Персональный детектив - Владимир Валерьевич Покровский

Ему хотелось есть, спать и ничего не предпринимать.

Тогда из «исповедальни» донесся голос. Мягкий такой, доверительный тенорок.

– Господин Уолхов! У вас, кажется, возникла во мне нужда?

Дон вяло выругался.

– Нет, я серьезно. Надо же как-то объяснить нашу изоляцию, а все идет к тому, что только я могу это сделать.

– Не надо ничего объяснять. Открывай планету и вызывай Космопол. Скажи, что здесь беглый преступник. Вообще все скажи.

После вежливой паузы моторола сочувственно вздохнул.

– Все-то вы торопитесь, господин Уолхов, грехи свои искупать. А игра только начинается. Крупная игра, интересная! Я вот тут текстик набросал для заявления.

– Какого еще заявления?

– Как же? Заявление всем заинтересованным. В котором я объясняю, почему закрыта планета.

Дон начал злиться. Моторола слишком уж горячо и настойчиво поддерживал его.

– Я же сказал – открывай ее, и дело с концом!

– Чувствую, вы не любите с бесплотным голосом разговаривать. Я сейчас…

Дон хмуро повернулся к «исповедальне». Оттуда как раз выходил цветасто одетый улыбчивый юноша с кремовым листком бумаги в руках.

– Что тебе еще надо? За все, что я натворил, отвечу. Мне не нужны твои консультации.

– Что вы, господин Уолхов, я никому не навязываю своих консультаций. Я, наоборот, прошу консультации у вас. Вот, послушайте!

– Ты мне надоел. Оставь меня в покое.

– Список рассылки мы обсудим потом, а вот текст.

Он дальнозорко отодвинул бумагу от себя подальше, горделиво откинул голову и начал читать текст заявления, составленный на самом бюрократическом из всех бюрократических волапюков. Суть заявления была запрятана где-то ближе к концу и сводилась к следующему:

«Город Париж‐100, являющийся единственным и суверенным собственником и распорядителем собственности под названием „Планета Париж‐100“, закрывает доступ к этой собственности на определенное Конституцией Ареала, а также законами, приведенными в Приложении 4/3, неопределенное время по внутренним причинам медицинского характера и заверяет всех заинтересованных юридических и физических лиц, что их интересы…»

«Внутренние причины медицинского характера» – термин, к которому дипломаты прибегают, когда имеют в виду опасную эпидемию. Тавтология «суверенный собственник» тоже была исполнена глубокого смысла, подробная расшифровка которого слишком специальна, чтобы приводить ее здесь, но если вкратце, то это выражение следовало понимать как «не лезь в мои дела, я разберусь с ними сам».

Когда тридэ добрался до последней точки, Дон оценивающе причмокнул губами.

– Здорово составлено!

– Правда? – расцвел тридэ. – Мне тоже так показалось.

– Только отсылать не надо. Я в эти игры больше не играю. Последний раз повторяю, для самых непонятливых – открывай планету, и баста!

Тридэ с гениально разыгранным изумлением приподнял левую бровь, потом то же самое проделал и с правой.

– Мне кажется, это вы не понимаете, дорогой господин Уолхов. Планета закрыта. А заявление, которое вы только что с таким энтузиазмом одобрили, я тут же и отослал. Согласитесь, не могу же я, выступая в роли представителя целой планеты, рассылать важные официальные заявления, а потом сразу их отзывать. Существуют правила, протоколы, так просто не делается в высокой политике. Вы даже не представляете, к какому нежелательному резонансу…

У Дона что-то повернулось в мозгу, и он понял. Еще не имея ни одного уличающего свидетельства, он разгадал главную тайну моторолы. Как разгадал, не спрашивайте. Скорее всего, обыкновенная интуиция. Но как только догадка оформилась в слова, он свято в нее уверовал.

Он понял, что моторола из-за этой главной тайны откроет планету только тогда, когда добьется своих пока неизвестных целей. Он понял, что ни один дон не покинет планету, пока эти цели не будут выполнены. Что ему самому, скорее всего, вообще никогда отсюда не выбраться. Что моторола уже захлопнул ловушку. Что осталось одно – сражаться.

И как только он это понял, тридэ преобразился. Теперь это был зрелый семидесятилетний мужчина в комбинезоне для дуэлей и светских раутов. С язвительным ртом и опытными, остро режущими глазами.

– Я всегда восхищался вашим умом, господин Уолхов, – произнес мужчина жестким дикторским баритоном. – А вы никогда моего восхищения не ценили.

– Ты знаешь мое отношение к моторолам.

– И ко мне в частности. Нам предстоит интереснейшее сражение. Я заранее предвкушаю радости, которые оно мне доставит. Смею надеяться, что и мои действия изрядно вас удивят.

– Сомневаюсь, – проскрипел Дон.

– Удивят, чтоб мне провалиться!

И, вспыхнув синим гудящим пламенем, тридэ действительно провалился.

Дон тяжело поднялся, оперся кулаками о стол и в такой странной наклонной позе стоял довольно долгое время. Потом достал мемо.

– Мне нужно как можно больше людей. Собирайте сюда кого только сможете. И отключите, наконец, моторолу от магистрата!

Веселая шутовская рожа выглянула из темной «исповедальни», повисела в воздухе безо всякой поддержки, подмигнула Дону и резво убралась обратно.

– Итак, это случилось, – ни к кому не обращаясь, произнес Дон.

Случилось то, о чем он так часто предупреждал. То, чего, как его в ответ убеждали, не могло случиться вовсе. Очень убедительно убеждали.

Но это случилось.

Моторола обезумел.

Дону Уолхову было свойственно ошибаться. Говорят, он был в этом не одинок.

Вся наша с вами беда в том, что мы слишком горды. Это, конечно, не относится к тем, кто чрезмерной гордостью не грешит, – их главная беда в том, что они слишком в себе не уверены, так что получается то на то. А мы… мы слишком много о себе понимаем, чувственно мы не подготовлены думать о себе ниже, чем думаем. И когда на нас накатывает наш персональный час гнева, мы делаем все, чтобы не упасть в собственных глазах. Мы в такой час склонны принимать поспешные самоубийственные решения, из которых самое убийственное – как следует укрыться от проблем в непрошибаемой скорлупе собственного превосходства. Оттуда мы разим цели несущественные или несуществующие, оттуда, всесильные и решительные, во имя логики и, конечно, здравого смысла сокрушаем все, что к логике и здравому смыслу имеет хоть самомалейшее отношение. Несчастные, несчастные мы!

Открытие насчет моторолы застало Дона врасплох. Сколько бы он ни кричал в самых разных уголках Ареала, что моторолы по сути своей опасны, что они вполне могут сойти с ума, он подсознательно имел в виду, что такое сумасшествие возможно в принципе – когда-нибудь, где-нибудь, в какой-нибудь очень далекой реальности. Когда же это произошло в реальности самой что ни на есть реальной, он растерялся. Конечно, он знал, что моторолу можно «подвывихнуть» – ему не раз удавалось это и самому, но тогда он точно знал, в чем состоит «вывих» и как с ним следует обращаться. Но он никогда не подозревал, что столкнется с моторолой, «вывихнутым» без посторонней помощи.

Растерявшись, Дон разозлился. А разозлившись, оказался готов