Неподвластная времени - Анхела Бесерра

Руки Кадиса осторожно проникали в потаенные места, потихоньку исследовали запретные зоны. Девушка беззвучно постанывала, ее зрачки расширялись от удовольствия. Кадис любовался ею, ласкал ее, нежил, дразнил. Мазарин превратилась в живую статую, в холст, на котором он рисовал страсть и нежность.

— А теперь я тебя вымою. Садись-ка. — Кадис помог ей устроиться на мокрой дощатой скамье. Мазарин растворилась в его вожделении. Ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось... Художник принялся докрасна натирать ее кожу мочалкой.

Потом он снова стал поливать ее из кувшина, медленно, церемонно, словно исполняя древний ритуал.

Оказывается, чтобы стать счастливым, ему было достаточно купать свою малышку и разрисовывать руками ее тело. Кадис начал освобождаться от темных желаний, не дававших ему жить.

Не выпуская Мазарин из объятий, живописец шептал ей на ухо нежную чушь.

— Знаешь, что это? — спросил он, зачерпнув ладонью густую зеленоватую массу, пахнущую миндалем и жасмином. — Это глина. И я собираюсь тебя ею вымазать.

Мазарин улыбнулась.

— Тебе нравится?

Девушка тоже зачерпнула глины и мазнула учителя по носу.

— Ах, ты хочешь поиграть...

Девушка вскочила на ноги и ловко швырнула в художника пригоршню глины.

— Ладно, сдаюсь. Делай со мной что хочешь.

Она со смехом уселась на грудь учителю и принялась обмазывать его ароматной глиной.

— Мы еще не закончили, — остановил девушку Кадис. — Не хватало еще превратить ритуал в глупую возню. Ты просто невоспитанная девчонка. Закрой глаза.

Мазарин не мигая смотрела на учителя.

— Ты должна повиноваться. Закрой глаза, а не то...

Мазарин снова улыбнулась. Игра ей нравилась.

Едва девушка закрыла глаза, как на нее вновь пролился теплый поток, пахнущий травами, по всему телу разлилась нега, а на губах появился вкус мятной карамели.

— А теперь ложись, — велел Кадис. — И не вздумай открыть глаза.

Художник достал из сандалового ящичка мягкое полотенце и намочил его в холодной воде с розовыми лепестками. Потом он положил компресс на веки Мазарин.

Намочив в розовом отваре другое полотенце, Кадис старательно, пальчик за пальчиком, обтер ступни своей ученицы. И, не удержавшись, покрыл их поцелуями. Эти изящные ножки по-прежнему сводили его с ума.

Мазарин не чаяла вновь почувствовать горячие, жадные поцелуи учителя. С ее губ сорвался неслышный стон наслаждения.

Кадис и Мазарин покинули касбу перед рассветом. Девушка казалась счастливой. Над барханами поднималось тусклое солнце, в лицо дул свежий ветерок. Кадис закутал Мазарин в бурнус и обнял за плечи. Он любил; теперь ему, как никогда, было ясно, что он любит Мазарин и никому не отдаст.

Ритуал омовения прошел не зря. Кадис снова чувствовал себя молодым, его чресла наливались давно забытой силой... И она искала выхода.

Мазарин сотворила чудо.

77

Куда подевалась Мазарин?

Проснувшись посреди ночи, Паскаль обнаружил, что невесты нет рядом, и бросился искать ее по всему лагерю. Его охватил безотчетный страх.

Мазарин не оказалось ни в пальмовой роще, ни в уборной, расположенной в нескольких метрах от шатров, ни в импровизированной беседке, в которой путешественники пили чай и пробовали сладости; Паскаль заглянул в мастерскую отца, решив, что девушка могла зайти туда из любопытства, но там было пусто. На часах было пять утра, а Мазарин как сквозь землю провалилась.

Расстроенный Паскаль отправился в палатку Кадиса, чтобы попросить его о помощи, но и там никого не оказалось.

Над пустыней занимался рассвет. В стороне от шатров арабы в синих бурнусах кормили верблюдов, прислуга шныряла туда-сюда с ведрами и корзинами. Паскаль подошел к ним и спросил о Мазарин. После долгого эмоционального спора на арабском, один из бедуинов сообщил по-французски, что видел девушку и художника вместе. Паскаль немного успокоился. Если Мазарин ушла куда-то с его отцом, бояться было нечего. Молодой человек решил дождаться рассвета и продолжить поиски, если пропавшие так и не появятся.

В километре от лагеря Мазарин и Кадис, обнявшись, любовались восходом солнца.

Бесконечная пустыня застыла в молчании, ожидая когда первый утренний луч пробудит ее к жизни.

— Вот он. Прямо перед тобой. — Кадис развел руками. — Океан без берегов и волн; своим молчанием он дает нам почувствовать, что мы лишь крохотные песчинки в бесконечной вселенной... Вокруг пустота. Наслаждайся пустотой.

