Девятый Замок - Хаген Альварсон

Гостей к ушедшим тоже не пускали. Почти. За редкими исключениями.

— Жива ль ещё Фрейя дочь Тьорви? — Борин небрежно достал кошёль серебра. — Я её внук.

Привратник зевнул.

— Да хоть сам Горм Харбард. У тех, кто сюда приходит, нет имён.

— Имена есть у всех, — возразил Борин. — Я не стану называть твоего имени в хулительном стихе-ниде, коли ты окажешь мне услугу и проведёшь меня к бабушке.

— Так ты скальд? — привратник опёрся на копьё. — А чем докажешь? Сколько ты знаешь кённингов… хм… ну хотя бы смерти?

— А сколько надо?

— Хотя бы семь.

— Изволь. Трупно-бледная, Владычица Тумана, Краснобровая, Синяя Старуха, Холодная Утроба, Всеобщая Мачеха, Судьба Людей, Дом Ворона, Жена Хельгрима.

— Хо-хо. Да ты и вправду скальд! Идём, только тихо.

"Не словом бы тебя потчевать, а пламенем битвы!" — зло подумал Борин.

Пламень битвы — кённинг меча.

* * *

Фрейя сидела во тьме, на холодном каменном полу. Был виден лишь её силуэт, но не облик. В этом неподвижном каменном изваянии уже ничего не было от бабушки Фрейи. Ни тепла голоса, ни ласки рук, ни огонька в глазах. Только холодная ледяная мудрость — и отрешённость. Фрейя говорила в пустоту, с пустотой, и хриплым был её голос.

И совсем-совсем чужим.

— Ты хорошо сделал, что ограбил курган, — звучали странные слова, словно бы из мира мёртвых. — Меч прадеда будет куда полезнее для твоего дела, чем любая другая железяка. Нелёгкий путь у тебя впереди. Однако ты исполнишь задуманное. Одному тебе не найти убийцу. Иди в Андарен, в самый дальний посёлок на север. Там есть приют безумцев. Осенней ночью там соберутся такие, как ты, и отправятся в страну заходящего солнца. А поведёт вас Лис, Медный Судья. Слушай его, он поможет. Не знаю, правда, что он за это возьмёт. Да он и сам до конца не узнает. О вашем походе не станут петь песен и слагать саг. Но подвигов и сокровищ вам хватит.

Ибо путь твой лежит — в Страну Мудрости и Смерти, в Девятый Замок.

А об Эвьон я ничего тебе не скажу.

И не проси о помощи Медноголового. Он ненавидит род твоего спутника. Ибо его род начал ту старую войну.

Иди же, Борин сын Торина сына Тора сына Хрофта сына Бюллейста сына Бельварда.

Иди.

Сага о Тидреке, сыне Хильда,

и об Асклинге Пивной Бочке

Мастер, слепой и раб

Звуки рождались во тьме — во тьме и умирали. Острый нож терзал дерево, рвал волокна, оставляя на рейках ясеневой бочки руны. Пальцы уверенно сжимали костяную рукоять, ибо всё уже было решено, слово сказано, и назад дороги нет…

Чело и щёки деревянного истукана теперь украшали колдовские знаки — незримые во мраке пещеры, но хорошо ощущаемые чуткими пальцами мастера. Что означали те письмена, какие руны вырезал искусник? Месть и гибель начертаны на дереве, руны нужды и разорения, гниения и безумия рождены ножом. Муж народа Двергар колдовал, исполнял чёрный сейд, и не сказали бы, что это хорошо. Ибо издревле колдовство было женским делом. И пусть даже среди мужей случались великие чародеи — считалось, что причинять вред чарами недостойно свободного человека.

Мастер раскрыл левую ладонь. Провёл по ней ножом. Рану засаднило. Нож лёг в сторону. И руны были окрашены кровью.

Остался последний шаг.

Возврата нет.

"Вырежи руну — на роге, на чаше, на щите. Кровью окрась. Слово скажи".

— На погибель тебе, Золотая Борода, — хриплый голос ломал страх и ненависть, — на погибель, нужду и безумие Гельмиру сыну Глойна, свободнорождённому. Вырезал руны и окрасил Тидрек сын Хильда, свободнорождённый. Слово моё крепкое. На погибель!

Слова отзвучали. Тьма поглотила их — и тишина была знаком радости и предвкушения охоты. Тидрек наполнил кубок мёдом. Отведал сам, обмакнул губы идола, остаток выплеснул духам ночи и тьмы.

Затем воздел жертвенный каменный топор.

И — опустил…

1

— Должен тебя предупредить, мастер: завтра — Керим. Мы будем там в полдень. Потом идём на восток. Ты с нами?

— Нет. Вряд ли буду тебе полезен, господин штурман. Да и что я там забыл?

Штурман усмехнулся.

— Говорят, будто на Востоке живут ваши родичи. Якобы они добывают огненные рубины и делают красивые вещи, которые восточники выдают за свои. Ты мог бы чему-нибудь у них поучиться.

Тидрек задумался. Даже если и правдой были те слухи о двергах, живущих за Бурными Волнами, то не стоило ждать от них доброго приёма. Впрочем, Тидрек полагал это досужими сплетнями и бабьими сказками. Однако…

Мало кто из Двергар был на Востоке. Дальние страны чаровали и манили, обещали негу и страсть, блеск золота и шелест шёлков, пряную суету дня и бархат жаркой ночи. Сладость и коварство, солнце и сталь, шербет и — пыль. Тидрек думал, глядя на море, на виднокрай, за которым высились белые башни и мечети.

Потом бросил рассеянный взгляд на штурмана. Заметил хищный блеск в его глазах. Улыбку, дрожащую под рыжими усами. И задумчиво почесал бороду.

"Как же, — подумал мастер, — слышал я сказание о Вёлунде-кузнеце. Понятно теперь, почему ты уговариваешь меня идти на восток… Только нет у меня охоты сидеть с подрезанными сухожилиями в темнице у какого-нибудь тамошнего князька и ковать украшения его жёнам. Не получишь ты за меня звонкой монеты!"

— Я отвечу тебе завтра, когда мы будем в Кериме.

Штурман пожал плечами, и более о том не говорили. Тидрек же в тот день почти ничего не пил, а ночью не сомкнул глаз. Его трость с железным клювом в навершии была под рукой, но большого спокойствия это не вселяло.

* * *

В Керим прибыли до полудня. Штурман Бриан отпустил людей в город на несколько часов: надо было пополнить запасы еды и воды, а также посетить пару местных борделей и таверн. Тидрек увязался с ними, надеясь исчезнуть под шумок.

— Смотри не потеряйся, двергин, — усмехнулся Улькан-толмач, когда они проталкивались сквозь толпу в Морском порту. — Тут есть кварталы, в которые лучше не соваться, тем более такому как ты!

— Спасибо, я запомню, — буркнул Тидрек. Похоже, дело усложнялось.

— Ага, запомни, — кивнул Скар Одноглазый, дюжий детина, похожий на тролля. — Нам Бриан за тебя головы поотрывает!

— Ты немного с того потеряешь, — проворчал мастер, и все засмеялись.

Несколько часов кряду они бродили по рынкам. Тидрек подумал, что Керим из одних рынков и состоит. Два дохленьких ослика нагружались покупками. Попутно моряки заходили в трактиры, пропустить пинту-другую. Скар даже разделал одного корчемного бойца своим абордажным топориком. Чтобы не шутил по поводу недостающих глаз и прочих членов. Хозяин не стал звать стражу, но кошёль Скара ощутимо полегчал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});