Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

— Должен, — убежденно откликнулся альв. — Обязательно должен! Если сам не знает, то назовет того, кто знает. Только нужно очень в это верить.

— Я верю, — прошептала Габия. — Очень верю.

— Ну ладно. — Джангарай решительно поднялся на ноги, протягивая Каэ руку, чтобы помочь ей встать. — Пора двигаться дальше, времени у нас в обрез.

Они быстро приторочили к седлам мешки с припасами и самыми необходимыми вещами, с грустью заметив, что они стали гораздо легче. С одной стороны, это было хорошо, но с другой — предстоящий переход через степь, по абсолютно незнакомой местности, ориентируясь только по приблизительной карте, мало радовал путешественников, потому что они реально смотрели на происходящее. Однако отступать было некуда, и спустя несколько минут отдохнувшие кони несли их в глубь степи, к столице Урукура, знаменитому ал‑Ахкафу.

В очередной раз путешественники остановились на ночь в степи. Чахлые кустики да жухлая трава, пыльная и изжелта‑серая, составляли основную часть пейзажа. Насколько можно было охватить взглядом это унылое пространство, ничего примечательного в нем не было. Когда солнце стало клониться к горизонту, серыми тенями выбрались из своих норок степные зверьки — некое подобие сусликов или сурков. Каэтана не смогла определить точнее, потому что вблизи животных рассмотреть не удавалось. Они панически боялись и самих людей, и их фыркающих лошадей. Кони мирно паслись неподалеку, пощипывая траву с явным выражением отвращения на аристократических мордах. Джангарай и Эйя обнаружили невдалеке заросли колючих кустарников и теперь пытались обеспечить друзей топливом для костра, ломая их неподатливые ветки.

— Что это они ломают? — спросила подошедшая‑к месту привала Габия. В руках она держала две упитанные тушки довольно большого размера. Судя по всему, пока брат занимался поисками топлива, она в волчьем обличье добыла еду для всего отряда.

— Колючки, — лаконично ответил Бордонкай, наводивший полировку на острое как бритва лезвие секиры.

— Почему колючки? — удивилась Габия.

— А ругаются…

Со стороны кустарников и вправду неслись разнообразнейшие проклятия и соленые словечки.

Каэтана помогла Габии освежевать тушки, попутно определив, что зверьки больше похожи на сусликов.

Костер уже весело полыхал, и спустя несколько минут аппетитное сочное мясо вовсю жарилось над огнем. Запах стал распространяться почти сразу и вызвал острый приступ аппетита — жаркое обещало быть восхитительным.

Все расслабились, отдыхая.

Бордонкай покряхтел, посопел, но все‑таки извлек из‑под полы плаща флягу с драгоценной жидкостью и передал ее Джангараю. Тот выпил, крякнул и поскорее ткнул питье Ловалонге. Аллоброг был осторожнее, поэтому отхлебнул маленький глоточек, которого ему вполне хватило, чтобы побагроветь и закашляться. После такого зримого результата Эйя и Габия отказались сразy и категорически, а альв — после недолгого колебания. Зато Каэтана, которая давно уже отметила, что на Варде почти отсутствуют по‑настоящему крепкие напитки, приложилась с огромным удовольствием и глоток сделала немалый. Затем удовлетворенно вздохнула и со бралась повторить.

— Нет‑нет, ‑запротестовал Бордонкай. — Предполагается, что напиток очень крепкий. Слишком крепкий для такой хрупкой дамы, как вы, госпожа.

— Но ведь он вполне мягкий и приятный на вкус, — возразила Каэ.

— А предполагается, что очень крепкий, — ответил исполин категорическим тоном, но не выдержал и первым рассмеялся.

Все дружно подхватили его смех, и долгое время степь оглашалась все новыми и новыми взрывами хохота. Странное дело — в любую минуту они могли погибнуть, и прекрасно об этом знали, а вот поди ж ты — никто из них раньше не смеялся так часто и заливисто.

— Как хорошо жить, — прошептал Эйя, обращаясь в основном к какому‑то хитроумно расположенному созвездию.

Каэ отметила про себя, что так и не удосужилась расспросить у альва, как называются звезды и созвездия здешнего неба — да и не только про это.

— Очень хорошо, — поддержала брата Габия. — Странно только, что поняли мы это именно сейчас, а не раньше.

— Просто вы живете теперь каждый день как последний, — откликнулась Каэ.

Она размышляла о своем, а говорила то, что в голову приходило:

— Если каждый день жить как последний, то не станешь делать многих ненужных вещей. А то, что нужно, будешь ценить гораздо больше — потому что нет никакой гарантии, что завтра для тебя обязательно наступит.

