Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

Гилиан со всех ног пустился за новой порцией вина и предусмотрительно принес один за другим два вместительных глиняных кувшина. Когда трапеза была окончена, хозяин пригласил гостей отдохнуть.

— Поспите, — уговаривал он их, — придите в себя, а завтра утром Гилиан отведет вас к соседушке нашему, Кини, и там вы себе коней достанете. Он вам не только скромную цену назовет, а еще и спасибо скажет, если вы этих дьяволов у него заберете.

Однако друзья отдыхать не стали, несмотря на все уговоры и усталость. Они готовы были отдать все, лишь бы поспать до завтрашнего утра, однако времени расслабиться у них уже не было.

— Спасибо, Энкелад, — сказал Джангарай. — Но нам очень нужно торопиться.

— Далеко ли, господин хороший? — осторожно спросил старик. — В ал‑Ахкаф, — откровенно ответил ингевон.

— Так ведь там война вот‑вот может начаться.

— Вот поэтому нам нужно успеть до ее начала, — улыбнулся Ловалонга. — Хорошо у тебя здесь, жаль уезжать. Но нужно.

— Нужно так нужно. Против нужды не спорят, — сказал Энкелад. — Идемте, что ли…

Они покинули гостеприимный дом в сопровождении рыбака и его племянника и пошли по направлению к небольшому городку, который раскинулся ниже по течению. Он был на редкость хорош — маленький аккуратный Вабар, лежавший на берегу прозрачной реки. Небольшие деревянные одноэтажные домики, Крытые красной черепицей, узкие улочки и даже до‑льно просторная площадь, на которой располагались Небольшой кабачок — культурный центр и место встречи здешних жителей — и здание ратуши с хрупкой башенкой, построенной, вероятно, в незапамятные времена — вот каким был город, в который вступили наши друзья.

Дом Кини находился недалеко от площади и был самым большим и ярким во всем Вабаре, что свидетельствовало о процветающих делах его владельца.

— Эй, Кини, открывай! — Энкелад замолотил в двери своим огромным кулачищем. — Я тебе покупателей привел. Вставай, лежебока.

Дверь распахнулась, и на пороге показался растрепанный со сна нескладный человечек лет пятидесяти, отчаянно зевающий.

— Приветствую господ! Каким ветром в нашей глуши? И тебе рад, старый. Только продавать у меня вроде бы нечего…

— Как это нечего?! — возмутился рыбак — А кони твои хваленые?

— Э‑э‑э нет, — всполошился Кини. — Коней не продаю. Пусть помирают в стойлах, проклятые. Капитан стражи положил давеча глаз на вороного, так тот… — Он прервал сам себя и уставился на Энкелада: — Ты что, не слышал об этой истории?

— Нет, — искренне ответил тот.

— Вороной‑то нашего капитана, — Кини согнулся Я захохотал, — укусил… нет, не могу… ха‑ха‑ха… куснул в самое незащищенное место, понимаешь? — Он вытер слезы, набежавшие от смеха, и уже серьезно произнес: — В общем, смеяться тут нечему. Укусил, значит, капитана вороной, и капитан сказал, что ежели он еще кому ущерб причинит, то, дескать, я буду виноват и меня накажут, как если бы это я сам кусал… Короче, Энкелад, и не проси, ну их, кляч паршивых!

— Кляч?! — обозлился Джангарай, который, как и Каэ, был почти уверен в том, каких именно коней они найдут в конюшне захолустного городка. — Плевать на твоего капитана покусанного! Коней мы купим.

— Нет‑нет, господа, — заволновался было Кини, но сразу смекнул, что речь идет о собственной выгоде, я широким жестом пригласил покупателей в дом: — Прошу вас. Посидим, поговорим. Может, что‑нибудь интересное и выясним, — и подмигнул.

Энкелад расплылся в улыбке и прокричал чуть ли на на всю улицу:

— Вот ко мне гости приехали, знакомься! Да в дом зови.

— Зову, зову, — чуть ли не пропел Кини уже из прихожей.

Друзья прошли через дом торговца и вышли с черного хода на задний двор, где находилась конюшня. Внезапно раздалось радостное призывное ржание.

— Голубчик мой, — обрадовалась Каэ — Услышал. Узнал.

Они чуть ли не бегом преодолели последние шаги, отделявшие их от конюшни, и ворвались внутрь.

Все их кони были там. И смирная лошадка Воршуда, потянувшаяся к нему мордой, как только он вошел. И гигантский седой скакун Бордонкая, начавший молотить передними ногами перегородку, отделявшую его от хозяина. От перегородки полетели во все стороны щепки.

— Дьяволы, сущие дьяволы, — взвизгнул Кини, бросаясь к дверям.

