Монашество и монастыри в России XI‑XX века: Исторические очерки - Коллектив авторов

Посмотрим, что значит в понятиях императрицы «несколько Меньше». 26 февраля 1764 г. был издан знаменитый указ о церковных штатах, который подвел итог усилиям правительства по нацио- иализации монастырских имуществ. Все имения, принадлежавшие Святейшему Синоду, епархиальным кафедрам, монастырям и приходам, окончательно передавались Коллегии экономии. В ее ведение поступило и более 910 тысяч монастырских крестьян (имеются в виду только ревизские души, т. е. лица мужского пола, не считая членов их семей)[623].

Для содержания церковных учреждений, в том числе монастырей, ранее владевших большим или меньшим количеством земли, государство выделяло определенную сумму — пропорционально количеству национализированной земли. Так сформировались знаменитые «монастырские штаты», определявшие, во–первых, число монастырей, получавших ежегодное государственное содержание, размер этого содержания (соответственно одному из трех вводимых «классов») и, наконец, число иноков в монастыре каждого класса.

Число обителей в стране резко сокращается. Многие монастыри либо закрывались, либо соединялись с другими. Определенное число их было, как говорится, «вынесено за штат», т. е. им дозволялось продолжать свое существование, но без какой‑либо государственной поддержки. Справедливо отмечалось, что подразделение обителей на штатные и заштатные подрывало основу монастырского устава.

Будучи логическим завершением государственной политики в отношении к Церкви, завещанной Петром Великим, секуляризация 1764 года предопределила, в свою очередь, последующие особенности жизни и развития русских монастырей. Историки удивляются, что монашество, в одночасье лишившееся главных источников не только своего существования, но и способов влиять на духовное и нравственное состояние народа, не обнаружило в 1764 г. и позже какой‑либо действенной оппозиции. Скажем честно, после откровенно репрессивных мероприятий царского правительства в царствование Петра I и Анны Иоанновны, говорить о возможности какого‑либо церковного или монашеского протеста, все равно, что требовать такого протеста от священноначалия Русской Церкви в советскую эпоху. Тем не менее, отдельные проявления духовного сопротивления все же имели место. В первую очередь нужно назвать дело митрополита Арсения (Мацее- вича), ныне канонизованного, поплатившегося не только свободой, но и жизнью за верность церковным канонам[624]. Протестовал против закрытия монастырей и митрополит Тобольский Павел (Конюскевич).

Но вернемся к статистике. Церковные штаты, введенные Екатериной II, определяя норму численности монастырей и монахов, вместе с тем не представляли собой замкнутой системы, не подверженной какой‑либо динамике и отклонениям. 1764 год не может быть признан ни начальной, ни конечной точкой процесса сокращения обителей. Начало, как мы уже говорили, было положено Петром Великим в самом начале столетия, продолжалось ^се закрытие тех или иных монастырей практически до середины XIX в. Всего за синодальный период (с 1701 г. до середины XIX в.) было закрыто 822 монастыря, т. е. две трети из числа существовавших к началу преобразований.

Согласно таблицам, приведенным в книге И. К. Смолича «Русское монашество», прослеживается следующая динамика.

Итак, в 1764 г. после секуляризации оставалось в Великорос- сии 226 штатных и 161 заштатный монастырь, всего 387 (не считая Сибири и Украины). Справедливости ради следует отметить и тот факт, что несколько монастырей были возобновлены или вновь основаны уже в том же XVIII столетии. (По подсчетам И. К. Смолича, 18 мужских и 4 женских. См. также статистику Григоровича)[625].

Согласно законодательному акту от 26 февраля 1764 г., в монастырские штаты были записаны: 2 Лавры (Александро–Невская и Троице–Сергиева), 156 мужских монастырей (15 — первого класса, 41 — второго и 100 третьего) и 67 женских (соответственно: 4, 18 и 45 обителей).

Содержание, которое они должны были получать от казны, устанавливалось в следующих размерах:

Всего, на 225 штатных монастырей должно было прийтись 207 750 руб. 40 коп. государственной субсидии, тогда как до рефор. мы одного только крестьянского оброка с отобранных вотчин Церковь получала 1 366 229 руб., не считая иных вотчинных доходов[626].

