Самый маленький офицер - Валентина Ососкова

– А командира ты по дороге съел?

Тиль с полным отчаянием на лице задумался и только через какое-то время неуверенно улыбнулся:

– Не, не ел. Он остался с теми… братьями говорить ещё.

– С Краюхами, – вывел Сиф и радостно затараторил: – Ладно, пока он не пришёл объявить строгий и беспрекословный отбой, располагайся, – и он сделал широкий приглашающий жест.

Тиль присел на краешек стола и, по-прежнему мало чего понимая в происходящем, принялся наблюдать, как Сиф воюет с конструкцией кресла-кровати. Доблестно справившись со всеми трудностями, довольный собой офицерик раздвинул кресло и швырнул в Тиля подушкой:

– Будь как дома!

– А почему я остаюсь? – осторожно спросил Тиль, перемещаясь на кресло.

Сиф неохотно уточнил, присаживаясь рядом и отнимая у Тиля подушку обратно:

– С точки зрения командира – или меня?

– Тебя! – не задумываясь, выбрал Тиль.

– Тогда потому что я подозреваю, что это Ивельский сдал меня Леону.

– Да он же не знал о нашем плане!

Сиф откинулся назад и подложил подушку себе под голову, устраиваясь поуютнее. Если чуть-чуть повернуться на левый бок, загривок даже не беспокоил… Тиль нетерпеливо пихнул друга локтём:

– Да не молчи!

– … Но знал, – бездумно глядя в потолок, ответил Сиф, – что я – офицер и твой старый друг. Этого было достаточно Хамелеону, чтобы заподозрить неожиданно возникшего Спеца, о котором Ивельский ничего не говорил. Хамелеон ведь платит Ивельскому за твоё содержание… Платил в прошлом уже, наверное. И Ивельский наверняка что-то ему рассказывал.

– Хамелеон обо мне заботился, – упрямо сказал Тиль, переплетая свои пальцы с пальцами Сифа.

Мальчик мотнул головой, но недовольства особого не выказал. Он уже смирился с «беспокойными ручками». Вместо этого он вновь постарался сконцентрировать мысли на Хамелеоне. Вдруг удастся разгадать эту глупую загадку?

– Ты тут? – Тиль помахал свободной рукой перед глазами друга. – Ты о чём думаешь?

– О Хамелеоне. Пытаюсь разгадать, откуда он такой взялся.

– Ну, из детдома моего… – недоумённо пожал плечами Тиль. – Я же говорил.

– Да знаю… – Сиф вдруг замер и резко сел, свалив подушку за кресло, а свёрток со людом на пол. Вот он – новый фрагмент мозаики! Тилев детдом… Пытаясь удержать всё это в голове, мальчик медленно и тихо, словно боясь, что командир услышит, спросил: – А где твой детдом находится?

– А, ну… – Тиль задумался и вдруг ответил в совершеннейшем удивлении: – Не помню. Ну, адрес…

– Совсем не помнишь? – недоверчиво переспросил Сиф. До этого момента он считал себя единственным склеротиком в столь своеобразной компании Великого князя.

– Не, на месте вспомню, – заверил Тиль, но Сифа это не капельки не успокоило. И даже скорее наоборот.

– А по карте не сообразишь? – с упрямой надеждой спросил юный офицер, не желающий нарушать слова.

Художник с сожалением покачал головой:

– Я вообще не могу так. Я же не помню, как там что выглядит.

– На-авкаже… – простонал Сиф разочарованно.

– Да чего такое? – не понял Тиль.

– Да ничего, – передразнил друга фельдфебель, потом встал, поднял свёрток со льдом, пересел на свой диван и скомкано объяснил: – Просто тогда детдом нам ничего не даст.

Тиль не понял, почему, но не стал спорить. Вместо этого он, как был, растянулся на освободившемся кресле, закутался в плед по самый нос – и закрыл глаза.

Сиф покосился на него и неуверенно уточнил:

– Эй, ты спишь, что ли?

– А ты не спишь, что ли? – пришёл ответ от двери. – Не понял, ты же обещал спать лечь.

Сиф вздохнул и принялся поправлять постель. С командиром спорить, понятное дело, он не стал – только пробурчал, что «уже почти и лёг».

Заболотин оставил это бурчание без ответа и подал личный пример – сам пошёл сначла под душ, а потом спать. И что удивительно, выключился в ту же секунду, как закрыл глаза, хотя до того справедливо опасался, что будет ворочаться полночи. Стоило вспомнить сегодняшнюю встречу с ординарцем у той кафешки – выстрелы, упавшего мальчика, застывшего в шоке Тиля… Сиф ведь так и не понял, что уже два раза подряд чуть было не умер.

Оба раза смерть соскользнула, оцарапав, и мальчику оставалось только ныть на синяки да рубец… А вот Заболотин боялся, что на третий раз у него самого просто не выдержит сердце – видеть, как это происходит, и в первые, самые долгие мгновенья ещё не знать, жив ли?! Или…

Ночь кошмаров – это было бы самое лучшее, если подумать, из того, что может предложить организм после такой нервной встряски… Но Заболотину повезло ещё больше: мысли остались недодуманными, кошмары – не приснившимися. Закрыл глаза – а там уже пищит над ухом будильник…

Сиф тоже так хотел, но не вышло, и он провалялся, ворочаясь, часов до двух с кристально-чистым сознанием, без намёка на сон. Сколько он в уме перебрал всевозможных планов – с утра даже вспомнить не смог. Но все они требовали решительных действий, что являлось нарушением слова. Вернее, формально – нет, но Сиф понимал, что формальностями не отделаться, и командир будет рассматривать ситуации со своей точки зрения, а не с точки зрения буквального смысла.

Тупик. Полный. Разветвление в десятки ходов – искусная иллюзия, немного отсрочивающая закономерный финал, железобетонную стену с надписью: «Ты дал слово».

Сиф в который раз попытался повернуться на другой бок, в который раз вспомнил, что болит спина, в который раз снова перевернулся на живот, понял, что грудь болит больше… В итоге вернулся в исходное положение, обнял подушку левой рукой и во всей красе, с мельчайшими деталями представил себе эту свою финальную стену. Она немножко напоминала ту, которую в марте они с Кашей и Расточкой расписали, но Сиф запретил себе думать об оставшихся в Москве друзьях – хватает проблем и с Тилем – и вместо школьной стены представил что-то абстрактное.

Стена становилась всё чётче и чётче, и под конец Сиф уже мог разглядеть на ней каждый выступ, каждую выбоинку… А потом его уже тряс за плечо Тиль, и плечо болело, потому что Сиф снова лежал на боку.

– Сгий те к навке гости ся… – пожелал Сиф, не открывая глаз. Всё равно не командир – тот за плечо трясти не будет, сразу «Па-адъём!» скомандует.

– По́чим к навке заразу? – обиделся Тиль.

– Потому, – наставительно произнёс Сиф, всё так же ленясь переходить на русский – а зачем с Тилем-то? – Потому что, гостя́ у навки, ты не будешь меня трясти за плечо, из-за чего, в свою очередь, не будет болеть спина.

– Ой, – сразу же отпустил плечо Тиль, – прости! Я забыл…

– Я тут главный склеротик, – проворчал мальчик, садясь в кровати, – остальные все – всё должны помнить, – потом понял, что в номере больно тихо для утра, ни шума электробритвы, ни текущей в ванной воды, ни голоса командира, и удивлённо и даже обиженно спросил: – А мы одни, что ли?