Лена Сквоттер и парагон возмездия - Леонид Каганов

Я не успела опомниться, как она выхватила у меня из рук мой новенький смартфончик последней модели и выставила в открытое окно — я всерьез испугалась, что она его выкинет. Но она не выкинула, а просто подержала на ветру. На легковушку, так возмутившую бабушку, этот жест почему-то произвел неизгладимое впечатление — она отстала и съехала на самую медленную полосу.

— Die Pisser haben Schiess, — удовлетворенно объяснила бабушка. — Знают, что будет, если сфотографирую и в полицию отправлю.

Она вернула мне смартфончик. Я хмыкнула.

— А как вы сюда-то попали, в Германию? — не унималась Даша.

Бабушка пожала плечами.

— Сделала себе бумаги, что я поволжская немка. С именем мне повезло — Гертруда. Знала бы моя мать, когда мне это имя давала, она-то думала — герой труда сокращенно. Революционерка была, между прочим. Зимний брала с матросами.

Русский человек всегда движется в сторону кухни и там выпадает в осадок. Это закон. Как бы вы ни спланировали квартиру, сколько бы журнальных столиков, пуфиков и торшеров ни натаскали из икей, все равно ваши гости, едва сняв обувь, безошибочно направятся в кухню, останутся там на весь вечер и вдобавок примутся говорить о политике. Это тоже неизбежно.

Один мой знакомый диетолог считает, что виной тому генетическая память извечного русского голода, которая заставляет организм, попав в гости, искать кухню как источник еды. Это достаточно глупая гипотеза хотя бы потому, что в мировой истории русский народ никогда не был самым голодным.

Другой мой знакомый бард утверждает, что таков рефлекс советской интеллигенции — запираться на кухне от прослушки и шептаться про политику. Эта гипотеза тоже не выдерживает никакой критики хотя бы потому, что тогда интеллигентами придется считать все население России. Уже не говоря о том, что именно кухня со своими вентиляционными communication channels просто рождена для самых разных прослушек. Удобнее для установки прослушек может быть только сортир. Но в нем граждане России запираются говорить не о политике, а о любви.

Поэтому моя личная гипотеза гласит, что подавляющая часть населения России, а уж особенно вся наша так называемая интеллигенция, — это уцелевшие в ходе естественного отбора потомки тех самых кухарок, которым, по словам реликтового Ленина, следует учиться управлять государством.

В моем случае по крайней мере это именно так, хотя свою прабабушку, штурмовавшую, как выяснилось, Зимний, я не застала.

Прибыв в Мюльхайм, мы, разумеется, засели на кухне. Единственное, чем я всерьез озаботилась, — это чтобы беседа не свернула на политику, потому что такая беседа с бабушкой всегда оканчивается ссорой, и вести ее можно лишь в день отъезда, когда кавайность расставания все-таки не позволит ощущению моральной пропасти перерасти в настоящее отвращение друг к другу.

Всякий раз, бывая в гостях у бабушки, я удивлялась, как ловко она крутится по кухне на своей инвалидной коляске, орудуя кухонной техникой и посудой. Немецкие квартиры, впрочем, сделаны с размахом. Первые чувства русского человека, попавшего в немецкий дом, — смесь жалости и сострадания к обитателю квартиры, что тот настолько неумело распорядился планировкой жилища: так много свободного места бездарно пропадает на кухне, в коридорах и санузлах. Ведь из этого можно было выкроить лишнюю комнату, а го и две! Думаю, такое же чувство испытывает китаец, попав в московскую двушку, или немец, оказавшийся в доме американца. Однако, глядя на бабушку, мне сложно представить, как она смогла бы крутиться на своей коляске по московскому линолеуму.

Здесь же у нее все летало. Тарелки перемешались из посудомойки в мойку, из мойки в холодильник, из холодильника на стол и обратно. А если бабушка до чего-то не дотягивалась — у нее всегда под рукой имелась специальная колотушка с зацепом, напоминавшим клешню робота. В прошлые приезды этой колотушкой доставалось даже мне, как последний аргумент в спорах о политике и мироустройстве. При Даше бабушка вела себя сдержанней. Но все равно без умолку говорила.

Как известно, два key topic всех бабушек мира при встрече с внучками — это кормежка и замужество. Я с детства была уверена, что если бы не Волк, устроивший неуместный ситком, то Красная Шапочка, едва переступив порог бабушкиного дома, оказалась бы сразу накормлена пирожками местного приготовления (принесенные остались бы в лукошке и удостоились разве что брезгливого взгляда), а в те редкие моменты, когда рот Красной Шапочки оказывался не забит следующим пирожком, ей бы пришлось оправдываться, почему она до сих пор не замужем, и краснеть в ответ на непристойные вопросы, когда ждать правнуков.

