Рабы - Садриддин Айни

— Товарищи! Со вчерашнего вечера связь с Каганом прервана. По вчерашним сведениям, нам известно, что на помощь революционерам Бухары из Самарканда вышел состав с красными партизанами. Мимо нас этот состав еще не прошел. Где он — неизвестно. Телеграфная связь с Самаркандом сегодня ночью также прервалась. О создавшемся положении слово имеет рабочий прессовального цеха товарищ Сийаркул.

Сийаркул, смуглый, чернобровый, высокий, заговорил спокойно и строго:

— Товарищи! Эмир не раз обманывал бухарских джадидов, младобухарцев[117] и бухарских революционеров. Вспомните тысяча девятьсот семнадцатый год!

Еще во время Февральской революции он сделал вид, что согласен ввести реформы. Чем это кончилось? Еще не высохли чернила на его манифесте о реформах, как манифест был порван.

Затем он повел наступление на младобухарцев, избивал их, убивал, бросал в тюрьмы.

Он не только не осуществил реформу, но еще больше усилил гнет над бедняками, крестьянами. Он не ограничился увеличением налогов и податей, он еще стал обвинять трудовое крестьянство в джадидизме, убивать их и заточать в тюрьмы, где большая часть заключенных погибла.

Когда в России победила Октябрьская революция, эмир совсем взбесился. Если до Октябрьской революции эмир и его правительство хватали людей, обвиняя их в джадидизме, то теперь их стали избивать и убивать как «большевиков».

За последние два месяца в Бухарском ханстве не осталось ни одной деревни, где не были бы схвачены, задушены или брошены в тюрьмы честные труженики. Чтобы человека схватили, — ему достаточно застонать от притеснений эмира, его чиновников или от несправедливости хозяев.

В толпе поднялся сильный шум:

— Долой эмира и его чиновников!

— Долой тиранов! Сийаркул продолжил:

— Молодые бухарские революционеры, побежденные во время Февральской революции и воодушевленные успехами Октября, в ответ на эти обманы и притеснения эмира захотели свести с ним свои счеты. Они потребовали от эмира выполнения манифеста, который он порвал. Они предъявили еще одно требование — снять старых чиновников с их должностей. Эмир, чтобы выиграть время, снял своего первого министра, жестокого палача Мирзу Урганджи.

Младобухарцы сочли, что их требования частично выполнены, и несколько успокоились. Но эта уступка эмира оказалась вторичным обманом. На другой же день эмир послал против младобухарцев войска и пушки.

Началась война.

На помощь бухарским революционерам пришел со своим отрядом председатель Совета народных комиссаров Туркестанского края товарищ Колесов.[118] Когда главные войска эмира потерпели поражение и бросили всю свою артиллерию, эмир опять пошел на хитрости. Отправил к Колесову гонца, прося начать с ним переговоры и прислать для переговоров делегацию, обещая сложить оружие. Делегаты поехали… Но это был со стороны эмира уже третий обман.

Всех революционеров, посланных делегатами от младобухарцев, — а их было двадцать один человек, он уничтожил, причем уничтожил с неслыханной жестокостью. А за те три дня, что велись эти переговоры, эмир успел приготовиться, снова собрал свое войско, разрушил путь между Амирабадом,[119] Термезом, Чарджуем и Зирабулаком и тем отрезал находившиеся в Кагане отряд Колесова и комитет младобухарцев, а затем он осадил Каган.

Инженер завода, нервно распахнув дорогое пальто, крикнул:

— И незачем нам было лезть в это дело с реформами, которые ничего не стоят, и подвергать себя опасности!

Русский рабочий, покрасневший от ветра или от гнева, вскочил на тюк рядом с Сийаркулом и ответил:

— Гражданин инженер! Вы ошибаетесь. Дело тут не ограничивается теми, кто стоит за «реформы». Тут люди борются за жизнь, за свободу. Наша задача помогать всякому революционному движению, возникшему в колониальных странах, невзирая на его характер, на его внешнюю окраску. Этому нас учит товарищ Ленин. Так-то! Хороши мы были бы, если б стояли в сторонке да смотрели, как эмир расправляется со своим народом, с нашими братьями! Эх, вы!..

