Как в кино - Юлия Александровна Лавряшина

уже вернулась и шаги ее просачивались в тонкую щель под дверью.

Конечно, она поняла, что брат привел меня в их дом, ведь в прихожей висела моя зимняя куртка с “псиной” на капюшоне, как выразился Ром. На самом деле это искусственный мех невообразимого цвета… На новое осеннее пальто, в котором Ром окрестил меня «мадемуазель Бонасье», мы с бабушкой разорились еще до ее инсульта, соседка недорого взяла за шитье. А куртку я ношу с девятого класса, хорошо, что не выросла ни на сантиметр.

Из-за этого Ром называет меня “маленькая моя”, и в его голосе звучит нежность, какой я и не подозревала в нем. Открываю его, как загадочный континент, к которому всегда стремилась, хоть и не знала наверняка, существует ли он. Такой прекрасный и полный тайн…

Сейчас он задремал, а я пытаюсь записать свои ощущения, хотя словами их не передашь.

Надеюсь, бабушка не осуждает меня за то, что я с головой окунулась в любовь, хотя должна скорбеть. И ее уход действительно оглушил меня болью, потому в каком-то беспамятстве я и позвонила Лизе… Но постепенно пришло осознание, что бабушка покинула меня уже давно, когда перестала быть собой – той умной, проницательной, сильной женщиной, которая вырастила меня в одиночку, приучила читать и заставила поверить в себя. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, жизнь после инсульта стала для нее мукой мученической, ведь ей все еще хватало ума понять, насколько она изменилась. И если рассуждать так, то смерть стала избавлением, и надо принять ее, не гневаясь.

Тем более душа бабушки сейчас спокойна за меня: я не осталась одна. Я верю Рому, как самой себе. Тому самому Рому, который открылся мне только сегодня, и это стало последним проявлением бабушкиной любви, ее прощальным подарком, ведь он мог бы и не прийти, если б не ее смерть. Никогда. Был уверен, что вызывает у меня чуть ли не отвращение, ведь я отдернула руку, когда он пытался пожать ее, явившись ко мне с похмелья.

А меня в тот момент так и пронзило узнаванием: “Мой человек!” Желанный…»

– Ты не спишь?

Приоткрыв один глаз, Роман смотрел на нее, улыбаясь, и Ася тут же бросила блокнот, потянулась к этой улыбке, от которой у нее замирало сердце. И все еще казалось невероятным, что она вправе касаться его губ… Кто она такая, в самом деле?!

Поцеловать не успела. Требовательный стук в дверь заставил ее отпрянуть и рывком натянуть одеяло. Роман скривился:

– Что там еще?! – и крикнул: – Сейчас!

Наспех одевшись, он вышел из комнаты, не позволив сестре разглядеть Асю, оставшуюся в постели. Но, едва дверь закрылась, она вскочила и торопливо принялась натягивать одежду. Отчего-то к лицу прихлынула жаркая волна, хотя она уговаривала себя, что стыдиться нечего, они оба взрослые, свободные люди. Почему же сердце вдруг начало колотиться, как в лихорадке, и захотелось выпрыгнуть в окно и убежать? Что такого Лиза может сказать брату? Упрекнет в том, как быстро он забыл Варю? Так вовсе не быстро… Больше года прошло. По всем законам, человеческим и церковным, Ром имеет право начать новую жизнь. Неужели его сестра не порадуется тому, что траур души окончен?

Одевшись, Ася заправила постель и растерянно огляделась. Когда они только пришли, ей было не до того, чтобы осматриваться, а сейчас нужно было чем-то занять себя. Большое пространство (здесь поместились бы две ее комнатки!) было поделено на непосредственно спальню, где стояла двуспальная кровать, обрамленная светильниками, напоминающими прожекторы съемочной площадки, и комнату для отдыха с мягкими креслами, современными торшерами и овальным стеклянным столиком между ними.

Больше всего порадовало, что на столике лежала раскрытая книга, и Ася направилась взглянуть на обложку, но в этот момент дверь открылась, и Ром заглянул в комнату.

«Она его ударила?!» – ужаснулась Ася, только увидев его красное, злое лицо.

Убедившись, что она одета, он распахнул дверь пошире и вошел. За его плечом маячила Лиза. Ее взгляд показался Асе недобрым.

– Что случилось?

Роман с такой яростью мотнул головой, будто Асин голос резанул его слух. Но произнес почти спокойно:

– Где ты была, когда я не мог найти тебя?

– А ты меня искал? – удивилась она.

– Где ты была?

– В Дагестане.

В тот же миг Ася поняла, как это звучит и под каким соусом все преподнесла ему сестра. Откуда она узнала? Не мог же Антон…

– С кем?

– С нашим общим соседом. Антон решил, что мне, как писателю, необходимо увидеть Сулакский каньон.

Не показываясь из-за спины брата, Лиза издала смешок:

– Писатель!

Роман двинул ее локтем:

– Помолчи.

У Аси уже так шумело в ушах, что она еле расслышала свой голос:

– Что происходит?

– Почему ты не сказала мне?

– А это важно? Мы еще о многом не рассказали друг другу…

– Ты летала с другим мужчиной…

– Каким мужчиной? Он же старый!

Его сестра выступила вперед:

– Не настолько, чтобы не влюбиться в тебя.

– Это его дело! – отрезала Ася. – Может, он и влюбился. Но я к нему отношусь только как к… читателю. Разве читатель не может сделать писателю подарок?

– Прекрати называть себя писателем, у тебя вышла всего одна книга! – возмутилась Лиза.

– Количество имеет значение?

Дернув брата за рукав, Лиза проговорила с ожесточением, природы которого Ася не могла понять:

– Не верь ей. Она прикидывается невинной, мол, Антон влюбился и все такое… Но ты же знаешь: сучка не захочет – кобель не вскочит.

Асе показалось, что она ослышалась. Разве Лиза могла произнести такое?!

В коленях возникла дрожащая слабость, и Ася едва не села на кровать. Но почему-то ей показалось, будто теперь она не вправе этого сделать. Постель еще хранила следы того, что таяло на глазах, создавая марево, мешавшее разглядеть настоящее лицо Романа. Видна была только чужая, озлобленная личина Амарока…

Скривившись от досады, он подтолкнул сестру к двери:

– Дай нам поговорить.

– Не дам! – выкрикнула Лиза ему в лицо. – Эта дрянь опять заморочит тебе голову! Она переспала с Антоном, теперь с тобой. Этой маленькой пиявке лишь бы присосаться к кому-то.

– Да пошли вы. – Ася произнесла эти слова, точно сплюнула.

Пройдя мимо них (краем глаза заметила, как Лиза вцепилась в локоть брата, чтобы он не бросился следом), Ася схватила со стула свою сумку, быстро сбежала по лестнице, рывком натянула сапоги, схватила куртку и выскочила во двор. Оделась уже на ходу, не пряча лицо от мелкого злого дождя, который явно намеревался стереть чистый снег с лица земли.

От обиды трясся подбородок и кривился рот,