Ideal жертвы - Анна и Сергей Литвиновы

Но надо постараться успокоиться! И смирить инстинкты. Ведь что такое зверь, даже самый хищный, в сравнении с человеком? Животное, оно и есть животное. Что у него есть в арсенале? Зубы, когти, тренированные мышцы – и все. Ну, самая малость мозгов. Их у зверя даже меньше, чем у Кирюхи. Поэтому человек без труда может расправиться с любой тигрицей, сколь угодно разъяренной. Если, конечно, тигрица будет нападать на него прямо в лоб.

Но я ведь не безмозглая дикая кошка. У меня по сравнению с ней имеется множество преимуществ. Во-первых, все-таки мозги. И неважно, что я так и не выучила законы Ньютона и с дедукцией у меня слабовато – когда дело касается моих интересов, соображаю я быстро. Кроме того, есть хитрость. И женское обаяние. Тигрица пускает его в ход, только когда ей нужен самец, раз в год. А человеческая самка готова применять его семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутки. Она должна его использовать, чтобы добиться своей цели!

...Всю дорогу до нашей общаги Машка меня утешала. Она все говорила, что Максимке не сделают ничего плохого. Что через неделю, максимум через две, его выпустят, живого и невредимого. Надо только вести себя спокойно, ни во что не вмешиваться и ничего не предпринимать. Будем сидеть тише воды ниже травы – таков был лейтмотив ее рассуждений.

Но я ее почти не слушала. И даже не замечала вечернего холода в своем халатике. Не чувствовала боли в вывихнутой Кирюхой руке. Куда только девалась моя мечтательная натура, которая обычно при решении разного рода задач отключалась и начинала витать в облаках. Теперь мозг работал ясно, четко, быстро. Я, словно компьютер, просчитывала и отбрасывала варианты. Десятки вариантов, один за другим.

Сидеть, как предлагает Машка, тише воды? Ждать и надеяться, что преступники, когда завершат все свои дела, расшаркаются передо мной и вернут Максимку целым и невредимым? Нет, я этого просто не вынесу. Даже когда я начинала работать в санатории, а сын оставался в городе с мамой, я подспудно ежеминутно думала о нем и беспокоилась. А теперь? Я же изведусь, просто с ума сойду! Я что, должна надеяться, что у мерзавцев все пройдет гладко? А вдруг – нет? Вдруг их планы сорвутся? Что им тогда стоит обвинить во всех неудачах меня? И сорвать свою злость на моем ребенке?

Может быть, обратиться в милицию? Или в ФСБ? Похищение человека, тем более малыша, серьезная статья. Но спецслужбы обычно действуют, как слон в посудной лавке. Вдобавок предатели и там случаются. И информация оттуда утекает, словно из решета. Смогут ли наши силовики сработать настолько четко, чтобы обнаружить, где спрятали моего сыночка, а потом освободить его, не причинив ему вреда? Я не могла на это надеяться. Отдать судьбу моего Максимушки в руки чужих и равнодушных людей из силовых структур? Опять сидеть и ждать у моря погоды?

Нет, нет и нет! Спецслужбы скорее навредят мне. И моему мальчику. Потому что у них в крови – хватать и не пущать, а не наоборот: беречь и охранять. Преступников они, может, и задержат, а вот что будет с моим Максимкой? Значит, вариант с силовиками тоже отметаем.

Может быть, вдовец? Я ведь выполнила поручение Тулякова: узнала, кто и почему погубил его супругу. Ну, доложу я ему о том, что выяснила... И что дальше? У него – своя свадьба, у меня – своя. Кто я ему? Да никто! Просто наемный работник.

Заплатить мне денег за информацию он, может, и заплатит. И наверно, с преступниками разберется. С седым директором, и со Старцевым, и наверняка даже с предателем кадровиком. (Мне, кстати, последнего было сейчас ничуточки ни жаль.)

Димусик, конечно, рассчитается с убийцами жены по понятиям. У него в арсенале, как я поняла, тоже свои мордовороты имеются. Но вот помогать мне... Отыскивать моего сыночка... Спасать его... Зачем ему это? Я ему не жена и даже не любимая...

Не возьмется он выручать Максима, и даже если возьмется, могу ли я быть уверенной, что у него это получится? Чем его амбалы по большому счету отличаются от милиции? Ничем. У милиции даже возможностей побольше, и закон на ее стороне...

Итак, что же я имею? Получается замкнутый круг? Да, наверное...

И все-таки мой мозг – клянусь, никогда раньше он не действовал столь хладнокровно и быстро – выдал мне приемлемое решение. Выдал, не успели мы с Машкой дойти до общежития. Это была тонюсенькая, но ниточка... Слабенькая, но надежда...

– Что ты все молчишь! – прервала свои излияния Машка. – Скажи хоть что-нибудь!

Наверное, ей показалось, что я впала в ступор от горя.

