Четвертая масть - Игорь Черемис

А я поеду знакомиться с твоим Бобом.

Алла открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же захлопнула его. Но я видел, как её возмущение ищет выход — и спустя пару мгновений она заявила:

— Я тебя не пущу!

И встала в проходе, уперев руки в бока.

Я кинул цепь на верстак и устало плюхнулся на освободившийся стул.

— Почему?

— Почему? И ты ещё спрашиваешь, почему? Егор, всё наше знакомство — это одна сплошная драка. Тебя били, резали, арестовывали… Я не хочу так больше!

Она подалась вперед и обняла меня так резко, что я едва не свалился — чудом удержался, но пришлось вставать, чтобы её напор не опрокинул меня окончательно.

— Не так уж и часто били, — примиряюще сказал я. — И клянусь, что это самый-самый последний раз. Если разобраться с Бобом, то больше у нас врагов не останется, мы будем жить спокойно и думать только о хорошем. Думаешь, мне приятно снова про все эти игрушки вспоминать? Я был уверен, что они остались в моем детстве.

— Но зачем, Егор? Зачем?

— Я же объяснил… Можно и в милицию позвонить, но у них там бюрократия и государственный переворот, им не до нас. К тому же они уверены, что этого Боба загрыз медведь, а я всё выдумываю. Можно, наверное, остаться дома, но мне не хочется снова менять входную дверь и покупать новые картинки у твоей Снежаны… я понятия не имею, что этот Боб притащит с собой. А если он поранит отца или бабушку? Нет, надо воевать на его территории… и желательно тогда, когда он не ожидает нападения.

— Тогда я поеду с тобой! — заявила Алла. — И не отговаривай меня! Не прогонишь!

Я обдумал эту мысль — вернее, я вдруг понял, что собирался ехать через весь город, в котором полно патрулей и блок-постов, неся в своей сумке с наивной надписью «Спорт» целый арсенал, которого хватит на небольшую войнушку. Любой мент или военный, который проявит совершенно нормальное в условиях госпереворота любопытство, закроет меня на десять замков и будет прав. А сидя за решеткой я вряд ли смогу защитить Аллу, её бабушку или отца от нападения безумного Боба. То есть мне опять предстояло использовать свою невесту для прикрытия своих же злодейских замыслов.

Вот только в логово Боба я её тащить не собирался.

— Хорошо, — согласился я — и удостоился недоуменного взгляда. — Поедешь со мной. Будем изображать влюбленных, целоваться на эскалаторах и ходить под ручку на перронах, чтобы менты не дай бог не подумали, что мы едем обезвреживать опасного маньяка. А потом… потом тебе предстоит немного посидеть у Михаила Сергеевича, думаю, он не будет возражать.

— Это ещё почему?

— Почему не будет возражать? — улыбнулся я. — Потому что ты ему нравишься.

— Да нет же! Почему я должна у него сидеть, пока ты носишься неизвестно где?

— Как это неизвестно? — с наигранным недоумением спросил я. — Всё очень даже известно. Твой Боб окопался в том же поселке «Сокол». Если я правильно помню карту, то там от дома старика метров сто по прямой. Так что формально мы будем почти рядом.

Глава 19

Цепь для «Верховины»

Боб сейчас действительно обитал по соседству со стариком, в поселке на «Соколе». Когда Лёха назвал мне адрес дома, в котором нашел укрытие беглый солдат Борис Покровский, я не поверил своим ушам, но тот был слишком уверен в своей правоте. Именно туда, на улицу имени одного из великих русских художников прошлого, Лёха должен был приехать вечером — после чего они на пару с Бобом собирались выдвинуться на дело. Боб, кстати, был уверен, что его приятель приедет — видимо, посчитал, что силовое внушение в ответ на первоначальный отказ было понято правильно. Поэтому перед уходом он бросил Лёхе лишь короткое: «Жду в семь».

Мотивов, которыми руководствовался Лёха, предавая своего друга, я, если честно, до конца не понял — и не хотел в них слишком погружаться. При нашем общении в Сокольниках я выяснил, что он по-настоящему боготворит этого Боба и готов за него в огонь и в воду, а тут вдруг отказ от участия в совместных действиях и даже более того — натуральное крысятничество. Я был уверен: Лёха очень надеется, что я разберусь с его бывшим боссом раз и навсегда. В принципе, это было и в моих интересах, но я поставил себе мысленную галочку — выяснить потом, чем таким увлекается сейчас этот отщепенец, что решил ни за грош продать своего закадычного товарища.

Алла, конечно, покачала головой на мою идею оставить её на теплой даче, пока я навожу порядок в голове отдельно взятого дезертира, но открыто возражать не стала — скорее всего, задумала привлечь Михаила Сергеевича на свою сторону и вообще запретить мне идти куда-либо. В принципе, её план имел право на жизнь — только я не собирался слушать ни товарища Смиртюкова, ни самого господа бога, если он соберется разверзнуть небеса и объявить мне свою волю. Некоторые вещи должны быть завершены — так или иначе, тем или иным способом. И мой способ был ничем не хуже прочих.

По дороге из гаражей к метро Алла забежала домой — забрать свой перевод, чтобы отдать его Михаилу Сергеевичу, а заодно, уже по моей просьбе, захватить мою переводную папку с документами. Я подумал, что лишняя маскировка моего оружия не помешает — к тому же я всегда могу соврать на честном глазу, что еду оформляться. Правда, МИРЭА был совсем не на «Соколе», но солдатики-срочники, которые и составляли большинство нагнанных в Москву войск, вряд ли были в курсе адресов столичных вузов. Впрочем, моей первой линией обороны снова была Алла — она догадывалась о своей роли, но, кажется, не слишком возражала против такого использования собственной персоны.

До поселка на «Соколе» мы добрались без приключений. Патрулей в городе и под землей меньше не стало, к «Щербаковской» всё-таки подогнали бронетранспортер с отделением солдат, а Проспект Мира и Ленинградка почти опустели — по ним очень осторожно, на минимальных скоростях, двигались только магазинные грузовики с продуктами и самые отчаянные автолюбители. Судя по тому, что я видел — легковушки тормозили почти все, проверяли документы, осматривали салоны, но никого не задерживали. Я не мог представить, что это означало — да и гадать не стал. Завтра или послезавтра появится достаточно слухов о происходящем, и в них можно будет выловить рациональное зерно. Основной моей версией было то, что