Кадры решают все: суровая правда о войне 1941-1945 гг. - Владимир Бешанов

Первый набор слушателей в Академию Генерального штаба РККА был объявлен в ноябре 1918 года. Более половины абитуриентов являлись выходцами из рабочих и крестьян, из них 25% имели только начальное образование. Главную роль при поступлении играли следующие факторы: а) рекомендации от двух членов РКП(б); б) собственный партстаж; в) опыт военной работы в Красной Армии. Вступительные экзамены для «буревестников революции» упростили до предела, по сути превратив их в фикцию.

Начальник академии в 1919–1921 гг. А.Е. Снесарев писал:

«Нет языков, математика за 4 класса, не требуются даже военные уставы, политически ценные люди принимаются подчас и с совсем слабыми знаниями, центр тяжести испытаний перенесен был на «общее развитие» — термин, просторный для ошибок, но оказавшийся единственно целесообразным».

Срок обучения определили в шесть месяцев (правда, позже срок увеличили). Это крайне мало, если учесть, что в царское время на «академика» нужно было учиться 2–3 года, имея уже за плечами 12 лет общего и военного образования. Вступительные «испытания» включали тогда экзамены по русскому и двум иностранным языкам (!), общей тактике, артиллерии, верховой езде, уставам родов войск, математике, географии, общей и русской истории.

Естественно, учебные программы и планы преподавателям пришлось перестроить в соответствии с особенностями обучающихся. Начинать приходилось «от самых элементарных ступеней военного познания». Были также выброшены все «ненужные» и «неусвояемые» предметы вроде астрономии, высшей математики, географии, геодезии, древней истории, а вместо них появились безусловно необходимые курсы марксизма и тактики революционных боев.

Будущий маршал и начальник Генерального штаба РККА Кирилл Афанасьевич Мерецков (1897–1968) вспоминал:

«Но даже шесть месяцев подряд никто не слушал лекции. Обычно люди, проучившись некоторое время, убывали в действующую армию, чтобы потом возвратиться и доучиваться. Так случилось и со мной. Некоторым пришлось курсировать так три-четыре раза. Чаще всего зимой учились, а летом воевали»…

Поэтому первый выпуск «красных генштабистов» состоялся только в октябре 1921 года. Академию «успешно окончили» столь известные в Красной армии люди, как A.M. Мерецков (четыре класса сельской школы), П.Е. Дыбенко (четырехлетнее городское училище), И.В. Тюленев (пять классов реального училища экстерном), И.Ф. Федько (начальная школа), В.Д. Соколовский (учительская семинария). Начдив В.И. Чапаев (согласно аттестации, «почти безграмотный») сбежал, недоучившись, поскольку, как он сам писал в рапорте на имя начальства, «всё это уже прошел в боях».

К тому времени, с учетом сокращения вооруженных сил, данное учебное заведение перепрофилировали на подготовку кадров тактического звена управления, сделав его общевойсковой Военной академией РККА. Высший и старший комсостав в течение последующих 15-и лет проходил подготовку на различных курсах.

Молодые «краскомы» пробелы в образовании компенсировали стремлением к знаниям, усердием в учебе. Что же касается высокопоставленных орденоносцев, то они были неизлечимы в своем воинствующем невежестве. Вот, например, поступает в академию «червонный казак» Дмитрий Шмидт:

«На вступительных экзаменах Шмидт был трогательно беспомощен… Прихрамывая, со своей огромной саблей на боку, он медленно подошел к столу.

— Назовите годы правления Петра Великого, — попросили его.

— Не имею представления, — сухо ответил он.

— Назовите войны Екатерины Второй.

— Я их не знаю.

Генералы переглянулись между собой, и Мартынов повторил вопрос:

— Назовите нам годы правления Екатерины Великой и год ее смерти.

— Меня тогда не было на свете и это меня не интересует.

…Это взорвало Мартынова:

— Господа, это недопустимо! Я отказываюсь экзаменовать далее этого кандидата.

Тут вмешался комиссар академии, и этот замечательный кавалерист был принят при условии, что он пообещает сдать экзамен позже, когда у него будет больше времени на изучение истории, что практически означало — никогда».

Жаль, не дожил до 1941 года этот «замечательный кавалерист» (его расстреляли как «врага народа», «троцкиста» и, разумеется, «иностранного шпиона»), уж он бы непременно «надрал хвост» подлецу Гудериану.

