Рабы - Садриддин Айни

— А, это интересно, — ответил тот сборщик. — Как может один и тот же человек быть одновременно и ослом и волком?

— Может быть, если это — эмирский правитель, — ответил гость и пояснил: — У эмира он будет в роли осла, а над людьми он уже выступит в роли волка. — И добавил: — Но они волками будут до тех пор, пока люди, как овцы, будут спокойно спать. Если люди встанут, как встает голодный тигр после долгого сна, тогда несдобровать этим волкам.

Ослов и топливо оставили и поспешили в ту сторону, где приметили юрту.

Они еще шли, а буря уже утихла.

Гроза, сверкая, откатилась в сторону. Черные тучи ушли. Появились белые и серые облака. Ливень прекратился, повалил снег.

Снег застелил всю степь далеко вокруг. Стало светлее.

Сейчас бескрайняя пустыня походила на обширные поля, залитые молоком.

Яснее просматривалась чернота юрт вдали.

Как ни были утомлены крестьяне, они почувствовали себя бодрее, увидав загон, ускорили шаг, подобно лошади извозчика, почуявшей близость своей конюшни, и, наконец, подошли к ряду юрт.

Сквозь кошмы кое-где пробивался свет тускло горевших светильников.

— Ого, да здесь целый аул. Вон человек — кто он?

— Кто б ни был, а должен приютить нас на ночь.

— Стой!

Этот возглас остановил всех.

Человек неожиданно вскочил и встал перед крестьянами, держа ружье.

— Руки вверх!

Окрик его заставил всех поднять руки, окоченевшие от холода и от испуга.

Крестьян окружили вооруженные люди.

— А ну, пошевеливайтесь! Их всех повели за юрты.

Там находился большой глубокий загон, окруженный по краю колючками.

Один из вооруженных джигитов отпихнул куст колючки и открыл путь к яме. Но собака, лежавшая в этом месте, встала и, рыча, преградила путь.

Джигит ударил ее прикладом, и собака, визжа, отскочила, но снова приготовилась броситься на тех, кто в ночное время идет в загон.

Собаку отозвал строгий голос:

— Халдар! Сюда! Лежать!

Собака повиновалась, но, сердясь на человека, ударившего ее прикладом, продолжала рычать лежа. Крестьяне спустились на дно ямы.

Там на пучках полыни и колючек спали овцы, тесно прижавшись друг к другу. При появлении людей стадо испуганно вскочило и сбилось в кучу в глубине загона.

Место, покинутое овцами, оказалось теплым и, несмотря на колючки, мягким. Однако лечь крестьянам не дали.

Следом в яму спустились джигиты, раскидали связки полыни и в оголенную землю вбили большие колья.

После этого одного из пленников схватили, крепко связали ему руки шерстяным арканом, положив одну ладонь на другую. Ноги тесно связали у щиколоток и, согнув в коленях, подтянули кверху так, что они оказались между связанными руками, и воткнули между ними палку, толстую, как рукоятка мотыги.

Связав пленника так, чтобы он не мог даже пошевелиться, его бросили на землю. Такой способ связывания в эмирских темницах называли «кулук». Так же связали и остальных. Когда дошли до старика, человек крикнул:

— Веревка кончилась. Дай другую.

— У нас тоже нет. Возьми пояс да свяжи.

— Эта гнилая веревка из бараньей шерсти, от той старухи.

— Ничего, такого плешивого старика она удержит! Связали старика.

Хотя убежать уже никто не мог, для верности крестьян привязали еще к кольям концами веревок, оплетавших ноги.

Только так успокоив свою подозрительность, люди оставили крестьян и отправились на ночлег.

11

Снег все еще шел, застилая пленников белым пушистым покрывалом.

Им теперь было не до сна. Связанные, они валялись на сырой земле, на овечьем навозе.

Один из крестьян заметил, что старик извивается и делает какие-то усилия, упершись в деревянный кол.

— Эй, Эргаш-ака, что с вами? Рези в животе или что?