У костра воцарилась тишина, каждый примерял на себя эту мысль.

В этот момент небольшая серая тень метнулась в свете костра и опять скрылась из виду. Мечтательный настрой как рукой сняло. Все повскакивали на ноги, хватаясь за оружие. Урахаги моментально приняли волчье обличье и уже седыми всполохами помчались в ночь догонять того, кто посмел нарушить их покой. Все остальные замерли в ожидании, готовые в любую минуту принять бой.

Ждать пришлось недолго. Вскоре невдалеке послышался жалобный плач, и в освещенный костром круг вошли два огромных волка. Один из них нес в пасти небольшое существо. Волк осторожно наклонил голову и положил его возле огня. Оно свернулось в клубочек и тихо скулило, боясь поднять глаза.

— Хортлак, — безошибочно определил альв; и близнецы (никто даже не успел заметить, как они опять приняли человечье обличье) подтвердили: действительно, хортлак — степной дух.

Существо запричитало и заойкало, словно приготовилось быть вторым блюдом на этом ужине.

— Оно речь понимает? — спросила Каэтана у альва, но тот не успел ей ответить.

— Оно понимает, — жалобно произнесло существо. — Оно‑то как раз все понимает. Взяли моду хортлаками лакомиться, а я невкусный. Прямо заявляю — не‑вкус‑ный, понятно?

— Куда уж понятнее, — рассмеялся Джангараи. — И что же это ты так оплошал, братец?

— Почему это, почему это оплошал? — заволновался хортлак. — Я специально горькие травы ем, чтобы от меня горечью пахло. Это у ваших урахагов обоняние напрочь отбило.

Такое небрежное отношение к их нюху близнецы восприняли как оскорбление и угрожающе надвинулись на съежившегося под их взглядами степнячка.

— Ну‑ну… — Ловалонга подошел к маленькому комочку, так и лежавшему на земле, и взял его на руки. — Никто тебя есть не собирается. Просто ты как‑то неловко пробежал, всполошил нас, вот мы и приняли тебя за лазутчика врага.

— А, — успокаиваясь, проговорил дух, — так это вы от армии прячетесь.

— От какой армии? — в один голос рявкнули Джангараи и Бордонкай.

Хортлак вздрогнул от их могучих голосов, но, прижавшись к Ловалонге, почувствовал себя уверенней.

— Известно, от какой. Мы небось в степи не совсем серые…

— Как раз вы‑то и серые, — встрял альв.

Хортлак Насупился и брякнул:

— От мохнатого и слышу!

Обиженный Воршуд сжал лапки в кулачки и стал ужасно похож на маленького насупленного медвежонка

Каэ посмотрела на альва и хортлака, думая, что они находятся в гораздо более близком родстве, чем сами: хотят признавать, и примирительно сказала:

— Вам абсолютно незачем ссориться. Почтенный хортлак окажет нам огромную любезность, если расскажет, о какой армии он говорит и где она находится.

— А вы лазутчики? — спросил степнячок с непередаваемым выражением на круглой мордочке. Он был страшно похож на толстого и сытого кота, только ушки у него были круглые.

— Нет, — ответила Каэ.

— Жаль, — вздохнул хортлак.

Он медленно и осторожно спустился с рук Ловалонги. Все уселись вокруг костра, и степнячок, так и не решившийся отойти от аллоброга дальше чем на шаг, уселся около его ног, на всякий случай взявшись за край одежды талисенны. Теперь у спутников была возможность спокойно рассмотреть хортлака.

Ростом он был еще меньше Воршуда и едва достигал Бордонкаю колена. Поэтому на исполина он смотрел с плохо скрываемым ужасом. Так же как и альв, хортлак был с ног до головы покрыт шерстью — только она у него была подлиннее и грязно‑серого цвета. Небесно‑голубые и круглые, как плошки, глаза под громадными загнутыми ресницами глядели и доверчиво, и лукаво. А лицо или мордочка — друзья так и не смогли определить, на что же это больше похоже, — было кошачьим и человечьим одновременно.

— Я почтенный хортлак. И я окажу огромную любезность, о которой вы просите, — проговорил он крайне серьезным тоном. — Меня Момсой зовут.

Невозможно передать словами, скольких усилий стоило друзьям, чтобы не рассмеяться и не порвать тонкую ниточку доверия, которая едва‑едва протянулась между ними и их новым знакомым.

— Я ужасно любознательный, — степенно продолжа‑етепной дух. — Можно потрогать? — попросил он Ловалонгу, касаясь лапкой его доспехов. Тот согласно кивул — Ужасно… Поэтому, когда армия двинулась к столице, я шел следом. Там такое затевается!