Мазарин закрыла глаза и погрузилась в пустоту бесплодной земли, превратившейся в серую пыль. Она растянулась на песке у ног Кадиса. Бурнус распахнулся, обнажив розовый сосок. Он походил на свежий бутон. На художника нахлынула новая волна желания. Кровь гулко стучала в его висках.

— Ты прекрасна, — прошептал Кадис, проводя вокруг соска кончиком пальца.

Лучи восходящего солнца окружали тело Мазарин золотистым ореолом. Бескрайняя пустыня наполнялась янтарным светом. Мазарин таяла в руках художника.

Кадис зачерпывал горстями песок и высыпал его на обнаженную ученицу, следуя за жарким ритмом пустыни. Золотая струйка щекотала ее кожу, лилась на шею, шелком скользила на грудь, наполняла пупок, вычерчивала на животе причудливые иероглифы страсти.

Кадис видел, что девушка готова ответить на его страсть. Ее соски отвердели, низ живота стал влажным.

Рассвело.

Кадис не останавливался. Струи горячего песка текли, текли и текли по горячему телу. Проникали в него... Раскрывали его. Мазарин хотелось кричать. Даже умирая от наслаждения, она не могла издать ни звука.

Кадис склонился над девушкой и принялся целовать ее медленно и нежно. Стоило Мазарин ощутить вкус его губ, и цепи, сковавшие ее сердце, рухнули. Ей хотелось говорить, кричать, молить: продолжай, не останавливайся. Но слова падали в никуда, словно песок из рук учителя. Ее тело, омытое благословенными водами, чистое и горячее. Ее тело, очерченное его руками. Ее тело теперь принадлежало не ей, а тому, кто его пробудил. Все остальное не имело значения. Пусть приходит... Пусть возьмет ее и выпьет до дна, поглотит ее и уничтожит.

Он не остановится. На этот раз не остановится.

В душе Кадиса разгоралось пламя.

Довольно взглядов и ласк. Довольно любовных ухищрений.

Он добьется своего даже ценой собственной жизни. Даже если потом он исчезнет... Рассыплется в прах.

Солнце поднималось все выше, из глубины пустыни налетел колючий ветер. Кадис резким движением раздвинул Мазарин ноги и вошел в нее.

Ее глубины разомкнулись, открывая ему дорогу.

Мазарин пронзили боль и наслаждение. По ее щекам побежали слезы. Объятия Кадиса были мучительно, невыносимо жаркими. Она плакала, и он плакал вместе с ней. Рыдания, борьба, снова и снова, боль, наслаждение, боль, наслаждение, наслаждение, наслаждение, наслаждение... С губ Мазарин сорвался вопль, и Кадис его услышал.

Она вернулась к жизни.

78

Паскаль увидел их издалека. На вершине озаренного солнцем холма возникли две белые фигурки. Он сразу догадался, кто это может быть, хотя Мазарин ушла из лагеря в черной тунике.

Паскаль обрадовался. Он хотел броситься навстречу, но ступни увязли в песке. Ветер взметнул в небо клубы золотистой пыли, не давая как следует разглядеть идущих по склону людей. Паскаль побрел к холму, крича во все горло: — МАЗАРИИИИН... КАААДИС... Никто не отзывался. Интересно, куда они ходили? Паскаль шагал навстречу невесте и отцу, но расстояние между ними не сокращалось. Чем ближе он подходил, тем дальше они оказывались. Таково было коварство пустыни; пространство уменьшалось и растягивалось по собственной воле.

Через десять минут Паскаль оказался прямо перед девушкой и художником. Они стояли к нему спиной, и Кадис обнимал его невесту за плечи. Неужели ему послышалось? Или в гулкой тишине пустыни действительно звучал голос Мазарин?

Паскаль снова позвал, и на этот раз Кадис обернулся.

Что же теперь?

Сын спешил к нему, радостно улыбаясь.

— Родная... — Паскаль обнял Мазарин. — Поверить не могу, ты снова говоришь. Ты понимаешь, что это означает? К тебе вернулся голос. Похоже, мой отец сотворил чудо.

Мазарин рассеянно уткнулась в плечо жениха. По ее телу еще пробегала, постепенно затихая, дрожь пережитого в песках неистовства.

Кадис махнул рукой и побрел в сторону лагеря.

— Не уходи, — окликнул отца Паскаль. — Мне не терпится узнать секрет.

— Я устал, сын. Очень устал. Если ты не возражаешь, мы поговорим позже... — Он посмотрел на Мазарин. — Тебе тоже нужно отдохнуть, малышка. Это была очень долгая ночь.

Паскаль поглядел на невесту, и она вдруг показалась ему очень печальной.