Я слабо улыбнулась.

– Да что тут говорить... Посмотри, что у меня с рукой.

Машка быстро и ловко ощупала мою руку – и вдруг резко и неожиданно ее дернула. Я взвыла от приступа короткой, резкой боли – потом мгновенно почувствовала облегчение.

– Вправила, – важно сказала Машка. – Сегодня еще поноет, а завтра и не вспомнишь.

– Спасибо, – благодарно улыбнулась я. – Ну, я пойду?

Однако подруга не отставала.

– Что ты сейчас собираешься делать? – требовательно спросила она.

– Спать лягу, – соврала я.

– Спать?!

– А что? Ночь на дворе.

– Хочешь, я посижу с тобой?

– Не надо, зачем.

– Ну, скажи... что мне для тебя сделать?

Хорошая все-таки она подружка, Машка. Верная и самоотверженная.

Кстати, прошу заметить: ни слова упрека не произнесла она в мой адрес: ни за то, что я ее подставила, ни за то, что ее связывали и пытали, приставляли к затылку пистолет, чуть не убили. Нет, когда-нибудь – если эта история, конечно, благополучно закончится – она мне все выскажет, но сейчас... Сейчас мое горе затмило в ее сознании собственные невзгоды.

– Может, тебе выпить надо? – не отставала Мария. Мы уже поднялись по лестнице, прошли по коридору и стояли на пороге моей комнаты. – У меня есть бутылка, я из дома захватила на всякий пожарный. Или принести тебе валокордину? Корвалолу?

– Запасливая ты моя, – слабо улыбнулась я. – Нет, мне ничего не надо. Спасибо тебе, заинька. Пока, – я поцеловала ее в щечку. – Доброй ночи.

Подружка обалдело посмотрела на меня. Обычно-то я ее шпыняю, а тут и «заинька» и поцелуйчик. Возможно, она даже решила, что я слегка умом тронулась от горя.

Я вошла в свой номер, захлопнула за собой дверь и закрыла ее на ключ.

Скинула халатик и стала одеваться.

Сегодня ночью я должна выглядеть безупречно.

...Через пятнадцать минут я уже стучалась в номер отставника – охранника Рычкова. Он проживал в нашем корпусе на «мужском» этаже. Про себя я молилась: только бы он оказался дома! Только бы не отправился в особняк главаря исполнять обязанности «личника» при дочери директора!

Бог услышал мои молитвы (а, может, наоборот, дьявол подталкивал меня по неверному преступному пути?).

Как бы то ни было, дверь комнаты отворилась, и на пороге я увидела своего трепетного обожателя. Рычков явно проводил тихий холостяцкий вечер: в майке, трениках, в руке – стакан чаю в железнодорожном подстаканнике. За его спиной верещал спортивный комментатор. В полутемной комнате блистали отсветы телевизора.

– Лилечка?! Вы?! – от удивления стакан чуть не выпал из рук отставника.

– Да, вот решила заглянуть на огонек, – бодро выдала я отрепетированную фразу. – Можно войти?

– Да-да, конечно, – Рычков посторонился. – Простите, ради бога, у меня не убрано.

В комнате, однако, насколько я могла разглядеть в сумерках, царил образцовый порядок. В моей собственной обители, к моему стыду, никогда не бывало столь аккуратно. Кровать безупречно заправлена, подушка лежит ровно по центру изголовья, на прикроватной тумбочке, строго посредине, поместился мемуарный талмуд, а на нем – очки.

– Чем обязан, Лилечка? – хозяин явно не мог отойти от шока, вызванного моим появлением.

– Кто играет, Петр Архипович? – Я деловито кивнула на телевизор.

– Наши с литовцами, – машинально ответил седовласый охранник.

– Какой счет?

– Сейчас?

– Что значит «сейчас»? – уставилась я на него.

– Ну, игру показывают в записи, и я уже знаю результат, – чуть сконфуженно улыбнулся Рычков.

– Зачем вы тогда смотрите?!

– Ну, как же!.. Счет в футболе не главное. Надо ведь узнать, кто из наших в какой форме, оценить, в чем сила и слабость сборной, прикинуть шансы. Да потом это просто красиво!

Благодаря футболу мне удалось настроиться с отставником на общую волну. Прав был незабвенный Высоцкий – Жеглов: говорить с человеком надо о том, что ему интересно. Правда, Жеглов использовал свой принцип для того, чтобы получить информацию, однако, чтобы найти общий язык с мужчинами, завет Высоцкого годился еще в большей степени. Поэтому я всегда хоть краем глаза, да следила за новостями спорта, и очень хорошо (благодаря Юрику) разбиралась в силовых единоборствах – не только теоретически.

Я мило улыбнулась своему благородному почитателю и спросила:

– Ну, и какой же счет сейчас? И что будет в конце?

– Сейчас три – один в нашу пользу, а будет четыре-один... Да вы присядьте!