о беседах, которые вел в Федеративной республике Мечислав Раковский, главный редактор газеты “Политика” и член ЦК Польской объединенной рабочей партии. В ходе бесед он подчеркивал, что Польша, вопреки гегемонистским устремлениям Москвы, стремится к высокой степени национальной самостоятельностей заявлял, что не только он считает конвергенцию неизбежной и желательной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});