Не было никакого толку и от «учебы» С.М. Буденного, «сплошь и рядом опрокидывавшего шаблонную теорию ведения войны». Вообще трудно представить, каким образом можно в 50 лет получить сразу высшее военное образование, не имея до того вообще никакого. Да к тому же без отрыва от служебных обязанностей «по внедрению в гущу армии правильных взглядов на обеспечение дальнейшего роста конницы» и забот по «осеменению маток».[11]

Жена маршала Егорова рассказывала о компании, окружавшей Семена Михайловича:

«Здесь собирались соратники по Конной армии, ветераны походов во времена гражданской войны: Апанасенко, Косогов, Тюленев, Щаденко, Тимошенко, Городовиков, Кулик. Десятки раз я слышала пересказы каждого о личной доблести и геройстве в походной жизни. Тщеславие. Наигранная поза, стремление быть на виду, ревность ко всему молодому, обгоняющему их, были характерными чертами этой кампании».

Помощник инспектора кавалерии РККА Б.К. Верховский на допросе в НКВД показал:

«Система угодничества доводилась до того, что мы не только позволяли маршалу Буденному бить нас по лицу, но даже сами подставлялись под удары и затем в знак преданности целовали ему руки» (!!!).

* * *

В период с 1926 по 1933 годы ряд крупных советских военачальников побывал в командировке в Германии для участия в маневрах рейхсвера или обучения в тамошней академии. В их числе были Алкснис, Белов, Дубовой, Дыбенко, Егоров, Корк, Левандовский, Примаков, Триандафиллов, Тухачевский, Уборевич, Фельдман, Эйдеман, Якир и многие другие — всего более 150 человек.

Те из них, кто хотел учиться, умел наблюдать, думал о грядущей войне, сумели многое почерпнуть из этих поездок. Начальник Военной академии имени Фрунзе Р.П. Эйдеман писал в отчете в августе 1928 года:

«Присматриваясь к рейхсверу, мы имели возможность убедиться, что мы, быть может, сами того не замечая, уже весьма многое в вопросе организации занятий, в вопросах организации боя и управления переняли от немцев… Не всё, конечно, у немцев идеально, но все же немецкая армия — это армия, которая хранит в своем командном составе лучшие традиции мировой воины…

Общая установка — на маневренную войну. Борьба с проявлением позиционных тенденций. Из этого основного курса на маневренную войну вытекают требования тактики и техники, отсюда же ставка на подготовку гибкого, быстро реагирующего на обстановку аппарата управления (маневры не столько для подготовки войск, сколько для аппарата управления), нажим на технику отдачи приказов и приказаний и командный язык».

Напротив, «заслуженные революционные бойцы» пребывание за границей сводили к приятному проведению времени. Например, Дыбенко в основном употреблял «шнапс» и коньяк в кампании с командующим Кавказской армией К.А. Авксентьевским. Поэтому дважды «академик» Павел Ефимович так и не узнал, что «американский» язык — это английский, а Константин Алексеевич допился до того, что попытался изнасиловать квартирную хозяйку и всю прислугу в доме. Пришлось героя упаковать и отправить в Москву малой скоростью.

Великий стратег Тухачевский, совершивший поездку в Германию в 1932 году, ничего полезного для себя не обнаружил. В своем докладе на имя Ворошилова он дал командованию германской армии нелицеприятную оценку:

«Руководящий состав рейхсвера мыслит себе войну в формах последнего, маневренного периода, империалистической войны. Он не способен представить себе новые формы боя, вытекающие из нового вооружения: авиации, танков, автоматической винтовки и прочего».

* * *

И вот такие люди разрабатывали советскую военную доктрину, мобилизационные и оперативные планы, заказывали технику и вооружение, обучали войска, готовили армию к войне.

К какой? Да к той самой, к которой неустанно призывали готовиться Ленин и Сталин: к войне с «отсталыми» буржуазными странами с целью вовлечения все новых и новых государств в «Мировую Республику Советов.

Как заметил в свое время А.А. Свечин, «в безвоздушном пространстве стратегия существовать не может; она обречена расплачиваться за все грехи политики». Еще Фрунзе, закладывая основы советской военной доктрины, требовал:

«Поставить работу военных штабов так, чтобы Красная Армия могла выполнить свои задачи на любом операционном направлении и в любом участке возможного грядущего фронта. Границы же этого фронта в ближайшую очередь определяются пределами всего материка старого света…