— Молчи! А не то разбудишь их! — ответил Эргаш и снова завозился около своего кола.

Наконец он облегченно вздохнул.

— Ох, наконец-то, проклятая!

— Ой, дай бог вам здоровья! Дай силы!

— Молчите же! — сказал Эргаш, продолжая высвобождать ногу.

Кто-то из крестьян, видя попытки Эргаша, тоже попробовал освободиться, но только застонал от боли:

— О-ох, у меня все руки перерезаны веревкой.

— Лежите спокойно. Веревка из козьей шерсти все равно не порвется. Только изрежетесь. А если сумею разорвать свою, освобожу вас всех! — шепнул Эргаш. — Ее таким крепким узлом затянули, что никак не рвется.

— Развяжите зубами.

— Как же я достану зубами до щиколотки?

— Протяните мне свои ноги и не двигайтесь.

— Подожди, я нашел! — вспомнил Эргаш и, с трудом просунув пальцы под халат, вытащил из-за пояса свой серп.

— Что это у вас, брат Эргаш?

— Хворост я оставил, а эту вот штуку прихватил с собой, а она и пригодилась.

— Надо вам было взять и тот узелок.

— Хорошо, что мы его не взяли. Если б его у нас нашли, то будь у каждого из нас по сто душ, ни одну б нам не сохранить.

— А теперь мы их сохраним, что ли?

— Теперь, если мы и не убежим, нас посадят в темницу, но убивать не станут. Останемся живы, — сказал Эргаш.

— По правде говоря, — проворчал гость, — я что-то совсем не хочу помирать.

— Да и незачем! — ответил Эргаш, распутавшись и разрезая веревки у остальных.

— Что ж теперь делать? — спросил кто-то.

— Как что? Бежать! — ответил Эргаш.

— Ну, ежели так, айда! — предложил один из них.

— Тише! — остановил Эргаш. — Через выход идти нельзя: выход прямо перед юртами. Они нас услышат.

— Там и собака лежит.

— Собаки не бойтесь! — успокоил Эргаш. — Мы с ней старые друзья. Она не тронется с места.

— Когда же это вы познакомились?

— Об этом я расскажу в другой раз, а сейчас надо думать, как бы скорее удрать.

И объяснил:

— Всем сразу идти нельзя. Вылезу сперва я и погляжу дорогу. Если я вылезу удачно, идите и вы за мной, но по одному.

Он подошел к стене. Но стена поднималась круто и, вымокнув под дождем, осклизла. В стене не было ничего, за что можно было бы ухватиться.

Он достал серп, который перед этим зарыл в землю, и сделал в стене неглубокие ямки.

Выпрямившись, он ухватился левой рукой за край верхней ямки, подтянулся и зацепил серпом за кол, вбитый у края ямы. Кошачьим прыжком он выскочил наверх.

Когда, стараясь освободить себе путь, Эргаш разгребал колючки, одна ветка свалилась вниз на овец.

Овцы вскочили так внезапно, словно на них напал волк, и, топоча, бросились в другую сторону загона.

Собака, услышав топот овец, кинулась, рыча и лая, вокруг загона, обнюхивая землю. Эргаша она не тронула и, не видя никаких следов волка, вернулась на свое место.

Собака успокоилась. Но хозяин, разбуженный ее рычанием и лаем, стоял и наблюдал за тем, что творится в загоне.

Увидев, что один из пленников, уцепившись за край ямы, пытается выбраться наверх, хозяин взволнованно закричал:

— Вставайте! Скорей! Пленники убежали! Из юрт выскочили джигиты.

— Где? Где? Куда они побежали?

— Еще не убежали. Но если б я не проснулся и не вышел, они убежали бы.

Джигиты кинулись в загон и набросились на крестьян, ударяя их по головам прикладами. Пленники подняли крик:

— Ой, умираю! Ой, смерть моя!

Позднее всех вышел из юрты человек с накинутым на голову халатом.