Лирик против вермахта (СИ) - Агишев Руслан

— Сколько же вас иродов прет… — с тяжелым вздохом прильнул к прицелу. Пока только приноравливался, привыкал. До немца еще далеко. Вот ближе подойдет, тогда и начать можно. — Один, два, три, четыре… уже взвод… Вон там еще трое…

Со стороны солнца, словно специально, чтобы ослепить защитников, вдалеке вырастали все новые и новые темные коробочки. Медленно ползли вперед, выстраиваясь в шахматном порядке.

— Пятнадцатый уже, Виктор Васильевич, — его второй номер, совсем еще юнец, с трудом скрывал свой страх. Весь побледнел, не знал куда деть руки. — А ведь там еще идут. И на наш взвод все…

Боец обернулся, оглядывая узкую линию окоп с изготовившимися к стрельбе товарищами, выдвинувшимися вперед артиллерийскими орудиями. Еще недавно все это казалось силой, о которую враг должен был сломать свои зубы, умыться кровью и откатиться назад. Им же, защитникам высоты, естественно, полагались награды после боя. Сейчас же недавние бравурные мысли разлетелись в клочья. Перед всеми ними остро замаячила смерть.

Сержант тем временем откуда-то из-за пазухи вытащил небольшую иконку и положил ее на платочек, который расстелил прямо на снег. Затем снял шапку и размашисто перекрестился.

— Товарищ сержант, вы чего это? Политрук же увидит, — оглядываясь по сторонам, быстро проговорил боец. Похоже, высматривал того самого политрука. — Потом опять песочить будет.

Еще раз покрестившись, сержант тихо проговорил:

— Не будет, Ваня, не бойся. Давай-ка, лучше с тобой помолимся, — он цепко схватил парня за рукав, и привлек к себе ближе. — Чего глаза вытаращил? Теперь можно. Сам товарищ Сталин сказал, что можно. Нельзя ведь, Ваня, жить без Бога в душе. Если там его нет, то в сердце другая мерзость заводится. Вон, как у этих.

Савко махнул рукой в стороны танков, медленно ползущих в их сторону.

— Знаешь хоть какую-нибудь молитву-то? Вижу, что нет. Ничего, научу. От молитвы плохого не будет, одна польза только…

Глубоко погрузившись в себя, оба бойца еле слышно шептали слова молитвы. Глаза закрыты, лица спокойные. Вроде на душе и легче стало.

— Ой! — открыв глаза первым, молодой боец увидел стоявшего рядом политрука. — Мы вот, товарищ политрук, здесь…

Тот, окинув обоих внимательным взглядом, кивнул. Все он и без слов понял, не дурак чай.

— Васильич, левый фланг на вас, — посмотрел на сержанта, перебиравшего здоровенные бронебойные патроны. — Если танки по этой ложбинке попробуют пойти, то батарея их не достанет. Вы же сможете, — сержант качнул головой в ответ. Мол, справятся, ни одного не пропустят, пока живы. — Хорошо, бойцы. Держитесь, держитесь столько, сколько можете. Слышите? Бейте эту шваль, чтобы ни одна не прошла. И помните, отступать нам некуда, братцы, позади Москва… Ну, помогай вам… — и чуть помолчав добавил. — Бог.

А отойдя на несколько шагов, политрук остановился. Поднес к лицу сжатую в кулак ладонь и с усилием разжал пальцы. Там лежал потемневший от времени серебряный крестик, который ему когда-то давно дала бабушка. Ее уж и в живых не было, а крестик остался. Глубоко врезалась в его память и ее частая присказка, которую старая женщина то и дело повторяла.

— Помогай всем нам… Боже.

Помог Он или нет, сложно сказать, но политрук 316-ой стрелковой дивизии Василий Георгиевич Клочков в том бою выжил. Он лично подбил гранатами два немецких танка, а его взвод, ставший позднее известным, как 28 панфиловцев, уничтожил почти три десятка танка и около сотни гитлеровцев.

Глава 25

Не говори гоп, пока не перепрыгнешь

* * *

После попадания в больницу, события в жизни Мишки Старинова еще больше ускорились. Они, правда, и до этого не стояли на месте, а едва не вскачь неслись. Достаточно вспомнить про выходку с плакатом «Родина-мать зовет», схватку с диверсантами и моста, рейд по немецким тылам вместе с партизанским отрядом, награждением орденами и медалями и многое другое. Но сейчас все буквально спрессовалось — одно сменялось другим, второе — третьим, третье — четвертым. Ни минуты отдыха, чтобы выдохнуть или перевести дух.