Моя бабушка при всей своей extravagance не являлась исключением. Тот факт, что сама она в наши годы питалась пометом, падающим из брюха пролетавших над головой вертолетов, а замужем не была ни разу, при этом меняя гражданские браки раз в год, — все это, разумеется, никак не мешало ей декламировать вслух тот нелепый генетический код, который носит в себе каждая бабушка специально для бесед с внучкой. Понятное дело, завтрак в самолете с ходу был объявлен ересью, и стол перед нами ощетинился йогуртами, паштетами, творожками, киселями и прочей кашеобразной substanz, которая так популярна в Европе, где вконец сдуревшие брендменеджеры в борьбе за потребителя давно согласились пережевывать за него даже пищу.

Поскольку мое семейное положение бабушке было известно, она устроила показательную порку как бы Даше, но с немым укором в мой адрес. Дарья Филипповна краснела как восьмиклассница, юлила, отшучивалась, но бабушка была тверда, неумолима и перла напролом в чужую душу как таежный вездеход.

В тот день я узнала во всех подробностях о двух Дашиных неудачных романчиках, и вообще узнала о ней гораздо больше, чем хотела она и я.

В какой-то момент мне стало ее откровенно жаль, и я аккуратно напомнила бабушке о цели нашего визита и дефиците времени. Бабушка слегка поворчала на немецком о том, что на два дня в гости приезжают только самые подлые из внучек, но затем прикинула что-то, сообщила, что к девяти сегодня приедет Хельмут знакомиться с дочками из России, но до девяти еще целый день, и она готова нас свозить в Кёльн.

Надо сказать, что еще в Москве перед поездкой я позвонила бабушке и в общих чертах объяснила, что мы ищем некое место по случайно доставшимся нам координатам. Поэтому в игру она включилась охотно — похоже, идея выискивать что-то по GPS-координатам ее увлекала. Хотя, как я давно заметила, на GPS-устройства, включая собственный навигатор в джипе, она всегда поглядывала хмуро, словно обижаясь, что те появились так поздно — когда тайга пройдена вдоль и поперек, а обломки вертолета давно заросли мхом на глухой сопке.

Кёльн

Умело вбив координаты в свой навигатор, бабушка залихватски присвистнула и сказала, что это место ей хорошо известно. Я рассудила, что нам с Дарьей лучше до самого последнего момента не знать, что находится в том месте, поэтому всю дорогу до Кёльна мы играли в угадайку. Бабушке идея понравилась, она отыгрывалась железно: давала такие ответы на косвенные вопросы и наводила такой туман, что мне порой начинало казаться, будто такого места вообще в Кёльне быть не может. В целом получалась следующая картина:

1. Да, это культовое место для понимающих людей особого склада ума и характера.

2. Нет, ничего сверхъестественного там нет.

3. Да, туда может попасть любой желающий, было бы желание.

4. Нет, у вас в России нет ничего подобного, никогда не было и скорее всего никогда не появится. (Забегая вперед скажу, что это не совсем правда.)

5. Да, там стоит здание, оно существует давно и выстроено именно для тех целей, которым служит.

6. Нет, это не лаборатория, не частный дом, не госучреждение, не культурный центр и не развлекательный комплекс.

7. Да, побывать там очень полезно, даже если для этого приходится лететь в Германию из России.

8. Нет, с посетителя не требуют денег, она сама пару раз бывала там, не оставив ни цента.

9. Да, с посетителя берут деньги, она сама пару раз оставляла там солидные суммы.

10. Нет, это место не может быть концом путешествия, это всегда только начало.

При подъезде к Кёльну бабушка откровенно хихикала, наблюдая в зеркале наши с Дарьей озадаченные лица. Вдруг Даша ткнула пальчиком в окно:

— Смотрите, как интересно! Здесь что, лодки строят?

— Строят не здесь, — откликнулась бабушка, притормаживая, — но здесь продают. Тебе нужна лодка, Дашенька?

— Не нужна ей лодка, — ворчливо ответила я, — поехали дальше.

— А всё, — сообщила бабушка, сворачивая на парковку. — Мы приехали.

Я изумленно уставилась в окно. Больше всего это действительно напоминало лодочный причал на асфальте без какой-либо воды поблизости. Но были тут припаркованы и новенькие квадроциклы, и еще какая-то непонятная техника — дальний потомок бабушкиных таежных вездеходов. А позади высился большой павильон из стекла. Я перегнулась к бабушкиному сиденью и уставилась в экранчик ее навигатора. Да, это была та самая точка.