После 1764 г. было издано несколько новых указов, которые несколько улучшили положение православных обителей. Уже в царствование Екатерины II разрешалось как открывать новые, так и возобновлять прежние монастыри — разумеется, каждый раз с ведома и разрешения высочайшей власти. Император Павел существенно смягчил законодательство 1764 г. В 1797 г. монастырям разрешено было увеличивать до 30 десятин остававшиеся у них земельные наделы, заводить мельницы и рыбные пруды. В то же время изменено было и штатное содержание монастырей, повышены — почти вдвое — выплаты на содержание братии, даже заштатные монастыри стали получать от казны по 300 рублей ежегодно.

Следует сказать, что церковная политика Екатерины II, хотя и не может быть признана сколь‑нибудь благоприятной в отношении Церкви и монастырских владений, тем не менее является своего рода «средней линией» по сравнению с пожеланиями крайних апологетов национализации и истребления монашества.

В РГАДА хранится записка светлейшего князя Г. А. Потемкина- Таврического «О монастырях», поданная на Высочайшее имя в октябре 1786 г. Поскольку записка никогда не публиковалась, а между тем представляет большой интерес с точки зрения выработки церковной политики Екатерининского царствования, позволим себе привести из нее наиболее существенные абзацы, сохраняя при этом орфографию подлинника.

Пытаясь изложить кратко историю возникновения православного монашества и противопоставить условия первоначального устройства обителей современному их состоянию, светлейший пишет: «Первые монастыри завелись в Египте от сект жидовских, как то ес- сеян, терапемптов и протчих, живущих обществами, кои, перейдя в христиане, подали образ общежительства, и сие было началом кино- витов, умножившихся наконец по причине гонений. Из них наблюдающие строжайшие правила учинились отшельниками и положили начало ермитов, а когда пресеклись гонения, тогда показались монастыри между жилищами, завися от своих лавр, при дорогах находящихся. Правило сих монастырей большею частию было аскетическое, то есть трудническое, из всех обществ тогда монастырских полезнейшее. Они не только питались от своих трудов, но и содержали всех приходящих туне, снабжали нищих и наблюдали таким образом Евангельское странноприимство.

Наконец, в больших городах, а именно в Цареграде, появились акомиты — неусыпающие. Обителей сего имени монахи попеременно продолжали пение в храме и по нужде беспрерывной молитвЫ размножили оныя акафистами, разными канонами молебными и множеством нелепых уставов, вознося моления больше к твари, а еще постыднее, к иконам, нежели к Богу, в противность учения Господа Цисуса Христа. Наконец, в Афонской горе явились антузиасты — зрители Фаворского света, споря до сумасшествия, что свет сей вещественный или только кажущийся, и о сем был собор в Цареграде в час тот, когда Магомет Вторый завоевал и город, и империю»[627].

Остановимся. Не будем пытаться исправить здесь всех фактических ошибок, допущенных Г. А. Потемкиным в изложении истории монашества. Достаточно сказать, что акомиты появились в Константинополе в том же IV столетии, что и «трудническое» монашество в египетской пустыни, а Собор о Фаворском свете состоялся в Константинополе ровно за сто лет до последней осады и взятия города турками. Важнее отметить общий пренебрежительный и обличительный тон, который роднит данный документ с соответствующими антимонашескими выпадами Петра Великого[628].

Переходя к истории православной России, Потемкин в том же развязном тоне пишет: «К нам вошло монашество из Афонской горы ни в честь закону, ни в пользу людям, ибо народ наш, присоеди- ня к тогдашней грубости ханжество и лицемерие, смешанное с упрямством, был источником ложных чудес и вредных оснований, Слава Богу, не допустившему Россию к участи греков».

Окончив исторический экскурс, светлейший переходит к программе реальных действий относительно монастырей. «Презрение мира не зависит от обетов. Кто убежден в совести о суетности его, тот сердцем монах, а не по монастырю. Собрание монахов по образу нашему есть собрание тунеядцев, стыд церкви и общество пияниц. Я не спорю, что людям, наскучившим жить в мире, бывает удовольствием отлучение от него, и что есть такие, кои по добродетели избирают монашескую жизнь, ведя себя богоугодно, но таковых столь мало, что едва наполнят один монастырь. Я полагаю во всем государстве для прямых монахов довольными: монастырь Нилов (имеется в виду Нило–Столобенская пустынь), Саровскую пустынь и Соф- рониеву (имеется в виду монастырь, переданный в 1779 г. по ходатайству Г. А. Потемкина ученику Паисия Величковского старцу Софронию с братией, приведенной им из Молдавии), с строгим наблюдением монашеских правил, дабы меньше было охотников.