— А что теперь ныть? Сам же хотел подняться, выбиться из толпы. Вот теперь… наслаждайся.

Лежал на больничной кровати, а вокруг куча книг. Были здесь и учебники по английскому языку, и по географии. С кучей закладок лежала книга об истории Североамериканских соединенных штатов, отдельно — брошюрка по этикету. Готовился к поездке через океан.

— Хм… Основательно к подготовке подходят. Чуть ли не дипломата из меня готовят…

Честно говоря, Мишка бурчал больше для порядка, чтобы самому не расслабляется. Прекрасно понимал, что за океан едет не просто так, а по очень серьезному делу. Там, в САСШ можно было и стране помочь и себе небольшой кусочек отщипнуть. Ведь, грех было не воспользоваться знаниями и навыками, которые у него были, чтобы еще «выше поднять свои акции».

— Обязательно получится, чей и мы не пальцем деланы. Я их шоу-бизнес от «А» и до «Я» прошел… Хотя какой к черту шоу-бизнес? Сейчас там еще детский сад. Настоящего они еще и не нюхали, — в этот момент он с предвкушением улыбнулся. — Но я им покажу его во всей красе…Рады не будут…

А ведь, и правда, шоу-бизнес 40-х годов XX-го века и 20-х гг. XXI-го века, особенно, за океаном две большие разницы. Нынешним деятелям Голливуда, завсегдатаям светских тусовок и модных мюзиклов даже и не снилось то, что будет в тренде через 80 — 90 лет.

— Да, они бы охренели, если бы увидели Билли Айлиш или Мерлин Менсона, например, — гоготнул, едва только вспомнил боевой раскрас Менсона. Такому, и ирокезы с апачами на тропе войны позавидовали бы. — Я про реперов, вообще, не говорю. Сплошь с рожами висельников и наркоманов, которым через одного можно накидывать петлю на шею и тащить к подходящему дереву. Гангста реп, мать их…

И последнее сказал чуть громче, чем следовало бы в больничной палате. За дверью как раз послышался перестук женских каблучков, через мгновение прервавшийся скрипом двери.

— Слышу, занимаетесь, Михаил, — в палату вошла его учитель английского, Аглая Петровна, преподаватель аж из Московского университета. По будущим меркам, это, как домашние занятия с академиком или может лауреатом Нобелевской премии. Словом, партия подошла к муштре молодого делегата очень и очень ответственно. — Только вот, выражение «мать их» вы не перевели. Хотя, думаю, оно вам в обществе американских политиков и интеллигенции не пригодится, — коротко улыбнулась при этом, показывая, что шутит. — Вы готовы заниматься? Процедуры уже завершились?

Мишка развел руками. Естественно, все, что можно и нужно, было уже уколото и проглочено. Медицинский персонал, впечатленный орденами пациента и его гостями, все делал максимально быстро и качественно.

— Хорошо, — Аглая Петровна кивнула, доставая из сумки большой серый блокнот и остро заточенный карандаш. — Тогда приступим к повторению вчерашнего материала. Давайте, молодой человек, немного поговорим с вами о погоде. Напоминаю вам о важности таких легких и малозначительных, на первый взгляд, бесед. Они очень важны для налаживания и поддержания контакта. Понимаете?

Теперь уже Старинов кивнул. Конечно, понимал. За легким трепом можно очень многое узнать, если знаешь свое дело.

— Итак…

Мишка замялся, несколько раз открыл рот, словно пытался что-то сказать, но не знал как. Кто бы знал, как тяжело изображать такие ужимки естественными и натуральными. Ведь, он английский язык знал не хуже родного. В шоу-бизнесе, особенно, если пытаешься откусить и от американского пирога, без знания английского никуда и никак. Вот и приходилось в свое время все учить, как следует. Столько денег всадил в нормальных коучей, в работу с акцентом и аристократическим выговором, что и вспомнить страшно. Вот теперь и мучился.

— Да уж, Михаил, — качала головой педагог, когда через пень-колоду «прошлись» по паре диалогов. — Произношение у вас без всякого преувеличения ужасное. Память отличная, все схватывает на лету, что даже удивительно. Словарный запах просто огромен. Вы точно раньше не занимались?