Сокровище троллей - Ольга Голотвина

Агш выбежала на лед и остановилась.

Она вернулась к реке. Это плохо. Охотники ушли далеко в лес.

Самка наклонила голову и тихо зарычала от досады. А потом решила не возвращаться к охотникам. Там Гух. Она пойдет в пещеру. А по пути найдет на льду полынью. У полыньи дышит рыба. Рыбу можно ловить руками. Агш ловкая.

Но полынья не попадалась. Возвращаться без добычи было стыдно. Агш решила подняться на берег и вернуться в лес.

Берег высокий, но на краю растет дерево. Корни вылезли из земли, свесились наружу. Дерево доброе. Оно подаст корень, Агш поднимется на обрыв.

Ловкие босые ноги переступали с камня на камень. Самка ухватилась за узловатый толстый корень, подтянулась…

И тут обрыв, только что казавшийся прочным, смерзшимся, вдруг просел и с грохотом обрушился на лед.

Злое дерево прыгнуло на Агш, ударило, сбило, прижало к груде камней. От боли Агш взвыла, но тут же замолчала. Сама хищница, самка тролля знала, кто приходит на крик беспомощной дичи.

А она была беспомощна! Дерево крепко вжало ее в валуны. Оно было тяжелым, очень тяжелым. Агш не могла его сбросить, не могла даже извиваться под ним. Даже Гух, который ест каменные грибы, не мог бы держать Агш с такой злобной силой.

Самка грызла кору, но дерево терпело и не выпускало добычу. Агш высвободила руку и отломила большую ветку. Дерево стерпело и это.

И тогда Агш заскулила, тихо, горько и безнадежно. Так она плакала, когда была маленькой. И не было рядом никого, кто с презрением сказал бы ей: «Детеныш!»

* * *

— Пожалуй, будет лучше, если в крепость первым отправишься ты. И поинтересуешься промеж прочих разговоров, нет ли у них лекаря. Зуб у тебя болит или что другое…

— Лучше что другое! — передернулся наррабанец Кхасти. — Не позволю этому вору лезть ко мне в рот!

— Дело твое… Главное, тебя он ни разу не видел. Ты его не спугнешь.

— Как прикажешь, хозяин.

— Прекрати называть меня хозяином. Мы напарники.

— Напарник, — поправился наррабанец.

Он может называть Хашарнеса как угодно, но тот все равно останется его хозяином.

Кхасти знал, что такое долг. Этот человек дал своему рабу свободу — но принял ли ее тот, кто сам назвал себя собачьей кличкой? Силуранец позволил вольноотпущеннику вернуться на родину — но примет ли Наррабан того, кто презрел благодарность?

«Выйдя из-за чужого стола, расплатись», — гласит старая мудрость. А платить предстояло немало.

Этим летом наррабанец, которого тогда еще не называли Кхасти, глядел в глаза смерти. И теперь бог смерти видится ему не черной тушей с длинными щупальцами, как уверяют жрецы. Нет, он представляет себе смерть в виде гигантской — размером с корову — жабы. У смерти выпученные глаза, гладкая серо-зеленая кожа и кривые клыки по углам пасти, растянутой, словно в жуткой ухмылке.

* * *

Тварь глядела снизу из ямы. Не яма — целый котлован. Должно быть, отсюда брали песок.

Безымянный раб, лежавший на краю ямы, глядел не на тварь. Наглядится еще. В упор. До последних мгновений жизни любоваться будет.

Он смотрел на темную полосу неподалеку от Клыкастой Жабы. На лежащий на песке меч. На свою последнюю надежду умереть человеком.

Вокруг шумели голоса. Толпа делала ставки: сколько наррабанец продержится, пока Жаба его не сожрет? Приготовили песочные часы… Поганые гиены, истекающие слюной от злобного любопытства, как же он презирал их мерзкую стаю! Раздери их демоны, когда же с него снимут веревки? Неужели не понимают: к пальцам должна вернуться кровь, иначе он и меча не поднимет! Да, он все равно не сможет выстоять против чудовища. Но для него важно погибнуть с мечом в руках, как подобает воину…

Голоса притихли, зло зашелестели: «Стража, стража…» В душе невольника, скрученного веревками, зашевелилась надежда.

Возле лица остановились сапоги.

— Этого, что ли, зверюге скормить решили?

Раб не поднял взгляда. Зачем? Он по голосу представил себе толстого, одышливого, краснолицего человека. В голосе этом было столько скуки и равнодушия, что надежда, едва родившись, умерла.

— Этого, господин, — дробным голоском рассыпался ответ ростовщика Тарих-дэра. — И раб мой, и зверушка моя. Законов не нарушаем.

— Почтеннейший Хранитель города, — веско сообщил стражник, — не любит таких зрелищ.

— Вот поэтому почтеннейший Хранитель города, да ниспошлют ему боги всяческих благ, и не пришел взглянуть на нашу простую забаву. — Тарих-дэр почти не прятал насмешку в голосе.

— Ты… это… — обиделся стражник. — Разболтался, обезьяна наррабанская!.. Э, да и раб тоже — наррабанец? Сородича тварям скармливаешь?

— Кто сородич? Он сородич? — возмутился ростовщик. — Это грязный дикарь из племени джахак. Мы не считаем их наррабанцами. Пустынные шакалы, все как есть разбойники, а бабы их — колдуньи!

«Прав, старый скорпион! — задохнулся от ненависти раб. — Попался бы ты мне на пустынной тропе!»

— Эй! — углядел стражник повод для придирки. — Закон не нарушаешь, да? А кто рабу в руки оружие дает?

— Оружие? — изумился Тарих-дэр. — Какое, где?! Да я бы этому бунтарю и метлу дать не рискнул!

— А вот там что, на дне ямы?

— Ах, это… кто-то в Жабу запустил, да промахнулся. А рабу я могу при тебе повелеть… Эй ты, отродье помоечного пса! Когда спрыгнешь в яму — не смей прикасаться к мечу, это тебе твой хозяин велит!

Толпа ответила на хитрость ростовщика дружным хохотом.

А стражнику уже надоело препираться.

— Оно конечно… если б вы в городе такое непотребство учинили, я б вас… того… Но раз за чертой города… поставлю и я кой-какую мелочишку.

— Развяжите раба, — распорядился ростовщик.

Кто-то развязал веревки на руках и ногах жертвы. Раб остался лежать: он тянул время, чтобы руки стали хоть чуть-чуть послушнее.

И тут сверху громыхнул веселый басок:

— Вы, грайанцы, совсем в зверье превратились, скоро по берлогам разбежитесь! Где ж такое видано — человека без последнего костра оставить?

Воцарилась тишина. Раб напрягся. Он уже знал, что значит в этой стране погребальный костер. Наррабанец повернулся на бок и, не вставая, глянул на нежданного заступника, Светловолосый молодой мужчина был могуч и высок, а при взгляде снизу вверх казался просто гигантом.

После долгого молчания раздался чей-то недовольный голос:

— Он же дикарь заморский. Они мертвецам костры не складывают.

— Он дикарь заморский, а ты здешняя скотина, — припечатал светловолосый незнакомец и обернулся к ростовщику: — Слышь, продай парня!

Раздался дружный вопль протеста. Люди не собирались лишаться занятного зрелища.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});