Он уже спрыгнул было, но, вспомнив что-то, вернулся и стал рядом с бухарцем.

— И к тому ж царские офицеры, белогвардейцы помогают эмиру, командуют эмирским войском, стреляют и убивают рабочих и революционеров, не разбирая национальности, так, значит, борьба это не только бухарская, это общая наша борьба. Общая, хотя и на бухарской земле, господин инженер!..

Инженер хотел было что-то ответить рабочему, но Сийаркул уже говорил:

— Из моей деревни пришло известие, что эмирские солдаты и чиновники соединились со своими людьми из Шафриканского и Гиждуванского туменей, к ним присоединились баи, купцы, старшины и чиновники. Из этих мест и двинулись против нас. Удар их направлен сюда, на станцию Кызыл-Тепе. Это каждому из нас надо знать и приготовиться.

Народ заволновался. Послышались голоса:

— К оружию, товарищи!

— Все, как один, к оружию!

Когда шум слегка улегся, председатель заводского комитета крикнул:

— Товарищи! Первое дело — дисциплина! Пусть подойдут те, кто умеет метко стрелять. Остальным предлагаю переносить к стенам завода тюки прессованного хлопка и сооружать баррикады. Понятно?

— Понятно! Давай, давай!

Но оружия требовала слишком многочисленная группа рабочих.

Члены заводского комитета отобрали часть этих рабочих — тех, кто бывал на войне и имел боевой опыт, и вооружили их. Остальные побежали носить тюки.

Через час завод был со всех сторон окружен баррикадами с бойницами и укрытиями.

Председатель завкома принял командование обороной завода, разместил стрелков, расставил запасных бойцов, из женщин организовал санитарную дружину.

Семьи ушли внутрь цехов.

Вскоре с крыши крикнули:

— Идут!

С баррикад начали было стрельбу.

— Отставить! — приказал командир. — Откуда идут? Он посмотрел в бинокль.

— Это свои! — сказал он, вглядевшись. — С берега Зеравшана идут трое рабочих, подняв винтовки.

Это были рабочие водокачки. Один из них рассказал:

— Часов в десять на той стороне Зеравшана показались всадники, вел их человек в большой чалме, спускавшейся на шею.

Несколько рабочих, происходивших из местных крестьян, расспросили о приметах этого начальника:

— Каков из себя этот человек? Не с проседью ли у него борода?

— С проседью, — ответил рабочий, пришедший с берега Зеравшана.

— Значит, это миршаб Гиждуванского и Шафриканского туменей старший брат Хаджи Латифа-диванбеги — плешивый султан.

— Оба братца плешивы и, чтоб скрыть свою плешь, повязывают чалмы так низко, что их двоих сразу можно отличить ото всех.

— Ну, ладно, — ответил рабочий с водокачки, — если удастся, мы избавим их от плеши вместе с головами. Так вот, они перешли реку, погнали лошадей к водокачке и заорали: «Бери! Вяжи! Бей!» Еще когда они бросились через реку на наш берег, мы почуяли неладное, подхватили ружья и приготовились. Когда они подскакали, мы дали залп. Двух человек сбили. Одну лошадь опрокинули. Остальные откатились назад, потом заехали с другой стороны. Мы перешли на ту сторону и видим: эти звери рубят саблями наших жен, наших детишек…

Слезы вдруг подкатили ему к горлу. Он не мог сладить с этим приступом горя.

— Их-то за что?..

Пришедший с ним молодой рабочий рассказал:

— Нас всего трое, а их много. Видим, нам не устоять. Мы, отстреливаясь, отползли, а пули их нам вреда не сделали. Стрелки они слабые. Кинулись было за нами в погоню, мы еще одного с седла ссадили. Тогда уж они отстали. Из деревни Тали-Яхаб нам было видно, как они зажгли водокачку. Перебегая от дерева к дереву, мы от них ушли.

С крыши дозорные закричали:

— Идут! Идут!..