Рыжий скакун Джангарая поднял голову на изогнутой шее и приветствовал господина радостным ржанием свободных коней Сарагана. Ворон тоже заливисто заржал при виде Каэтаны. Остальные лошади из каравана Сайнаг‑Алдара также находились здесь. Им передалось приподнятое настроение, и они заволновались в своих стойлах. Их было как раз три — для Эйи, Габии и Ловалонги.

— Покупаем, — сказала Каэ, не желая терять времени попусту. — Сколько?

— Если подсчитать убытки и ущерб, нанесенный этими дьяволами жителям нашего почтенного города…

— Короче, — прервал Джангарай речь Кини. — Перестань щипать остатки своей бороды и называй цену.

Торговец набрал в грудь побольше воздуха, зажмурился и произнес:

— Пять золотых.

Очевидно, он ждал, что после такого кощунства земля разверзнется у него под ногами, затем его поразит гром бесный, а уж затем, если покупатели сумеют пережить званную им несусветную сумму, начнется собственно торг. Он не предполагал ни единой секунды, что его грабительские условия будут приняты без колебаний. этому когда Кини услышал спокойный голос Каэтаны, то подумал, что рехнулся.

— Нормально. Короче, лошадей я езжу покупать сюда, как не в Аккарон, тем более на ярмарку. По рукам.

Джангарай и Ловалонга уже выводили лошадей. Достаточно было открыть стойла, и кони сами двинулись к выходу, нетерпеливо перебирая стройными ногами в предвкушении предстоящего бега. Это были чистокровные скакуны, застоявшиеся и не нуждающиеся в отдыхе.

— Красавец мой. — Каэтана с восторгом гладила Ворона по бархатной морде, а он легко толкал ее головой в плечо, фыркал в уши, сопел и издавал самое нежное и тихое ржание, на которое был способен.

Оторопевший Кини, которому, не торгуясь, вручили пять золотых, даже как‑то обиделся на неправильных покупателей, хотя ему и в голову не пришло пожалеть, что он не запросил больше. Повертев в руках деньги, он пожал плечами и отправился в дом досыпать.

А друзья, сопровождаемые Энкеладом, неспешной рысью выехали из города по направлению к его дому.

Гилиан скрепя сердце распрощался с прекрасной госпожой, кометой промелькнувшей в его жизни. Они с дядей набили полные мешки едой и проводили маленький отряд до Нумнегира.

— Спасибо вам. — Друзья по очереди наклонялись с седел и крепко пожимали руки гостеприимным хозяевам.

— Даст бог, свидимся, — проговорил Энкелад, — а не даст, сами возьмем.

— Прощай, — сказал Джангарай, хлопая Гилиана по плечу.

— Возьмите меня особой! — Неожиданно лопррсил парень.

— Ишь, чего выдумал! — так и взвился старик. — А ну марш домой. А вам удачи, добрые господа!

— Ну и как мы собираемся переправляться? — Каэтана с недоверием посмотрела на реку.

— Построим плот, — спокойно ответил Ловалонга, не понимая, почему она мрачнеет на глазах. Каэ поняла его немой вопрос.

— Видишь ли, что‑то не заладилось у меня с водоемами на Варде. Была уже в моей жизни река, в которой плавал задумчивый левиафан. И не менее прекрасное болото, в котором обитал обаятельный сарвох. Ну а подземное озеро в городе джатов и вовсе не забыть до смерти. Закрою глаза и вижу… — Каэ скорчила такую гримасу, что Ловалонга рассмеялся. — И что веселого ты в этом нашел, ответь мне, пожалуйста? Если и здесь живут подобные представители местной флоры и фауны…

— Кто? — переспросил талисенна, не поняв последних слов.

— Я говорю, если и здесь живут какие‑нибудь звери или рыбы или другая гадость…

— Рыба, — наставительно заметил Воршуд, — знаете ли, вовсе не гадость. Особенно в белом вине.

— Гадость, — с убеждением сказала Каэ, вздрагивая при воспоминании о безглазых рыбах, — и мерзость.

— Ничего здесь, я думаю, серьезного не водится, — примирительно заметил Джангарай. — Река как река. О Даргине даже в легендах, помнится, ничего особенного не говорят.

— Ну если уж в легендах… — протянула Каэ. Ей ужасно не хотелось лезть в реку, но другого выхода не было — моста через Даргин все равно еще никто не возводил.

Джангарай отошел к зарослям вместе с Бордонкаем, чтобы нарубить молодых деревьев для плота. Эйя и Габия распутывали обрубленные лианы, дабы использовать их вместо веревок, — трудно было найти более прочный и доступный материал. Бордонкай рубил сплеча взятым у Энкелада топором, и Джангарай невольно посочувствовал инструменту: ингевону было ясно, что вскоре он закончит свое бренное существование. Зато работа продвигалась быстро.

Ловалонга носил бревна на берег и складывал их ровными рядами. А Эйя, Габия и Воршуд скрепляли стволы при помощи лиан — не должно пройти и нескольких часов, как плот будет готов.